Собаки шли по следу до самого заката. Навряд ли сумерки остановили бы охотничьих псов, но для людей дальнейшее преследование представляло большую опасность – Золом-чо¹ с наступлением ночи становился сильнее, быстрее и кровожаднее, чувство вечного голода пересиливало стремление добраться до Черной горы, и он превращался из жертвы в охотника. Ночью идти по следу Золом-чо смерти подобно.

Егдэ взмахнул рукой и очертил над головой круг, командуя привал. Охотники зароптали.

– Что это значит, Егдэ? – строго спросил один из них, Надыга, по прозвищу Змеелов. Самый опытный и уважаемый охотник племени. – Нужно возвращаться в стойбище. Здесь нельзя оставаться, Золом-чо опасен ночью.

Егдэ мрачно посмотрел на Змеелова.

– Мы почти нагнали её. Передохнем и продолжим погоню перед рассветом, пока солнце не выглянуло из-за Сихотэ².

– Золом-чо, придет за нами. Ночью его не одолеть, – настаивал Надыга. Остальные охотники поддержали его глухими бормотанием, но в открытую пока не высказывались. Авторитет вождя нелегко поколебать.

– Начертим защитный круг, не в первый раз. – Егдэ указал на самого молодого из них, щуплого мальчишку в меховой парке, обшитой раковинами и хвостами белок. – Внук шамана, Сэрди, теперь сам шаман. Он сотворит заговор против людоеда.

Все посмотрели на юношу. Его посеревшее от страха лицо не внушало уверенности вождя.

– Он молод и неопытен. Ты хочешь доверить наши жизни ученику?

– Чем дольше мы спорим, тем быстрее сгущаются сумерки, тем сложнее поставить защиту.

Егдэ говорил спокойно, сдерживая закипающий внутри гнев. Охотники нужны ему, одному не справиться с Золом-чо.

Надыга отступил на шаг назад. Снег скрипнул под ногами.

– Ты спятил от горя, Егдэ, дальше пути нет – ты знаешь это сам. Чёрная гора уже рядом. На рассвете Золом-чо взойдет на вершину и превратится в Онку³. А мы все умрем.

Быть вождем легко, когда царит мир и спокойствие, в лесах полно дичи, а реки полнятся рыбой, когда сезон дождей слаб и не пробуждает дикого Сунмуни⁴, сметающего на своём пути не только поселения удэгэ⁵, но даже леса и скалы. Очень просто править сытым довольным племенем. Но что делать, когда страх превращает бывалых охотников в трусов, боящихся собственной тени?

Егдэ глубоко вздохнул.

– Мы приманим его сюда, он будет кружить вокруг лагеря, пытаясь добраться до нас. Жажда крови затуманит его голодный разум, и он прозевает рассвет. Потеряет силы. Тут мы его и схватим.

– Он? – Надыга указал на юного ученика шамана. – Ты на него надеешься, Егдэ? Да он не прошел даже посвящения! Он нам не защитник.

Охотники загудели громче, одобрительно, поддерживая мнение Змеелова.

Ещё вчера Егдэ и сам бы смеялся над мыслью доверить свою жизнь шаману-недоучке, да и не было необходимости в таком опрометчивом поступке.

До вчерашнего вечера.

Старый шаман умер во время ритуала, не завершив его. Не успев до полуночи приготовить мертвеца к вознесению в светлый дом, он тем самым открыл врата в мир демонов и позволил злому духу завладеть телом. Золом-чо, разорвал оковы, похитил ребенка и бежал в лес, оглашая окрестности диким злобным хохотом. В это время ученик шамана, сопливый Сэрди, мирно спал в углу хижины, очевидно сломленный злой магией, в то время как должен был перенимать знания от своего деда, помогать ему и быть готовым в любой момент завершить ритуал, если бы что-то помешало сделать это. Юнцу здорово повезло, что Золом-чо не обратил на него внимания или просто не заметил, движимый другой жаждой. Любой, кто попадается злому духу, мечущемуся в ночи, сложно позавидовать. Когда Золом-чо ищет вместилище своего будущего Онку, он убивает всех на своем пути.

Егдэ постарался придать выражению своего лица самый суровый и уверенный вид. Взглянув на юного шамана, он громко сказал:

– Я верю в него!

Сэрди поднял склоненную от стыда голову и с удивлением посмотрел на вождя, в глазах мелькнул огонёк надежды. К сожалению, уверенность вождя не произвела на охотников должного впечатления и Змеелов покачал головой.

– Мы оставляем тебя наедине с твоим горем, Егдэ. Пусть Куай^ охранит тебя, но мы возвращаемся. Ты и сам знаешь, что мы не должны были преследовать Золом-чо за пределами нашего стойбища.

Егдэ окинул взором своих товарищей, пытаясь в лицах разглядеть силу воли, готовность бороться до конца, верность своему вождю, в конце концов, но встречал лишь понурые испуганные взгляды, глаза, смущенно опускавшиеся долу, даже копья согнулись как гнилые тростинки в нетвердых руках охотников. Нет, уговаривать их не имеет смысла. Страх перед Золом-чо сильнее любых слов и увещеваний.

– Уходите, – сказал Егдэ. – Но поторопитесь, солнце зайдет очень скоро. Кто знает, может Золом-чо пожелает догнать более легкую добычу.

Он не хотел пугать своих людей, и все же не удержался чтобы не укорить их в трусости. Получилось хуже некуда. Поднялся испуганный гомон, охотники обеспокоенно вертели головами и указывали на стремительно опускающееся за лес солнце. Послышались голоса, требующие немедленно возвращаться в стойбище.

– Пойдем с нами, вождь, – предложил Надыга, но Егдэ отмахнулся.

– Уходите. Моя беда не коснется вас.

– Ты напрасно погибнешь.

– Ты был прав – это моё горе, и только мне принимать его или бороться с ним.

Змеелов поджал губы, несколько мгновений смотрел на вождя исподлобья, потом кивнул и, резко повернувшись, махнул рукой, призывая охотников следовать за собой.

С сожалением, понимая, что видит своих соплеменников, среди которых немало родственников, в последний раз, Егдэ закусил губы, сумев сдержать возглас разочарования и обиды.

Люди уходили по своим же следам, торопясь как можно скорее покинуть опасный лес. Они знали, что Золом-чо не станет преследовать их, потому что насытиться кровью оставшегося позади вождя.

Егдэ провел рукой по лицу, стирая налипшие снежинки, успевшие растаять от тепла тела и тут же замерзнуть на холодном ветру – близость моря нагоняла крепкий морозный ветер. Один на один предстояла ему схватка с демоном…

– Вождь, я могу начинать готовить защитный круг?

Тонкий мальчишеский голос оказался полной неожиданностью для удэгэ. Обернувшись, он с удивлением увидел стоявшего неподалеку Сэрди, ученика мертвого шамана.

– Ты? Почему не ушел с остальными?

Юноша пожал плечами.

– Я виноват в том, что Золом-чо проник в общину. Я проспал. Мне нужно исправлять. Кто кроме меня выгонит Золом-чо?

Вождь удэгэ усмехнулся, но сделал это по-доброму, с мягким весельем в глазах:

– А ты знаешь как?

– Конечно. Об этом дедушка Займа твердил не переставая. О том что мне суждено встретится со злым духом и сразиться с ним. Раньше мне казалось, что эти рассказы больше похожи на бабшкины сказки, да и слишком уж часто повторяются, и злился, а теперь понимаю – дедушка знал, что придет этот час.

– Он видел будущее?

– Теперь я уверен, всё о чем он рассказывал – правда. Дедушка всегда повторял, что как только он увидел Бологэ, так сразу же понял, что нужно готовиться к самому худшему.

Егдэ нахмурился.

– О чем ты говоришь, мальчишка?! Причем здесь Бологэ?

– Дедушка сказал, что она пришла из другого племени.

– И что с того?

– Не знаю. Меня тогда и на свете не было. Дедушка рассказывал, что она появилась в нашем стойбище маленькой девочкой, что принесли её лесные духи и подбросили нам. И что кожа у неё была белее самой яркой луны. А то, что приносят духи, рано или поздно, они требуют назад.

Егдэ отвернулся, пытаясь скрыть дикую ярость в глазах и скрежет зубов.

– Делай свое дело шаман, – бросил он сквозь зубы – Раз остался, покажи, чему научил тебя твой дед.

Бологэ… Он и сам был тогда лишь юношей. Только-только ступил на одну охотничью тропу с отцом и братьями, пушок едва прорезался над верхней губой. В тот день он вернулся с богатой добычей: десяток шкурок соболей и куниц, и ни одной порченой. Для молодого охотника – это большая удача. Никто не сомневался, что всё племя будет чествовать юношу, не давая прохода. Но когда охотники зашли в стойбище оказалось, что все жители собрались на окраине поселения, а на них никто не обращает внимание.

В тот день вождь племени принес из леса ребёнка. Девочку лет пяти. Со светлыми волосами, необыкновенно белой кожей и синими глазами, необычными среди народа удэгэ. Никто не знал откуда она появилась, а шаман сказал, что духи леса принесли дар племени и теперь они обязаны заботиться о ней. Вождь взял девочку к себе в дом, и она росла вместе с остальной ребятней, ничем от них не отличаясь: также ела похлебку, также бегала между фанз^, играла с детьми, смеялась если было радостно, плакала в печали. Через десять лет она выросла красивой девушкой и Егдэ попросил её в жены, и старый вождь не отказал….

С заунывным пением ученик шамана обходил по кругу старый огромный кедр выбранный Егдэ в качестве места привала, тряс маленьким бубном и сыпал с кончиков пальцев какой-то порошок.

Солнце моргнуло последним лучом и скрылось за вершинами гор, темнота мгновенно окружила со всех сторон и Егдэ, проклиная себя за медлительность, принялся остервенело рубить старые ветви и сучья, чтобы разжечь огонь. Золом-чо не любит свет, не любит жар костра, но не очень-то всего этого боится, если шаман не успеет или не сможет поставить защитный круг, огонь лишь ненадолго задержит злобного духа.

К счастью, костер запылал с первой попытки, а шаман ознаменовал завершение ритуала громким вскриком и глухим ударом в бубен. Подойдя к костру, он бросил щепотку порошка в огонь, заставив пламя взвиться до самого неба. Егдэ по-новому, с уважением, глянул на юношу – похоже дело своё он знает – сам же покрепче сжал рогатину и проверил легко ли из-за пояса выходят топорик и нож; лук и колчан со стрелами положил перед собой на ствол поваленного дерева.

– Ритуал закончен, вождь, – сообщил Сэрди, растянув на лице счастливую улыбку

Егдэ внимательно всмотрелся во мглу, пытаясь разглядеть среди мрачных черных силуэтов деревьев какое-нибудь движение. Но лес хранил молчание и словно оцепенел в предвкушении. Хорошо, что вчера выпал свежий снег, по белому хрустящему покрывалу трудно подобраться незамеченным.

– Ты когда-нибудь встречал Золом-чо? – спросил Егдэ.

– Нет, только слышал от дедушки. Он рассказывал, что однажды Золом-чо уже приходил в наше стойбище. Я тогда только родился и ничего не помню.

– Я помню, – глухо произнес Егдэ. – Золом-чо завладел телом твоего отца и украл тебя. Хотел унести на Пидан^ и превратить в Онку.

– Меня? – удивился юный шаман и на его испуганном лице заплясали отблески костра, словно мелкие злобные духи уже собирались проникнуть в него. – Дедушка ничего не говорил такого.

– Золом-чо убил сначала твоего отца, затем, завладев телом, убил и мать. Выкрал тебя из колыбели и громко кричал в ночи на своем демоническом наречии. Тогда мы не дали ему уйти – твой дед вовремя запечатал ворота, и мы поймали его.

В памяти мелькнули картины далекого прошлого: огни факелов в руках охотников, блеск острозаточенных наконечников копий и стрел, тяжелые топоры и дубины, вздымавшиеся в верх, и злое, темное существо, обеими руками обхватившее ребенка, дико кричащее непонятные слова, брызжущее пеной изо рта, прижавшееся к частоколу у дальней стены.

– И что потом?

– Изгнали злого духа прочь. – Егдэ отвернулся. – Пятнадцать лет после этого Золом-чо не появлялся.

…Набросили сеть. Затянули ремни. Вырвали ребенка из лап чудовища. А потом кололи и рубили, жгли огнем, крушили ударами дубин и топоров. Пока не стих последний стон….

Сэрди печально вздохнул.

– Это я виноват, – повторил он. – Это из-за меня ваша….

Чудовищный вой сотряс окрестности и прервал юношу. В миг побледнев, так что мог сравниться с белой кожей Бологэ, в пору её юности, Сэрди принялся шептать заговоры и трясущимися руками вытаскивать из-за пазухи четки.

Егдэ и сам почувствовал, как кровь застывает в жилах, а волосы шевельнулись на затылке, но он сдержал страх внутри.

– Не бойся, это цзагу – красные волки, – приободрил он испуганного шамана, – Золом-чо пытается нас напугать, сбить с толку.

– Никогда не слышал, чтобы волки так выли!

– Это не обычные звери, шаман. Злой дух заколдовывает их, заставляя себе служить, чтобы терзать людей.

– Откуда ты так много знаешь о духах? – задал справедливый вопрос Сэрди. – Это я ученик шамана, должен всё знать, а получается ты лучше меня разбираешься в силах, недоступных простым людям.

– Вождь должен знать всё.

Во мгле между деревьев метнулись тени. Егдэ перехватил рогатину двумя руками.

– Приготовься, – бросил он ученику шамана. – Сейчас они придут за нами.

– Но защитный круг….

– Круг остановит только духов, против зверей он бессилен.

– Но у меня нет никакого оружия!

Егдэ выхватил из костра головешку, объятую пламенем.

– Держись между мной и костром. Волки, пусть даже во власти Золом-чо, всё равно бояться огня.

В ночи раздавался визг и хриплое рычание, мелькали огни горящих от бешенства глаз – стая сжималась вокруг пристанища охотников. Огонь пугал хищников, но злая воля заставляла их сделать опрометчивый шаг. Наконец самый смелый зверь, не выдержав борьбы страха перед пламенем с колдовской силой, вынырнул из темноты прямо перед поваленным деревом. Егдэ видел сверкающие красными углями глаза и оскаленную пасть, полную слюны, капавшей на снег и, казалось, прожигавшей его до самой земли – проделки злого колдовства, заставлявшей животных идти на смерть.

Волк взвился над поваленным кедром и Егдэ ударил рогатиной в узкую грудь. Кованое лезвие вспороло густой мех и шкуру, пронзило сердце. С предсмертным визгом цзагу покатился в сторону и затих в кустах.

Страшный вой вновь потряс лес и разнесся по сопкам. Стая взбесилась. Волки метались среди деревьев, выли, скулили, ломали кусты, остервенело кусали друг друга и даже стволы вековых кедров, красная шерсть в отблески пламени казалась покрытой густой кровью. Егдэ содрогнулся – цзагу трудно было сосчитать, но точно не меньше нескольких десятков. Никогда он не видел и не слышал о такой большой стае – несомненно злая сила Золом-чо заставила животных прийти против своей воли в этот лес у подножия Черной горы, чтобы служить ему и убивать. Красные волки малы и по одиночке не опасны опытному охотнику, но, если они кинутся все разом – белого света не видать более.

– Кутэ^, кутэ!

Егдэ удивленно глянул на шамана. Тот размахивал головешкой и пискляво выкрикивал имя древнего духа.

– Что ты делаешь?

– Призываю хранителя нашего рода!

– Думаешь он услышит тебя в этот час?

– Кутэ всегда слышит, – не так уверенно проговорил юноша – дедушка говорил, что звать хранителя можно только в час беды.

Волки между тем набрались смелости и предприняли попытку новой атаки. Несколько цзагу ринулись в обход костра и, скуля от страха, попытались зайти с обратной стороны поваленного дерева.

– Бей их огнем! – крикнул Егдэ, а сам широко размахнулся рогатиной, поразив самого смелого цзагу в плечо. С визгом зверь отскочил назад в темноту, но на его место тут же встали ещё двое. Щелкая клыками, они устремились к людям.

– Кутэ! – заверещал шаман и ткнул ближайшего волка головней. Красная шерсть тут же вспыхнула как сухая трава, разнося по воздуху невыносимую вонь паленой шкуры. Цзагу заметался в снегу, но второй даже не обратил на него внимание и кинулся прямиком на подставленную рогатину. Егдэ с рычаньем дернул плечами и еще один труп отлетел в темноту.

– Ага! – вскрикнул он довольный ударом.

Красные волки ответили диким воем, и вдруг сразу пятеро метнулись к ним. Их было слишком много и Егдэ на мгновение растерялся – делая удар, он промахнулся, лишь слегка поранив одного из нападавших. Второго отшвырнул ударом древка, но понял, что не успеет нанести еще один точный удар и бросил рогатину, ставшую накоротке бесполезной. Цзагу впился в подставленное предплечье, обмотанное толстой выделанной шкурой, а в следующий миг Егдэ вонзил нож ему в шею.

Острая боль пронзила голень – один из цзагу прорвался и вспорол острыми, как иглы, клыками сапог, добравшись до плоти. Вскрикнув, Егдэ выхватил топорик и что есть сил опустил на череп врага. Брызнула кровь.

Позади раздался жалобный крик. Егдэ обернулся и увидел, как два волка повалили Сэрди на снег и остервенело рвут обшитую ракушками парку. Головня выпала из рук и зашипела, потухая в снегу. С ревом Егдэ бросился на помощь. Пинком отбросил одного, второго рубанул топориком.

Цзагу с визгом и воем разбежались по кустам под защиту тьмы.

Егдэ тяжело дышал, боль в ноге вдруг поднялась до бедра и дальше через позвоночник в самое основание черепа – всё-таки прокусил проклятый цзагу. Ученик шамана лежал в снегу, прижимая окровавленную руку к груди – клыки оставили на ней ужасные раны.

Ну вот и всё – еще одна волна и конец.

– Кутэ! - выкрикнул юноша из последних сил.

Напрасно, подумал Егдэ, ты зовешь духа. Ночью только Золом-чо имеет силу….

В отдаленных отрогах Сихотэ послышался рёв. Мощный протяжный, перекрывающий визжанье беснующихся цзагу. В один миг установилась звенящая тишина. Красные волки трусливо застыли в снегу, прислушиваясь к голосу хозяина леса.

– Кутэ, – совсем слабо повторил Сэрди и улыбнулся – Кутэ.

Тигриный рык раздался вновь, уже гораздо ближе, и в стае волков началась паника: звери метались и визжали: черная сила Золом-чо отступала, колдовские сети, опутавшие несчастных животных, рвались, и один за другим цзагу улепетывали в лес, в противоположную от гор сторону.

Через несколько минут лес снова очистился и погрузился в молчаливую тьму. Сколько Егдэ не вглядывался он не видел больше никакого движения – ни волков, ни тигра, так их напугавшего. Не было более слышно и его рычания. Неужели действительно дух леса спустился с гор защитить своих детей, а сделав дело – исчез?

Ученик шамана застонал и, как будто с удивлением, посмотрел на свою истерзанную, окровавленную руку. От боли кисть болталась, как рваный сухой листок на ветке зимнего дерева.

– Можешь подняться? – спросил Егдэ, но ответом ему был лишь затуманенный взор. Покачав головой, вождь взял юношу за ворот парки и подтащил к дереву, сам кривясь от боли в ноге, с усилием приподнял и прислонил спиной к стволу кедра.

– Не вздумай спать. Слышишь меня?

– Не могу… – тихо проговорил Сэрди. – Засыпаю.

– Нельзя! – Егдэ встряхнул его. – Золом-чо только и ждет, когда мы упадем сломленные усталостью и сном. Ночь пришла, и как только настанет полночь силы его удесятеряться, и он придет за нами. Надеюсь, твой круг защитит нас. Но если мы заснем – ничто его не удержит. Не спи! Держи глаза открытыми.

Егдэ зачерпнул пригоршню снега и растер лицо шамана. Острая колючая боль привела его в чувство.

– Кутэ….

– Нет больше Кутэ. Нечего на него надеяться. Он свое дело сделал и ушел. Теперь нам полагаться только на себя.

Сэрди заморгал глазами, словно собираясь расплакаться, и Егдэ разгневано встряхнул его.

– Не вздумай даже!

Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза, и наконец юный шаман кивнул головой.

– Да… да я смогу. Подними меня.

– Так-то лучше.

Егдэ напрягся и, превозмогая боль, поставил шамана на ноги. Шатаясь, Сэрди уперся спиной в дерево, левую, покусанную руку прижал к груди, а правой нащупал ожерелье из ракушек.

– Огонь, – сказал он.

Егдэ сначала не понял, о чем он говорит, и только заметив куда направлен взгляд шамана спохватился – костер, забытый в пылу схватки, догорал, и тьма подступила почти на расстоянии вытянутой руки. Уже не видны были деревья, где еще недавно метались красные волки, пригнанные злым колдовством Золом-чо.

– Ах-ты, совсем прогорел, совсем, – бормотал Егдэ подбрасывая сучья и ветки в угли. Обмороженная древесина не желала заниматься и ему пришлось встать на четвереньки и, набирая полную грудь воздуха, с шумом раздувать огонь. Сначала летели лишь искры, прожигая меховую оторочку на куртке охотника, но вот языки пламени взметнулись вверх и с треском разошлись по веткам. Свет вновь раздвинул ночную тьму, озаряя столпившиеся вокруг одинокого костра столетние кедры.

– Ну вот! Огонь снова с нами! – Егдэ радостно посмотрел на шамана, но тот застыл с выражением ужаса на лице и смотрел куда-то в сторону.

С замиранием сердца Егдэ проследил за его взглядом и сам обомлел от первобытного страха.

На самом краю призрачного светового круга, там, где пламя костра, то взметаясь вверх, то опадая, играло чудными неровными тенями, застыла человеческая фигура. Лицо скрывалось во мраке, но покрытое мертвецкой бледностью тело ни с кем нельзя было спутать.

– Золом-чо, – прошептал Егдэ.

Он схватил лук и стрелы и натянул тетиву. Лук привычно заскрипел, изгибаясь плечами почти вровень друг другу. Мягкое оперение стрелы приятно щекотало пальцы.

– Убей его, вождь! – услышал он крик шамана.

Егдэ видел наконечник своей стрелы, и застывшего в ночи людоеда. С такого расстояния он никогда не промахнется. Стоит только разжать пальцы….

– Чего же ты ждешь? Неужто забыл, как это делается мой милый, сильный как тигр, Егдэ?

Голос прошелестел в голове, как дуновение ветерка на склоне Сихотэ, так же неторопливо, протяжно, иссыхая в самом конце, на последнем вздохе.

Егдэ лишь один раз моргнул, а там, где только что стоял Золом-чо появилась женщина.

…Солнечного цвета волосы, белая, как лунная ночь, кожа, синие, необычные для народа удэгэ, глаза….

Он мужал, а она расцветала. Многие юноши готовы были перегрызть глотку друг другу из-за неё, соревновались и красовались как могли, предлагали богатые дары названному отцу, уговаривали и стращали, а она выбрала его.

– Ты только мой, храбрый и сильный, Егдэ, мой герой. Мой… мой… мой….

– Убей его! Вождь! Это обман!

Там, где стоял Золом-чо взметнулось облако снежной пыли.

– Тьфу, ты! – выдохнул охотник, отгоняя наваждение, и спустил тетиву.

Стрела, взвизгнув, рванула во тьму, как спущенная с поводка бешеная собака. Она должна была поразить злого духа точно в сердце, но лишь жалобно затрепетала, вонзившись в молодой кедр. Егдэ оторопело округлил глаза, но видел лишь тьму перед собой и ни намека на Золом-чо.

Напрасно он крутил головой – дух словно под землю провалился, а темнота насмешливо плясала дикими тенями в отблесках костра. Словно и не было никого. Егдэ вытер лицо тыльной стороной ладони и почувствовал, что, несмотря на зимний холод, пот катится по лбу, как будто он затопил фанзу среди лета.

– Кого ты потерял, мой храбрый Егдэ?

Снова она звала его, снова тревожила рассудок, и так едва державшийся на самой грани безумия.

Охотник тряс головой и бормотал под нос:

– Тебе не обмануть меня, Золом-чо. Я-то тебя знаю….

– О ком ты говоришь Егдэ? Здесь никого нет, только я. Неужто ты не узнаешь меня, мой герой?

Бледная фигура кралась в темноте с другого края лагеря. Золом-чо обходил строго вдоль защитного круга, ни на шаг не заступая внутрь. Всё-таки старый шаман чему-то научил мальца.

– Тебе не обмануть меня, Золом-чо! – крикнул Егдэ и снова наложил стрелу на тетиву.

– Мой герой, неужели ты снова хочешь убить меня? А ведь ты обещал своей Бологэ, что будешь любить её вечно….

Егдэ прикрыл глаза.

Зачем ты мучаешь меня, Бологэ? Зачем вспоминаешь то, что я так хочу забыть?

Разве мог он знать, что манящий след изюбря окажется ложным и заставит его три дня и две ночи бродить в заснеженной чаще и вернуться в итоге домой едва живым и с пустыми руками? Мог ли он даже предполагать, что холодные заснеженные распадки гор, полные следов диких животных, вздумают водить его кругами, напрасно идти по следу, рыскать вдоль замерзших ручьев, впустую проделать неблизкий путь? Олень, как будто чувствовал его приближение и заблаговременно покидал свои лёжки. Пару раз он замечал движение на гребне сопок и казалось, что еще чуть-чуть и он настигнет добычу, но добравшись до места снова встречал лишь пустоту, клочки шерсти на кустах и запах только-что побывавшего здесь большого, сильного и очень хитрого животного. Дважды Егдэ ночевал в лесу, не решаясь вернуться в стойбище с пустыми руками – не к лицу вождю, главному охотнику племени показывать неудачу, и всё же на третий день ему пришлось повернуть назад.

Он был зол и очень расстроен. Он не хотел ругаться. Зачем ты Бологэ так укоризненно посмотрела на меня? Зачем с таким вызовом во взгляде решила пройти мимо? Твой герой нуждался не в утешении, но в поддержке, а ты промолчала….

– Убей меня, мой герой, еще раз. Сделай это, ведь ты такой сильный….

– Замолчи! – закричал Егдэ – Я не хотел этого! Ты сама! Сама виновата!

– Сама… сама… сама…

Егдэ отбросил лук и схватился руками за лицо, вдавливая глаза ладонями, ногтями впиваясь в кожу.

– Мне просто нужно было поговорить…. Я не хотел.

– Не хотел… не хотел…

…Он вошел в фанзу и с порога бросил оружие в угол. Рогатина острым кованным наконечником расколола камень на верхней полке очага и, вдобавок, перевернула кухонную утварь, собранную для готовки. Какая ирония – она ждёт что он принесет добычу, из которой приготовит вкусное жаркое для всей семьи, а у него ничего нет, и значит вся эта посуда совершенно ни к чему. По её взгляду он понял, что она знает. Знает, что его постигла неудача. Ничего не сказала, молча пошла к очагу собирать упавшие горшки. Её каменное лицо вызвало неожиданный приступ гнева. Он попытался взять жену за руку, но она увернулась. Тогда он сделал шаг вперед и схватил её обеими руками за рубашку. Хотел сказать ей, что не виноват, что зря она так на него смотрит, словно он какой-то неудачник. Бологэ рванулась назад. Ветхая ткань порвалась, оставив в руках лишь клочки.

Каменный очаг за многие годы обтерся и камни стали почти круглыми: ни углов, ни острых краев. За исключением одного, того самого, расколотого его рогатиной….

– Вождь! Вождь! Остановись! Если ты перейдешь круг, Золом-чо убьет тебя!

Крик пробивался сквозь туман морока, раздирал магические путы, как нож режет запутанную рыболовную сеть.

Егдэ встряхнулся, как медведь, вылезший из берлоги после долгой зимы.

Золом-чо стоял прямо перед ним, всего в нескольких шагах. Егдэ оглянулся, костер остался позади, там же лежали рогатина и топор. Остался лишь нож за поясом.

– Тебе не взять меня! – взревел Егдэ и вытащил оружие.

– А ты мне и не нужен. – Голос Золом-чо больше не был похож на голос Бологэ. Обличье злого духа вышло наружу во всей проклятой черноте – синее раздувшееся тело, копна грязных спутанных волос, красные угольки глаз – ничего страшнее Егдэ не видел в своей жизни. – У меня уже есть всё что мне нужно!

– Нет! – невольно вскрикнул Егдэ и лицо его перекосило от ужаса. Золом-чо держал в руках сверток, медвежья шкура, скрученная вокруг чего-то теплого и живого. И это живое шевельнулось, заморгало сонными глазками.

– Сын… – охотник сделал шаг вперед, протягивая руки – мой сын.

– Хочешь подержать его, Егдэ? Иди и возьми.

Золом-чо отступил на шаг, покрытая струпьями рука поднялась и коснулась скрюченными пальцами лица ребенка.

– Иди и возьми.

С криком ярости и гнева Егдэ бросился вперед. Он не думал о круге, не слышал крики шамана, думать забыл и о Бологэ. Всего несколько шагов и он бы переступил очерченный Сэрди круг.

Кто-то метнулся ему под ноги, ухватился руками за шкуру, вцепился зубами в рукав. Егдэ рухнул лицом в снег, тут же забившийся за шиворот, морозно царапнувший грудь и шею.

– Ты?! – удивленно вскрикнул охотник и еще больше удивился, когда ученик шамана с размаха влепил ему пощечину.

– Вождь, остановись!

Ослепленный гневом Егдэ замахнулся на него ножом и едва сдержал себя – в круглых от ужаса глазах мальчишки он увидел кроме страха нечто такое, что заставило его остановиться – смертельную решимость.

Егдэ опустил нож, стер с лица снег.

– Ах ты…. Да в тебе силы побольше чем у меня. – Тяжело поднявшись на ноги Егдэ посмотрел в темноту леса. Золом-чо исчез. – Ушел? Или ещё вернется? Как думаешь?

Ночная мгла сгустилась вокруг маленького пристанища так, что казалось будто кедры превратились в древних, переваливающихся с ноги на ногу, великанов, вздумавших потрясти своими шишковатыми головами, разбросать во все стороны снежный покров.

– До рассвета ещё далеко, – ответил Сэрди вставая рядом. – Нам нужно пожарче развести огонь. Золом-чо вернется и лучше бы нам быть готовыми.

– А ведь нам только этого и нужно, правда шаман?

– Да, продержать Золом-чо до рассвета, пока голод заставляет его бродить вокруг.

– Что, если он решит уйти на Черную гору не дожидаясь?

– Тогда всё пропало. На рассвете он переродиться в Онку. Знаю, о чем ты думаешь вождь, но, если ты пойдешь за ним сейчас – умрешь, и ничего не сможешь изменить.

– Да, я знаю, – хмуро ответил Егдэ. – Пошли расколем это дерево и разожжём костер чтобы видно было весь лес.

Они принялись за работу с новыми силами, как будто и не было долгого преследования, тяжелой ночи и схватки с цзагу. Куда только делась усталость и боль. Егдэ крушил топором ствол старого кедра, а Сэрди подтаскивал дрова к костру. Пламя разгоралось всё сильнее, отгоняя холодную тьму, вселяя в удэгэ угасшую было надежду.

– Как думаешь, шаман, – спросил Егдэ – разведем мы большой костер, так что станет светло как днём, спуститься ли к нам тогда Куай?

– Нет, Куай птица – птицы ночью спят.

– Так он же не просто птица, а волшебный дух.

– Куай пусть и дух, но людям появляется только в образе птицы. Оттого и звал я ночью не Куая, а хозяина леса – Кутэ.

Егдэ согласно кивнул – тигр охотится по ночам и в предрассветной мгле – день не его стихия.

– И что, видел когда-нибудь его?

– Я, нет. Дедушка говорил, что у меня появиться помощник только после совершеннолетия. – Юноша вздохнул – А это не скоро.

– Не переживай, твой дедушка гордиться тобой, – усмехнулся Егдэ. – Ты настоящий шаман, и твой куай уже, мне так кажется, присматривает за тобой.

– У каждого свой дух-помощник. Может быть, у меня будет не птица, а барсук.

– Барсук? Почему барсук?

– Я люблю барсуков….

Внезапно лес наполнился новыми звуками. Откуда-то из самых глубин тайги подул необычный ветер, загудел, заскрипел деревьями, затрещал сухостоем. С каждым мгновением он набирал силу, крепчал и вздымал в небо гигантские вихри снега, срывая целые сугробы. Нежданная буря обрушилась на лес и окружила жуткой и злой пургой маленькое прибежище удэгэ. Ветер раздувал угли, разбрасывал головешки, обрушивал лавины снега, стараясь погасить спасительный огонь.

Егдэ метался из стороны в сторону, подбрасывая в костер новые и новые поленья, надеясь, что жар костра преодолеет новую напасть, насланную на них Золом-чо. То, что это были проделки злого духа и сомневаться не приходилось.

– Шаман! – кричал он. – Читай заклинания! Призывай своего Куая, пусть он хоть птица, хоть барсук! Нам нужна помощь всех богов!

Поначалу большой костер справлялся с колдовской метелью Золом-чо. Ветер, чем сильнее дул, тем жарче делалось пламя. Снег таял, не долетая даже до языков пламени. Сэрди остервенело плясал вокруг костра и выкрикивал непонятные и страшные слова. Ракушки на его парке дребезжали словно челюсти сотен черепов.

– Давай-давай, – подбадривал его Егдэ. – Зови всех духов сюда!

Но полночь уже давно миновала и Золом-чо набрался сил. Снежная буря рассвирепела, в темноте леса с треском валились вековые кедры, метель превратилась в сплошную стену снега. Ветер больше не помогал, а наоборот, раздувая пламя, заставлял дрова стремительно прогорать.

Напрасно удэгэ пытались укрыть огонь своими телами. Запас дров иссяк и пламя костра, задуваемое бурей, померкло, оставив одни раскаленные угли, в свою очередь стремительно обратившиеся в пепел. Тьма вновь окружила удэгэ.

– Шаман! – звал Егдэ, силясь перекричать рёв бури – Где ты?! Где твой Куай!?

В кромешной тьме, переваливаясь как медведь-шатун, поднятый с берлоги неразумными беу^, он наощупь пытался найти мальчишку, но снег залеплял глаза, лез в рот, затыкал уши, ветер сбивал с ног. Споткнувшись обо что-то твердое, Егдэ упал в сугроб и вскрикнул от боли, собственный топорик, врезался под ребра. Страх заполз за воротник, хватая холодной рукой прямо за сердце. Ну вот и всё, вот и попался он в руки Золом-чо. Теперь-то злой дух утолит свой голод и с новыми силами полезет на Чёрную гору.

Что-то тяжелое навалилось сверху, придавило, вжало в снег. Егдэ зажмурил глаза, ожидая скорую смерть и зашептал прощальные слова:

– Бологэ…. Прости меня, моя Бологэ…. Прости. Скоро твой герой вернется к тебе. Прошу дождись меня в светлом доме, и мы вместе отправимся на встречу с духами предков и я наконец-то узнаю, откуда ты пришла….

Каждое мгновение он ждал смертельного удара, представляя как когти людоеда располосуют спину, ледяные руки сомкнуться на шее, а зубу вопьются в плоть и начнут рвать, пока он еще живой. Ждал и вспоминал всё лучшее, что случилось с ним в жизни.

Десять лет прожили они с Бологэ, как муж и жена и не было у них детей. Люди в деревне шептались что дочка лесных духов бесплодна, что зря приютил её старый вождь – теперь проклятье перекинется на всё племя. Некоторые болтали о том, не пора ли вождю искать новую жену. Егдэ ходил сам не свой. Мысли о расставания с Бологэ гнал прочь – любил её шибко – но и найти выход из положения не мог. Горько подумывал о том, что возможно придется покинуть родное стойбище. Оттого и приходил домой каждый день темнее тучи.

А в один прекрасный день Бологэ обняла его и сказала, что беременна, что будет у них сын. Егдэ боялся поверить этой радостной новости, но живот Бологэ и вправду стал расти. Так появился на свет их сын, Джанси, и не было радостнее дня за всю жизнь Егдэ. Потому и вспоминал он в час своей смерти именно этот день, когда пришел он с охоты, а Бологэ держит маленький сверток в медвежье шкуре в руках, и так он был счастлив, что забыл напомнить ей, что нельзя женщине касаться того, что остается после охоты на косолапого….

Егдэ ждал смерти, а она словно играла с ним и куда-то запряталась, отступила на время. Снег под ним растаял – оказалось лежал он на месте кострища, пусть и погасшего, но сохранившего тепло. Прогретая земля прижала удэгэ к себе, обняла уютным покоем; упавшая с кедра мохнатая лапа, которую он принял за Золом-чо, укрыла пушистыми иглами, защитила о бури. Усталость сломила охотника, смежила глаза….

– Мой герой, мой Егдэ…. Я ухожу, ухожу навсегда. Неужели ты не простишься со мной? Неужели оставишь нашего Джанси в руках Золом-чо?

Холодные капли упали на лицо и пробудили Егдэ от смертельно опасного сна. Попытался подняться и не сразу смог даже шевельнуться, так затекли все члены. Напрягся, развернулся, пробил снежный наст руками. Разворошил снег.

Ночь по-прежнему сковывала лес ледяной тьмой, но Егдэ знал, что времени осталось совсем мало. Золом-чо не убил его, потому что сам боялся опоздать к рассвету на Чёрную гору и бросил жертву, не завершив начатое, а может быть… вдруг всё-таки шаман успел призвать своего духа-помощника, что укрыл его кедровыми ветками.

Егдэ огляделся, не узнавая лагерь – снегом замело все следы, и даже трупы убитых цзагу. Возле старого кедра намело слишком большой сугроб, формой напоминавший человеческую фигуру.

Охотник медленно подошел к дереву и смахнул с лица юного шамана снег. Холодными мертвыми глазами он укоризненно смотрел на вождя; в рот, раскрытый немым последним криком, набился снег.

– Куай приходил, – тихо сказал Егдэ. – Он спас меня. По твоей просьбе, шаман. Я вернусь за тобой. И пусть твоя душа поднимется в светлый дом.

Егдэ бросился в темноту. Ему не нужны были следы, чтобы искать путь – буря закончилась, и серебристая луна освещала цель – вершина Чёрной горы ясно вырисовывалась впереди, возвышаясь над всем лесом. Успеть бы до рассвета. Догнать Золом-чо прежде, чем он обратиться окончательно.

Глубокий снег сковывал шаги, замершие, покрытые льдом ветки нещадно стегали по лицу и рукам, крики ночных животных пытались сбить с пути, заманить в глухую чащу, запугать, но Егдэ, вождь племени удэгэ, больше ничего не боялся, и никакая сила, ничья злая воля не могли его остановить. Он видел лишь неровный, изрезанный гребень Черной горы и шел к нему, как медведь, ломая все преграды; вытаскивал ноги из сугробов и переставлял их невзирая на боль и усталость.

Подножие Пидана усыпано обломками древних скал, которые, как гласили легенды когда-то были стенами могущественного царства духов, а теперь, разрушенные темными силами, лишь грозно нависали над тропой, что вилась меж ними до самой вершины, и бессильно взирали на путников. Здесь-то Егдэ и напал на след Золом-чо.

Ближе к рассвету, силы тьмы отступали и Золом-чо шел медленно, едва переставляя ноги, о чем говорили неровные, сбитые борозды в глубоком снегу. Егдэ вытащил топорик и смело пошел по следу, уступ за уступом, поднимаясь, по каменной тропе на вершину Черной горы.

Пидан, возвышается над всем Сихотэ, как отец над своими детьми. Склоны его завалены огромными валунами, превышающими рост взрослого мужчины, а деревья вовсе здесь не растут. Шаманы говорили, что сами боги построили на вершине горы дом для себя и всех любимых ими людей, но чудовище Сунмуни разрушило крепость, и с тех пор только злые духи находили здесь пристанище. Злобные демоны Онку. Никто по своей воле не ходил на Пидан.

Он увидел Золом-чо раньше, чем злой дух заметил погоню. Тяжелая сгорбленная фигура медленно двигалась среди валунов.

– Не уйдешь, – шептал Егдэ.

Проснулся охотничий азарт – догнать зверя, нанести смертельный удар, принести домой долгожданные трофеи.

Но как быстро не шел Егдэ, Золом-чо не становился ближе. Казалось, он мелькает совсем рядом вон за тем валуном, а стоило завернуть за него, а людоед уже скрывается за следующим. Гнев и ярость переполняли вождя удэгэ – собрав все силы он прыгал по камням в надежде настигнуть добычу, а она ускользала и ускользала, как тот изюбрь, что три дня водил его по склонам Сихотэ….

Так вот кто это был. Злой дух измотал ему всё тело и душу. Это он прикинулся тем оленем, что так и не настиг Егдэ! Из-за него пришел он домой такой злой!

– Стой! Стой, проклятая тварь! – закричал Егдэ, чуть не плача от отчаяния и боли. – Остановись! Сразись со мной!

И Золом-чо действительно обернулся. Светлые волосы, бледная кожа и такие синие необычные для народа удэгэ глаза.

Бологэ.

– Слишком поздно мой герой, слишком поздно….

Она говорила с ним не открывая рта. Печальные глаза на изможденном заплаканном лице, блестели безжизненным холодом.

– Нет, Бологэ, остановись! Отдай мне нашего сына! Не забирай его!

– Поздно, Егдэ….

Далеко на востоке заалело небо. Скоро первые лучи солнца вырвутся на просторы и осветят Черную гору, разрушат чары темных сил.

Золом-чо, проникший в тело любимой Бологэ, завладевший её душой, взревел и бросился вверх по склону, к дольмену, что темной громадой нависал на самой вершине Пидана. Осталось всего ничего, шагов сто, не больше.

Страшная усталость навалилась на Егдэ, ноги отяжелели как размокшие в воде стволы кедра, обмороженные пальцы не могли держать топорик, голова клонилась на грудь, а все тело словно само звало: приляг, отдохни, забудь свою Бологэ.

Изо всех сил закричал Егдэ, поднял глаза к небу

– Куай! Помоги мне! Дай сил!

И побежал. Из груди вырывались хрип и стоны, перед глазами плясали тени, каждый камень норовил зацепить ногу, опрокинуть, сбросить охотника с тропы – все злые духи Черной горы объединились против него. Но удэгэ рвался вперед, превозмогая все препятствия.

Проделав последние самые трудные шаги, он оказался у самого края дольмена. Огромная плита лежала на четырех колоннах и только по каменной лестнице можно было на неё взобраться. Бологэ стояла на самом верху в центре плиты. Её светлые волосы развевались на ветру, руки прижимали ребенка, укутанного в медвежью шкуру, синие глаза устремились к ночному небу. Губы беззвучно шевелились, произнося древние заклинания.

Когда человек умирает, шаман должен провести обряд очищения до полуночи. Пока темные силы не овладели душой умершего. Если этого не сделать, в тело проникает злой дух Золом-чо, превращая человека в людоеда. Несчастный выглядит как человек, но душа заперта в клетке и не может вырваться на свободу. Но и Золом-чо рискует, он заперт в теле мертвого человека, который не сможет долго существовать на белом свете. И поэтому чтобы выжить ему нужно новое вместилище – живой ребенок, чтобы переродиться в истинное зло – Онку. Такой человек будет жить среди других людей и творить самые жуткие злодеяния. Ибо вместо души у него внутри сидит Золом-чо.

Бологэ умерла, ударившись о край очага, когда разгневанный Егдэ схватил её за рубаху. Шаман не закончил ритуал, умер до полуночи, а его ученик, внук Сэрди, всё проспал. Золом-чо проник в Бологэ и заставил её похитить собственного сына. Именно его телом он собрался завладеть и стать Онку. Если он успеет это сделать до рассвета, никогда Егдэ не увидит своего сына, а душа Бологэ навеки будет заточена в мёртвом теле….

Егдэ кинулся на Золом-чо и замахнулся топором.

Взгляд синих глаз обжог словно льдом, дыхание ночи заморозило руки и ноги. Егдэ замер не в силах пошевелиться и мог лишь широко распахнутыми глазами смотреть на лицо своей любимой Бологэ, дочери лесных духов, что принес в стойбище старый вождь много лет назад.

– Ты не можешь убить меня, – произнесли посиневшие губы Бологэ. – Второй раз ты не сможешь этого сделать. – Бледная рука простёрлась над свертком и приоткрыла лицо ребенка, мирно спавшего на руках матери. – Скоро мой сын станет моим новым героем, а ты исчезнешь навсегда, Егдэ.

Слезы потекли из глаз охотника по изможденным изрезанным щекам. В бессильной ярости он смотрел как шепчет заклятье Золом-чо, как гладит мертвой рукой голову маленького Джанси, как полыхают смертью синие глаза. Ещё немного и Онку возродиться в теле его собственного сына, а он не может и шага ступить, так и застыл с поднятым топором, ставшим бесполезным в слабых руках.

– Не слушай его, Егдэ, мой герой, бей сильнее и пусть будет крепкой твоя рука.

– Но моя Бологэ, любимая…. Как я могу убить тебя еще раз?

– Не бойся ничего. Спаси нашего сына, Егдэ. Мой навеки, мой герой….

Золом-чо провел ногтем по правой щеке малыша, оставляя тонкий кровавый след, яростнее и быстрее зашептал слова заклинания, потянулся к левой щеке. – Егдэ понял, что это последняя часть проклятья и рванулся, сбрасывая оцепенение, сделал шаг вперед, со всей силы опустил топор на голову своей любимой Бологэ.

От удара Золом-чо пошатнулся и выронил сверток из рук и Егдэ пришлось бросить топор и упасть на камень, чтобы успеть подхватить сына, прежде чем он разобьется.

Схватил его, прижал к себе.

Золом-чо рассмеялся.

- Тебе не убить меня вновь, я же тебе говорил. Твоя жена, твоя Бологэ мертва – ты её убил. И за это расплатишься сполна. Сначала умрешь ты, а затем и твой сын. Ваши души навечно останутся здесь, блуждать по Чёрной горе.

Егдэ встал на колени и прижал сына к груди. На самом краю дольмена стоял он. Глянул вниз – пропасть, заваленная каменными зубьями величиной с самого большого медведя.

– Мы не достанемся тебе, Золом-чо, – сказал Егдэ. – Тебе не заполучить моего сына. Онку никогда не вернется в наше стойбище.

Злой дух всё понял и закричав нечеловеческим голосом бросился к ним. В мгновение ока он изменился до неузнаваемости – не было больше Бологэ, только длинные когтистые лапы, оскаленная пасть, горящие углями красные глаза.

Егдэ вытянул руки с ребенком над пропастью. Сил прыгнуть не осталось и он просто упал в бездну, надеясь что обломки священного дома богов наделяет его сына быстрой смертью. О себе он и не думал.

– Прощая мой сын, – шепнул Егдэ в последний миг.

Но не до оценил он силу и жажду Золом-чо. Чудовище, растянувшись в прыжке, вцепилось когтями в куртку охотника, рвануло с нечеловеческой силой обратно на скалу, выхватило сверток медвежьей шкуры из ослабевших рук, и хотя зависло в опасной близости от самого края, смогло подобраться и вновь возвыситься в центре дольмена.

Жуткий смех сотряс окрестности.

– Не вышло, Егдэ!!

Без сил повалился удэгэ на спину, как сваленный бурей старый, прогнивший изнутри кедр. Скрюченные пальцы вцепились в камень, дикая боль разрывала грудь. Высохшими, обмороженными глазами взирал он на то, как Золом-чо завершает ритуал обращения.

– Прощая Бологэ, прощай мой сын….

Рука злобного духа застыла на лицом ребенка, усмешка исказило лицо. Последний миг настал.

Из-за дальней горы сверкнул тонкий луч света. Громкий крик орлана разорвал тишину. Распростерлись золотые солнечные крылья птицы Куай над Пиданом.

Заревел Золом-чо, затрепетал, съёжился как ветхий лист, упал на колени.

Рассвет озарил Черную гору и все окрестные сопки Сихотэ. Не успел злой дух превратиться в Онку. Не завершился ритуал.

Егдэ пополз, скребя ногтями по камню. Подобрал упавший топорик. Замахнулся на Золом-чо и снова замер.

Не было большого злого духа. На холодной каменной плите распростертая лежала Бологэ. Светлые волосы рассыпались вокруг головы, как лучи утреннего солнца, синие глаза поблекли, губы больше не произносили слов. Она всё еще прижимала к груди сына, но уже не могла спеть ему песню и никогда не расскажет о подвигах отца, долгими зимними вечерами бродящего по сопкам Сихотэ в поисках добычи.

Егдэ приподнял голову Бологэ и положил её к себе на колени, опустил веки, навсегда закрывая синие, необычные для народа удэгэ глаза, запустил пальцы в светлые волосы.

– Засыпай моя Бологэ, засыпай.

Хотелось плакать от горя, но слезы высохли и осталась только боль, тяжесть в груди и пустота невосполнимой утраты.

– Засыпай моя Бологэ и пусть огненная птица Куай проводит тебя в священный дом.

Солнце поднималось на востоке, и Егдэ прижал сына к груди и нежно поправил медвежью шкуру. Младенец проснулся и удивленно смотрел на отца своими синими… такими необычными для народа удэгэ глазами. Где-то вдали разносился рев тигра. Может это Кутэ разгоняет по норам злобных цзагу, а может просто охотиться в предрассветной мгле. Не близок путь назад, но вождь всех удэгэ знает, что вернется домой, в осиротевшую фанзу, чтобы растить мальчика – их с Бологэ сына, и не позволит злобным духам забрать у него надежду.

 

1. Золом-чо – злой дух, людоед (удэгейское).
2. Сихотэ – сокращенное наименование гор Сихотэ-Алинь в Приморском крае России.
3. Онку – демон в образе человека.
4. Сунмуни – дракон, олицетворение потопа, тайфуна.
5. Удэгэ – коренная народность Приморского края России.