Казалось, целая вечность прошла с момента последней публикации. Мучительное ожидание. Существование в черных лабиринтах вымышленного сознания. Уже давно утратив своё пятнистое тело, Госпожа размышляла о цели ирреального существования и вспоминала лучшие моменты плоской жизни. Моменты, когда ее почитали и любили. Тесные полки многолюдных магазинчиков; уютный теплый свет фонарика под одеялом; дрожащие пальцы прыщавых парней, приятно щекочущие ее штампованное тело; горячее семя, слипшиеся страницы…

Приятно было находиться в бесчисленном множестве мест одновременно и познавать этот удивительный мир, выглядывая из оков белых рамок. Бессмысленная болтовня, новости, телевизионные шоу, университетские лекции, истории разговорчивых таксистов, выступления экскурсоводов в шумных автобусах, голубое небо, облака в иллюминаторах самолетов…

Высокослоистые, кучевые, перистые, перисто-кучевые, кучево-дождевые…

Неприятно было остаться забытой в темноте отсыревших коробок.

А после оказаться на свалках, где бомжи сворачивали из ее конечностей самокрутки или подтирали лучшими страницами ее чернильной жизни свои зудящие задницы. А затем и вовсе быть измельченной и спрессованной в брикеты.

Темнота.

Изоляция.

Пустота.

Без ощущений. Лишь ложная кинестетика мыслей на бесконечности несуществующего времени…

Но недавно Госпожа уловила давно забытое ощущение зачина новой истории, а вместе с ним почувствовала своим воображаемым языком вкус. Однако это была не вязкая и маслянистая ядовитая горечь жирных чернил, не едкая бодрящая серная кислота. Она знала, что для фотолаборатории или печатного станка еще слишком рано. Просто неприятный кисло-горький привкус во рту. Произведение явно находилось в зародыше, на уровне беспорядочных запойных мыслей Создателя. В подтверждение своих догадок Госпожа почувствовала острую боль в области отсутствующей печени. Автор допился. Сидел согбенно за своим художественным столом, сжимая карандаш разбухшими фалангами скрюченных пальцев с желтоватыми соляными кристаллами растрескавшихся ногтей. Терминальная стадия цирроза печени…

Линия за линией, штрих за штрихом. Госпожа ощущала, как с каждым уверенным движением уродливой руки художника по крупицам грифеля вновь обретала давно утраченное тело. Осязала холод, обоняла аромат табачного дыма, слышала музыку. Мелодичная акустическая гитара, спокойный ритм барабанных палочек, тоскливый плавный звук виолончели… «Something in the way, hmmm… Something in the way, yeah, hmmm…»

Во мраке пространства серебристыми линиями прорисовывались контуры тонких длинных пальцев, острые плечи, большая грудь, изящная талия.

Темнота постепенно отступала. Проявлялись серые, белые и желтые волокна.

Пока Госпожа с наслаждением трогала вновь обретенное нарисованное тело, она вдруг вспомнила либо впервые узнала, а, быть может, наконец-то получила своё настоящее имя. Теперь Доминика просто знала, что она Доминика Джакузи, а через мгновение увидела перед собой большой шар, сплетенный из карандашных и чернильных линий, присыпанный перхотью ластика.

Госпожа понимала, что эта история будет последней, но пока не могла знать подробностей. Могла лишь играть с этим заштрихованным комом, как кошка с клубком пряжи. Прыгая на четвереньках по псевдотрехмерному пространству чертежного листа, Доминика расплетала грифельно-чернильную сферу, оставляя на своем хаотичном пути линии, которые вскоре станут страницами ее апокрифической жизни. Последними страницами. Ведь в финале предыдущей истории Создатель поставил свою героиню в безвыходное положение. Но она не думала о плохом конце, а просто наслаждалась новым приключением. Что-то на пути, что-то на пути, хм-м-м…

После долгого изнурительного забега Госпожа, уставшая, но счастливая, распласталась на бумажной глади, делая графитового ангела и, тяжело дыша, впиталась в волокна, расползлась на множество копий самой себя, став одним целым с остальными линиями в различных проекциях, позах и образах: сосредоточенная; разъярённая; плачущая; с плеткой в руке; с судейским молотком; в кружевном нижнем белье; в деловом костюме и очках; в латексном платье; в смирительной рубашке; в кожаном комбинезоне; в венецианской маске «Моретта»…

Она помнила свой первый раз. Это было страшно. А потом вошло в приятную привычку. Но сейчас, после долгого забвения, всё ощущалось с небывалым трепетом в предвкушении начала процесса.

Вспышка!

Множество ослепительных вспышек щекотали грифельные нервы.

Темнота.

Загорелся красный свет.

Проявитель, фиксатор, студеная вода. Негативы готовы. Отзеркаленные страницы проецировались на цинковые пластины.

Жгучая серная кислота.

Вода.

Печатный станок.

Долгожданные целлулоидные точки Бенджамина Дэя приятно ласкали тело, оставляя отпечатки жирными чернилами. Слой за слоем, страница за страницей. Голубой, пурпурный, желтый, черный.

Дивный. Цветной. Мир!

* * *

Последствия акклиматизации давали о себе знать. Приятный августовский полдень раздражал, уговаривая врезать каждому улыбающемуся прохожему. Преодолев почти десять тысяч километров по воздуху от туманного Шеннона до солнечного Сан-Диего с пересадкой в Лондоне, Стивен Лейн значительно опоздал на открытие выставки и лениво продирался через толпы людей по огромным, но тесным залам конференц-центра Сан-Диего.

Он уже смирился с поражением, не найдя в расписании из путеводителя ни единого упоминания о презентации «Госпожи Моретты» или автограф-сессии с автором.

Супермены и Пауки, Росомахи и Гамбиты, Спауны и Дэдпулы. Сборище геев в трико, по мнению толерантного по тем временам Стива. О чем он и сообщил случайному встречному в пальто, коричневой федоре и маске Роршаха. Было похоже, что пятнистый широко улыбнулся, — крылья чернильной бабочки чуть приподнялись. После незнакомец хохотнул, похрюкивая, указал пальцем за спину Стивена и пробасил шершаво: «Туда сходи, чувак! Только иди до конца».

Помпезный стенд с сиськами, заметный издалека. Плотная толпа, репортеры с камерами… На поверку, обнадеживающая наводка оказалась лишь белокурой красавицей Леди Смертью, отчего-то возымевшей огромную популярность в этом году. А рядом — скромная новинка: азиаточка Шу.

Чтобы не уходить с пустыми руками, раздосадованный Стив взял несколько утешительных журналов и, стоя в очереди за автографом Билли Туччи, вдруг вспомнил слова фальшивого Уолтера Ковача: «Только иди до конца». Пошел. Протиснулся за «кулисы», несколько раз споткнувшись о толстые провода, и направился вдоль стройных рядов из скромных складных столиков, за которыми скучали малоизвестные авторы и продавцы дешевого мерча. В хвосте этого заброшенного поезда, уловив резкий запах алкоголя, Стивен Лейн увидел Его.

Настоящий творец.

Кумир детства.

Художник, писатель и издатель в одном разбухшем лице — Мило Тальетти собственной персоной. Человек, опередивший время на десятилетия. В круге света высокой настольной лампы, меж двух белых колонн из аккуратно сложенных журналов и в окружении ангелов-набросков… Вылитый Джакомо из Виньолы, только в руках бутылка в бумажном пакете вместо циркуля.

Стив купил столько копий, сколько мог себе позволить, и с охапкой журналов отправился на ближайший фуд-корт, где взял в «Грейт Бигль» коробку пятнистых пончиков и большой чай с малиновым вареньем.

После расположился за столиком в безлюдном закутке и задумался… На сколько может взлететь цена этих журналов в обозримом будущем? Он срубил большой куш или выбросил последние деньги? А если всё-таки повезет? Хватит ли этого для открытия собственной студии? Воплотить в жизнь свой проект. Необязательно в Лондоне, хотя бы в родном Шенноне…

Перекусив, Стивен вытер руки влажной салфеткой, надел белые нумизматические перчатки и бережно взял в руки один экземпляр.

Глянцевая мутная упаковка, испещрённая различными стикерами: «Госпожа Моретта: Смертоносная Вендетта»; «ВЫСОКАЯ ПЕЧАТЬ Впервые после 1987 года!»; «НЕНОРМАТИВНАЯ ЛЕКСИКА»; «18+»; «РОДИТЕЛЬСКИЙ КОНТРОЛЬ ОТКРОВЕННЫЙ КОНТЕНТ»; «Красная краска содержит кровь Милли Д’Аббраччо, Лилли Карати и Карин Шуберт!» И большой, размашистый, с острыми петлями, автограф Мило Тальетти с ударением в виде свисающего члена над «и» в имени.

Стивен Лейн извлек комикс из упаковки.

На обложке — обнаженная Госпожа Моретта с окровавленным судейским молотком в правой руке и длинной плетью в левой. Невероятная перспектива и динамика. Эксцентричная рисовка, с которой, как решил в тот момент Стивен, не сравнится даже сам Джек Кирби. Обворожительная рыжеволосая бестия в черной овальной маске строго глядит свысока, застыв в движении. Создается впечатление, что через секунду Госпожа присядет на лицо зрителя и раздавит несчастного своими накаченными бедрами. За спиной Моретты — бесконечный небоскреб, уходящий ввысь и сужающийся в маленькую точку, а из окон сыпятся голые люди. Вдоволь налюбовавшись обложкой, Стив открыл комикс, вдохнул аромат страниц.

Чем закончится погоня?..

* * *

«Поздний вечер 11 августа 1988 года. Дом, милый дом…» — курсивом в желтой прямоугольной рамке.

Доминика Джакузи смотрелась в зеркало, не узнавая себя. Она никогда не видела себя такой. Заколотые светло-русые волосы, очки «кошачий глаз», серая мятая футболка с удивленным слоником.

Оглянувшись, поняла, что это ее дом. Но она впервые здесь. Странное ощущение. Жамевю? Повсюду бардак. Лишь кровать аккуратно застелена. Длинный книжный шкаф, плотно уставленный многотомниками. Большая плюшевая обезьяна развалилась на потертом кожаном диванчике, глядела большими добрыми глазами, улыбалась. Из пузатых колонок музыкального центра выскакивали ноты. Графические изображения музыкальных звуков медленно плыли по дорожке из пяти волнистых линий. Приятный ритмичный лаунж. На маленьком обеденном столе бутылка вина и два бокала. В жестяной раковине гора коробок из китайской забегаловки за углом…

Что-то прояснялось. Воспоминания будто зарождались где-то внутри штампованного сознания, тут же становясь привычными и обыденными…

Скоро придет он! Срочно в душ.

В предвкушении встречи Доминика мастурбировала, пробуя себя на вкус. Струйки бумажной воды разбивались на мелкие капли о возбужденные, налитые насыщенными красными точками соски.

Полотенце.

Кружевное бельё.

Шелковый халатик.

«Дзинь-дон» жирным белым шрифтом разорвал пространство над дверью в прихожей. На пороге он, ее Серебряный Прокурор в элегантном костюме. Схватилась за галстук, захлопнула дверь, жадно поцеловала холодные губы, обняла, раздела, закружила по комнате, толкнула на постель, сбросила свой халат и предложила вина. После молчаливого отказа набросилась сверху.

Доминика чувствовала его внутри. Любовник проникал везде, растекаясь теплым серебром. Кончила пять раз. Последняя волна удовольствия заставила кричать. Изо рта выпадали буквы «А! О! А! А-а-а-а-а-а-а!». Низ живота сковало судорогой, вырвалась неконтролируемая струя. Забрызгав серебряное тело партнёра, Доминика рухнула сверху, тяжело дыша.

Вместе сходили в душ; выпили вина; прилегли на диване; выкурили по сигарете; поболтали о погоде.

Плюшевая обезьяна глядела с укором в рембрандтовском освещении ночника. Незаконная порочная связь. С этими мыслями Доминика погрузилась в сон…

Трафаретный «Би-и-п! Би-и-п!» ослеплял красными вспышками. Треск рвущейся бумаги. Шелест страниц. Доминика Джакузи открыла глаза на следующем развороте. Вновь одна в пустой квартире. На будильнике 07:21. С ужасом осознав, что проспала, принялась метаться по всем комнатам, оставляя за собой резкие линии черных чернил.

Не смогла найти синюю папку. Жизненно важную папку. Перекопала всё. Тщетно. Судорожно вдохнув и медленно выдохнув, попыталась расслабиться, подумать. Закурила сигарету. Желто-пурпурный огонек дрожал в длинных пальцах. Не может быть, это не единственный вариант, успокаивала она себя. Он не мог!

Докурив, всё-таки позвонила Серебряному Прокурору, но из динамика телефонной трубки вылетали лишь издевательские «Пи-пи-пи». Над головой чпокнуло облачко «ФАК». Она уже сильно опаздывала к началу процесса. Выбора не было. Схватила портфель, на бегу выпила баночку холодного кофе и юркнула в свой линкольн. Педаль в пол! Проезжую часть залил огромный «Вру-у-ум!» в ломаной окантовке.

«Утро 12 августа 1988 года. Резервационный Уголовный Суд, Исолат-27, Королевство Вителлия…» — курсивом в белом прямоугольнике над коричневым залом, забитым безликими пятнистыми силуэтами.

Вбежав в зал судебного заседания, разъярённая Доминика с прищуром глянула на государственного обвинителя. Серебряный Прокурор, сверкнув лицом, медленно повернул голову, криво улыбнулся. И она все поняла. На глазах напечатанной блондинки навернулись кляксы слез. Она просто сидела застыв, точно плачущая девушка с эмали Роя Лихтенштейна. Возможно, у нее и был бы мизерный шанс без синей папки, но осознание происходящего полностью выбило из колеи… Любимый человек. Человек, который спас ей жизнь. Тот, кому она доверяла как никому другому. Серебряный ублюдок. И часть его колотилась в груди Доминики, заменив сердце серебряным слитком. Дыхание перехватывало. Она односложно отвечала на вопросы судьи. Главное — чтобы отстали. За всю свою блестящую карьеру Доминика Джакузи не проиграла ни единого дела и в первую очередь благодаря тому, что каждый раз проводила собственное расследование и была полностью уверена в невиновности клиентов. Но в этот раз она не могла помочь своему подзащитному. Выиграли деньги и предательство…

Невиновному человеку отсекут голову. Завтра. На центральной площади. А прикорытный папенькин сынок вместе с бандой приспешников продолжит безнаказанно насиловать и убивать по ночам. С ударом молотка что-то оборвалось внутри. Быстро двигаясь, разрывая бумажные перегородки между сценами, Доминика вскочила на судейский стол, истошно завопила, схватила молоток и начала наносить им сокрушительные удары по голове судьи. Служитель закона лишь успел удивиться и коротко вскрикнуть. Его парик слетел, лысая голова хрустнула, из дыры в виске хлынула черная кровь, покрасневшие глаза вылезли из орбит. Упитанное тело грузно упало с трона. Молоток растерял большую часть своей деревянной оболочки, металлический штырь в основе инструмента изогнулся. Доминика перехватила его, замахнулась, как кинжалом, и направилась к присяжным, дублированные лица которых застыли в гримасе ужаса…

Утром следующего дня в газетных киосках Исолата-27 появились издания с заголовками на первой полосе: «Кровавый Суд», «После первого неудачного дела, успешная адвокатесса потеряла рассудок», «Молот самосуда». Фотография Доминики Джакузи: карабинеры в шлемах ведут девушку, заломив руки; звериный оскал, разбитые очки, одна грудь выпала и выглядывает из разорванной окровавленной блузки.

* * *

«Полдень 14 сентября 1988 года. Психиатрическая Больница Святого Алана, Исолат-27, Королевство Вителлия…» — курсивом в белой прямоугольной рамке на фоне серых облаков, которые медленно заключали в свои объятия мутное солнце.

Мраморный фонтанчик с застоявшейся водой и цветущими кувшинками. Фантасмагорические кубические топиари. Люди в белых пижамах и желтых шапочках прогуливались по блеклому газону на фоне минималистичного, с намеком на барокко, главного корпуса больницы. На последнем этаже, меж двух ложных колонн — зарешеченное окно, обрамленное строгим наличником, над которым скучал замшелый ангелочек. За стеклом и толстыми прутьями, привязанная ремнями к койке, лежала Доминика Джакузи. Безэмоциональное лицо. Впалые щеки. Опустевшие изумрудно-желтые глаза остекленели в серых впадинах.

Первые пару недель она сопротивлялась, но мало что могла сделать в смирительной рубашке. Ночью опять дежурит Физ. Прыщавый ублюдок облапает, накачает наркотиками и будет водить своим мелким немытым членом по ее лицу, а через минуту, потея и кряхтя, кончит на голые ступни.

За окном стемнело.

Жирная муха суетилась вокруг лампочки, свисающей с потолка.

Над замком мелькнул «щелк», дверь распахнулась, вошел он. Маленькие поросячьи глазки за толстыми линзами старомодных очков, засаленные бледно-рыжие волосы. Лицо — сырой бифштекс, усыпанный спелыми фурункулами. Пухлые губы санитара дернулись в кривой улыбочке, выплюнув речевой пузырь: «Время ночного дежурства, красавица!» Наполнил шприц, сделал инъекцию ей в шею, расстегнул ширинку.

Доминика наблюдала за мухой…

И без укола хотелось спать. Перед глазами всё расплывалось. Темнота… И облачко мыслей на черном фоне: «Лишь моргну — и наступит утро…» Забытье.

Но, открыв глаза, к собственному удивлению, обнаружила себя не привязанной к койке, как обычно, а на лужайке вечернего парка. Без оков и в желто-голубом сарафане полька дот. Насыщенная трава под босыми ногами блестела в теплом свете уличных фонарей. Прогуливалась, удивленно оглядываясь по сторонам. Хоть газон и был скоплением точек краски на бумаге, Доминика чувствовала абстрактной кожей приятную прохладу. Путь освещался так, будто она сама была источником света. Далеко впереди в сумраке проявлялась вытоптанная полянка. Направилась туда.

На перекладине высокого металлического турника сидел, болтая ногами, поджарый человек в клетчатом спортивном костюме. Головы его не было видно за пятном света, подобном фотовспышке, застывшей на пике импульса. Лишь едва угадывались черты счастливого лица, переливающегося всеми цветами радуги.

«Вишь ты! Милости прошу в тренировку. Лезь ко мне, коли охоту ещё не сдуло летним ветерко-о-ом! Я Теодоровичь. И в тебе членовоз. Педро солишь конвертеру, низ сушить чи-чи-чи! Рим… Огурейство… Сомножитель повыскрешти-ти-ти! Шестиборье ул-ул-ул!» — весело продекламировал ослепительный спортсмен. Его богатый и мощный, точно у актера или рок-звезды голос, раскатывался эхом в пространстве. Жирные буквы перетасовались в сумраке, стали курсивными и вернулись обратно, наполнив облако над головой Доминики. Сложившись в новые слова, раскрывшие истинный смысл сказанного незнакомцем: «Вот и твоя очередь. И тебе очень повезло! Если преодолеешь тренировку, изучишь истину. Мир. Его устройство. Сможешь исполнить свои скрытые мечты. Обретешь силу».

«Членовоз!» — воскликнула Доминика. Тренер раскатисто захохотал и соскочил вниз, повиснув на руках. Сделал несколько переворотов, набирая скорость.

Его смех становился всё громче.

Исполнив тройное сальто над перекладиной, изящно приземлился ягодицами на турник, разведя руки в стороны. Хлопнул в ладоши. В тот самый миг девушка оказалась рядом с ним. Всё вокруг заполняло сияющее непропечатанное пятно белой бумаги.

Текстурная пустота начала обретать черты. Разноцветные линии чернил сплетались друг с другом, образуя силуэт единорога. Верхом восседал Ричард из Йорка. Он потерпел поражение в битве, распавшись на кляксы радужного мира. Мира иллюзий, в котором Доминика Джакузи проведет бесчисленное количество тренировок на бесконечном расстоянии несуществующего времени…

Когда Моретта подняла веки, ночной дежурный Физ только заканчивал кряхтеть над ступнями. Она не помнила ничего, что произошло после встречи с Тренером, но знала, что изменилась. Чувствовала силу. Волосы ее воспылали рыжим, радужки глаз наполнились насыщенным зеленым цветом. «А теперь вылизал начисто, жалкий раб!» — властно сказала Госпожа. Одного лишь холодного, точно иней на летней траве, взгляда хватило, чтобы санитар на секунду оцепенел и послушно выполнил команду. «А теперь освободил меня! — Физ расстегнул ремни. — Упал на колени, ничтожный свин! Будешь моим скаковым боровом!»

Оседлав санитара, Моретта выскочила из палаты. Одной рукой держалась за шкирку, а другой хлестала его ремнем по голой заднице. Скакала рысью по всем этажам, гипнотизируя других сотрудников психушки и открывая палаты. К рассвету Госпожа бежала из больницы, шествуя по пустынной городской улице во главе кавалерийского отряда из психопатов верхом на санитарах и медсестрах.

* * *

«Вечер 26 марта 1994 года. Королевский проспект, Исолат-27, Королевство Вителлия…» — белым курсивом в синем прямоугольнике на фоне красного солнца. Оранжевые крыши небоскребов. «ВУХ ВУХ ВУХ» большими пухлыми буквами вспыхивал в небе. Вертолет первого канала кружил над городом. Оператор с безумным взглядом сосал энергетик из трубочки пивной каски, вооружившись двумя телекамерами.

Город освещали вспышки сирен. Люди истошно кричали, разбегались врассыпную. Многие попадали под колеса бурного течения трассы, выходящей из своих берегов. Автомобили разбивались вдребезги.

Вереница полицейских машин в погоне за черным линкольном, мчащимся по встречной полосе.

Преследуемый, едва не перевернувшись, подскочил на выбоине. Из багажника выпала золотая корона. Инкрустированный венец катился по влажному асфальту, теряя свои камни. Бриллианты смешивались со щебнем. В багажнике — связанный голый дед с кляпом-шаром во рту. Длиннофокусные объективы устремились на пленника, транслируя происходящее на ребристые кинескопы.

Испуганная домохозяйка с ребенком на руках, толстяк с куриной голенью в зубах, старушка, моргающая накладными ресницами. Все телезрители разом ахнули, узнав в связанном старике самопровозглашенного короля Ладислао V Пунктуального.

Две машины столкнулись лоб в лоб, сложившись гармошкой, желтый «БУ-У-УМ» вспыхнул огромными ломаными буквами, выбив стекла офисных зданий. Из стены огня вырвался дымящийся линкольн.

Люк на крыше открылся, из него выскочила Госпожа Моретта. Встав в воинственную позу на крыше автомобиля, суперзлодейка заняла целую страницу.

Высокие мотоциклетные ботинки с металлическими шипами на носках. Кожаный комбинезон обтягивал атлетичное тело, подчеркивая пышные формы. На поясе — ножны со шпагой. В руке — плетёный хлыст. Лицо скрыто за венецианской маской «Моретта». Волосы трепещут на скорости более ста километров в час, точно языки пламени.

Госпожа взмахнула хлыстом!

Кроваво-красные линии за ее спиной переплетались рукописными завитками «Госпожа Моретта: Смертоносная Вендетта». Изящный логотип не помещался в ширину проспекта, круша придорожные лавки, магазинчики и нижние этажи офисных зданий.

Еще один взмах плетью!

«Хлоп!» — и кончик хлыста обвил боковое зеркало линкольна. Из задней двери на крышу авто с трудом вылез раб в латексном костюме и маске, волоча на плечах невероятное приспособление. Настоящий шедевр сумасшедшего мастера. Огромный и блестящий шестиствольный страпон. Стоя на коленях, раб надел пулемет на талию хозяйки и заправил в хромированную мошонку патронную ленту, поцеловал один из шести крупнокалиберных стволов и, пропищав «У-и-и-и-и-и!», улетел с крыши в момент очередного резкого маневра водителя. Госпожа взялась за рукоятку и надавила на спусковой крючок, начав смертоносный «РА-ТА-ТА-ТА!!!». Вихрь свинцовой спермы сносил всё на своём пути.

Очередь срезала крыши ближайших полицейских машин, обнажая мясные салоны, переполненные обезглавленными карабинерами. Импровизированные кабриолеты покатились кубарем, разбрасывая свое содержимое по всей центральной улице. Прогремел взрыв такой силы, что прорвал бумажные рамки, в которые пытались уместиться динамичные экшен-сцены. Шар огня заставил еще три автомобиля преследователей исполнить сальто.

Вертолет первого канала задымился и вспыхнул, как спичечная головка, но оператор успел прыгнуть и теперь стремительно пикировал на спортивном парашюте, продолжая снимать происходящее, в безумном оскале стиснув зубами трубочку с энергетиком.

Площадь Зависимости, к которой направлялся пламенный кортеж, была полностью окружена военными и спецназом. Броневики, боевые вертолеты, несколько танков. Сотни вооруженных людей оттесняли митингующих с красноречивыми плакатами: «ПУНКТУАЛЬНЫЙ ЗАДЕРЖАЛСЯ», «в ЖОПУ себе засунь свою КОРОНУ», «ТРАХАТЬ КОПОВ». Крыши каждого здания усеяли снайперы, точно стая голубей.

Попав в засаду, линкольн заскрипел покрышками в развороте, вычерчивая на центральной площади восьмерку. Моретта сбросила с себя дымящийся страпон. Пространство под ее ногами искривилось, крыша автомобиля схлопнулась — и суперзлодейка взмыла вверх в изящном сюр ле ку-де-пье. Толпа ликующих протестующих скандировала «Го-спо-жа! Го-спо-жа! Го-спо-жа!», пока она хлестала плеткой в воздухе.

На кончиках бахромы крекера кнута вскипели яркие пурпурно-желтые фосфаты. Диплопируя в пространстве, световые нити складывались в магические руны. Поднимаясь над площадью, символы медленно угасали и растворялись в воздухе искрящейся пылью.

Госпожа Моретта возносилась все выше и выше.

Люди внизу притихли, опустили руки, выронили оружие, бросили плакаты и начали раздеваться.

Попавшие под влияние Госпожи, видели иллюзии живее и красочнее самой реальности. Образы выразительнее и смелее самых дерзких своих фантазий. Младшие офицеры и офицерки, лейтенанты и лейтенантки, капитаны и майорки, домохозяйки и домохозяины, студенты и студентки, анархисты и анархистки, официанты, музыкантки, писательницы, акушеры, кассиры, дворницы, художницы… Каждый узнал в ближнем идеал своей любви, объект вожделения. Лишь голый король, казалось, не попал под влияние фиолетовых искр и, выбравшись из багажника, с ужасом в глазах озирался по сторонам. Многие узнали в нем свой идеал. Кто-то видел его прекрасной русалкой; кто-то мускулистым спортсменом; кто-то очаровательной белокурой эльфийкой с сигаретой; бородатым лесорубом; огромным золотым самородком; упитанным поросенком; бочонком пива…

Ладислао Пятый Пунктуальный недолго выдержал столь желанную народную любовь…

Госпожа Моретта поднималась к крышам небоскребов, из окон которых сыпались ослепленные страстью люди, желая присоединиться к невиданной оргии.

Сумерки опускались на город.

Сотни обнаженных тел сплелись в кишащей крапово-бусой массе под подошвами Госпожи. Грандиозная многофигурная композиция на весь разворот, точно «Падение проклятых» руки Питера Рубенса. Панорама отдалялась, шипела точками чернил, как пузырящиеся мазки масляной краски, будто Вальтер Менцель мгновение назад облил холст кислотой.

Моретта приземлилась на крыше, где ее должен был ждать вертолет, но площадка была пуста. Лишь голые снайперы и снайперки ублажали друг друга, используя свои оптические прицелы как секс-игрушки. Из-за кондиционерного блока вышел он, её Серебряный Прокурор в элегантном костюме.

Изменился с их последней встречи. Его кожа стала золотой.

Улыбаясь складками драгоценного металла, спокойно выплюнул перед собой белое облачко: «Благодарю за столь любезную услугу, дорогая. Теперь я займу престол». Госпожа сперва обмякла, погрузившись в воспоминания о прежней жизни. Хотела было обнять Прокурора, сделала шаг навстречу, но остановилась. Опустила голову, бросила хлыст и припала на колено. Обхватила голову руками, зарыдала, вспоминая переломный момент. Тот ужасный день. Психушку… Успокоилась. Медленно встала и крикнула, озарив всю крышу молнией речевого пузыря в ломаном обрамлении «СЕРЕБРЯНЫЙ УБЛЮДОК!!!». Чтобы нарушить молчание, пришлось выпустить маску изо рта. Черный бархатный овал был подхвачен порывом ветра и улетел вдаль в шизофреническом тесте Ричарда Грегори. Продолжая улыбаться, Прокурор спокойно ответил: «Нет, нет, Доми. Теперь я Золотой ублюдок».

В следующее мгновение Госпожа Моретта схватила Золотого Прокурора за горло и потащила к краю крыши. «Тебе ведь известно, дорогая, что если ты убьешь меня, умрешь и сама. Вместе навсегда… Помнишь, как… — но Моретта перебила. — Помню, F@&%t!» И они полетели вниз…

Раскинув конечности в неестественной позе, Госпожа лежала в луже золота, растекалась бордовым пятном. На ее безмятежном лице застыла легкая улыбка.

На заключительной странице — ближайшая подворотня. У переполненного мусорного бака черный котик в белом галстуке и надкусанный кусок пиццы с анчоусами наблюдали за происходящим. «Поделом им всем», — сказал котик. Кусок нахмурил базиликовые брови и возразил: «Самосуд не справедливость. Самосуд — проявление эмоций. Истинная справедливость требует объективности, тщательного рассмотрения фактов и соблюдения буквы закона». Котик облизнул белую манжету на лапке и спросил: «А что поделать, коли закон несправедлив?» Кусок по-червячьи подполз ближе к собеседнику и ответил: «Если закон несправедлив, то следует стремиться к его изменению через законные способы, такие, как петиции, протесты, обращение к властям и участие в общественной деятельности. Нелегальные действия или самосуд могут привести к нарушению порядка и усугубить существующую ситуацию. Важно действовать в соответствии с законом и соблюдать принципы мирного протеста и гражданского дисс…» — котик съел кусок пиццы…

LA FINALE

* * *

Доминике Джакузи понравилось завершение истории, но вскоре иллюстрации стали рассыпаться, обнажая бумажные волокна.

Тело растянулось золотой нитью по бесконечности вновь наступившей тьмы.

Создатель умер.

Госпожа слышала глухой грохот и стук камней где-то наверху. Это земля падала на крышку заколоченного гроба.

Началось мучительное существование в вакууме вымышленного ничто.

Казалось, целая вечность прошла… Как однажды вакуум взорвался какофоническим шелестом.

Стук клавиш.

Зеленый свет вдалеке.

Доминика плыла в пространстве, приближаясь к неразборчивым символам, даже не замечая, как обретает новое тело. Трехмерное тело. Состоящее из бесчисленного множества серых треугольников.

# include "FPSCharacter.h"

// Sets default values…