АЙРУТ

Одна из новоприбывших ступила вперёд. У неё были пышные светлые волосы, которые каким-то образом совсем не намокли. Её сапоги и перчатки глянцево блестели. Казалось, эта женщина не настоящая; не стояли никогда такие люди в приёмной у Настоятеля. В правой руке дама держала посох, навершием которому служила жемчужина в железных когтях. Какой ужас, подумала Айрут.

– Высокоуважаемый Настоятель Ордена Поющих. – Посетительница отвесила глубокий поклон и ударила посохом о пол. – Рейна Читтори, Архимаг Девятого Круга. Позвольте так же представить моих спутников: Раломе Читтори, моя сестра-близнец…

Раломе Читтори прихрамывала. Казалось, палка нужна была ей, а не Рейне. Она отличалась и лицом: близняшка, да, но близняшка с заострившимися скулами, истончившимися губами, глубокими бороздками морщин на лбу. Сквозь аккуратно уложенные волосы блестела белая макушка.

– Верховный Вивисектор Адриан Гарваль…

На крючковатом носу Верховного Вивисектора сидели смешные круглые стёкла. Из нагрудного кармана высовывалась золотая цепочка. Он заметно нервничал: то и дело оглядывался по сторонам. В руках он крепко сжимал толстый кожаный саквояж.

– Мастер-Инженер Аррдешвердрум…

– Арри.

Мастер-Инженер заметно уступал остальным ростом, но был куда как шире в плечах. Нижняя половина его лица утонула в пышной, несмотря на влажность, рыжей бороде. Его нос походил на картофелину. Бугристые руки были толще бёдер Айрут.

Настоятель ответил так, как Айрут и ожидала: с дребезгом, с хрустом костяшек пальцев, с недовольным вздохом.

– Кто вы такие? – осведомился он.

Рейне хватило ума не повторять титулов.

– Мы – нектонавты, – гордо сказала она.

– Нектонавты?

– Мы планируем спуститься на дно.

Взгляд Настоятеля сфокусировался на жемчужине, венчавшей посох женщины.

– И что вы надеетесь там найти?

Рейна щёлкнула пальцами. Вивисектор Гарваль возмущённо стрельнул в её сторону взглядом, потом взялся за бока сумки, открыл её, и повернулся к Раломе. Та запустила внутрь руку и выудила толстую, блестящую книгу.

– Мы изучили этот том… – начала Рейна, но Настоятель поднял руку.

– Послушница Айрут! – позвал он. – Взгляни на этот манускрипт поближе. Мои старые глаза подводят меня.

Айрут послушно вышла из-за кресла Настоятеля и проследовала к нектонавтам. Книга в руках Раломе была толще любой книги в монастырской библиотеке. С позеленевших страниц капала вода. Нет – страницы источали воду, потели ей, или, может быть, плакали. Обложку украшала сложная схема о пяти углах. Агрессивные прямые линии сразу вызвали отторжение. Поверх схемы кто-то старательно изобразил обитателей моря: морских звёзд, гребешков, удильщиков, кальмаров… В верхней части обложки кто-то расписался: Десделипт X оо.

– Это Второй Мокрый Том Десделипта Десятого, – сказала Айрут.

– Мокрый, – подхватила Рейна. – И буквы на страницах извиваются червями, но сохраняют смысл. Иногда чернила с одной страницы перетекают на другую, а текст не меняется, только… теснится, закручивается спиралью. Вы слышали о книге Десделипта, Настоятель?

– Нам известно, – прокряхтел настоятель. Айрут обернулась к нему. Старик смотрел куда-то в сторону. Его костлявые пальцы до хруста сжали подлокотники.

– Тогда вы понимаете, что мы ищем Око Глубин.

В зале вдруг стало очень тихо – почти так же тихо, как перед ежедневными песнопениями, когда, по традиции, следовало слушать Камнегубого. Айрут попятилась от нектонавтов. Тишину нарушило негромкое хлюпанье: Раломе Читтори раскрыла книгу и принялась перелистывать страницы. Запахло вдруг внутренностями морского ежа. Влажные чернила переливались всеми цветами радуги. На развороте промелькнуло непристойное изображение великого Ока.

– Закройте её, – скрипуче повелел Настоятель. Книга захлопнулась с влажным хлюпаньем. – Ваши поиски тщетны. Вы недостойны.

Рейна ослепительно улыбнулась.

– Вы проходили Слияние с Утробой, ваше святейшество?.. В этой книге рассказывается… – она многозначительно постучала пальцем по обложке. Мысли Айрут завертелись диким водоворотом. Значит, они и впрямь прочитали труд Десделипта Десятого, и теперь Око манило их на дно. Сквозь время.

– Нет. – Теперь в голосе Настоятеля звучал лёд. – Довольно.

И тогда он сделал что-то, чего Айрут ни разу в жизни от него не видела.

Он встал. Его спина и бёдра оторвались от трона с влажным хрустом. Настоятель скривился от боли, но заставил себя распрямиться. Он запустил руку за пазуху, вынул горсть соли, и с размаху швырнул ею в нектонавтов, которые инстинктивно попытались уклониться. Ярость исказила лик Настоятеля.

– Теперь – уходите, глупцы! – приказал он. – Здесь для вас ничего нет!

– Мы надеялись, вы отправитесь с нами, – пробасил бородатый Арри. – Ваше свяшво, мы никак не желали оскорбить. В моей «Би-Семь» есть свободное место. Для вас.

– Ближе к богу, – впервые открыла рот Раломе. – Хоть поймёте, о чём ваши ритуалы.

– Я попросил вас уйти! – взвизгнул Настоятель.

– Ваше святейшество, – встряла Рейна. – Узрите возможность. Мы можем приблизить вас к вашему потерянному богу…

– Вы что, не слышите меня? Уйдите. Уйдите! Что вы можете знать о моём боге, о любом боге, вы! Вы пришли ко мне с жемчугом и вы смеете просить меня о помощи? Вон отсюда. Вон!

Вежливо кашлянул Вивисектор Гарваль.

– Замечу, что не всем из нас интересны «боги»… – поучительным тоном начал он.

И тут что-то случилось.

Настоятель прохрипел что-то невнятное и качнулся в сторону. Айрут в ужасе подбежала, подхватила его под руку, заглянула в перекошенное лицо. Глаза Настоятеля так далеко вылезли из орбит, что, казалось, готовы были выпасть и скатиться на пол. Они помутнели. Левый уголок рта дёргался; правый – будто примерз к месту. Он вдруг отяжелел в её руках, и теперь покачнулась уже Айрут.

Рядом материализовался бородатый Арри. Он бережно выхватил у Айрут Настоятеля. В его мощных руках старик казался высохшим, ветвистым кораллом.

– Что же это, – прохрипел Настоятель. – Кто вы…

– Настоятель? – робко спросила послушница. Он не ответил. В сердце закололо, в глазах защипало. Вспыхнула злоба – что вы с ним сделали? – и тут же затухла; нет, не давай воли ярости. На лице Рейны читалось сострадание. Вивисектор Гарваль побледнел и громко бормотал себе под нос: «глубочайшие извинения… никак не предполагалось…» Раломе Читтори мигом как-то осунулась и сгорбилась.

Рядом, прямо над ухом, говорил Арри.

– Улыбнись, старик. Можешь улыбнуться?

Жуткая гримаса исказила лицо Настоятеля: левый уголок губ приподнялся, правый – не двинулся с места. Арри цокнул языком.

– Его надо уложить… проводи-ка меня, я его донесу…

– Вы можете ему помочь? – прошептала Айрут, с трудом сдерживая слёзы.

Арри замер.

– Нет. Но он ещё выкарабкается. Ты только проводи меня…

***

Нектонавты не стали задерживаться. Уложив Настоятеля отдыхать, они откланялись и покинули монастырь. Айрут заварила для Настоятеля водорослей, но он пока не мог пить – он только смотрел в потолок и тихо постанывал. Вскоре её сменил послушник постарше. Айрут почти физически ощущала исходившее от её братьев и сестёр презрение. Она его разделяла. Нужно было попытаться всё исправить.

Натянув свой плащ, Айрут поспешила наружу. Она нагнала нектонавтов уже на берегу.

– Разве вы не можете ему помочь? – чуть не плача, спросила она. – Разве не можете забрать его с собой, на большую землю?

Арри и Рейна, переглянувшись, оба шагнули к послушнице.

– Далеко идти, – сказал Арри. – Месяц.

Айрут сглотнула слёзы.

– А разве бы он этого хотел? – мягко спросила Рейна. – Я мало знаю о вашем Ордене, Поющая, но мне казалось, вы никогда не покидаете этой скалы. Нет; если твоему наставнику суждено пережить этот удар, он переживёт его здесь.

– Прости нас за беспокойство, – улыбнулся Арри.

Оба поклонились. За их спинами Вивисектор Гарваль уже положил руку на нос лодки. Ветер бросил в лицо хромой Раломе водную взвесь. Она недовольно фыркнула. Лодочка казалась такой маленькой…

– А вы на этой лодке пойдёте вниз?

– Нет. На этой мы вернёмся на наш корабль. А вниз, милая, мы спустимся на инженерном чуде моего народа. – У Арри загорелись глаза. – На герметичной нектонлодке на газовом ходу!

Набор слов ей ничего не сказал.

– Я хочу с вами, – объявила она.

На берегу воцарилось молчание.

– Почему бы, собственно, и нет, – веско заметил Вивисектор Гарваль. – Мы всё равно собирались взять с собой представителя этой общины.

– Странно слышать это от вас, Вивисектор, – заметила Рейна.

– Отчего же? Мой скептицизм распространяется лишь на природу некоторых явлений. Просвещение я считаю естественной и важной задачей…

– Берём, – решил Арри. – И сюда же вернём. В целости и сохранности.

Айрут кивнула, хотя это её не особенно волновало. Всю свою жизнь она пела песни и читала дневники первых Поющих. Зубрила содержание ритуалов, смысл которых затерялся в веках. Гадала, каково это – выйти утром на берег, устремить взгляд в чистую воду и узреть Камнегубого.

Она не была уверена, что у этой четвёрки и впрямь получится куда-то там спуститься. Но она знала: если получится, с ними должен быть Поющий.

 

ГАРВАЛЬ

Девочка представляла собой любопытнейший экземпляр. Глаза у неё были большие, круглые, бесцветные. Когда она говорила, губы её оттягивались вверх и вниз, открывая треугольные, заострённые зубки. При иных обстоятельствах Адриан Гарваль с большой радостью бы остался в монастыре на несколько дней, а то и недель, чтобы со всей достоверностью описать каждого монаха и послушника.

– Что значит Вивисектор? – поинтересовалась вдруг послушница. Гарваль моргнул. Рядом едко прыснула Раломе.

– Мой титул – награда за широчайший спектр работ в области естествознания, – сказал он. – Я пишу книгу…

– Он любит кромсать, – сказала Раломе. – Брать всякое в руки, разрезать на кусочки и записывать в книжку, что видит.

Гарваль скривился. Девочка не изменилась в лице.

– Ого. А зачем это нужно?

– Я описываю мир. Я составляю Энциклопедию Жизненных Форм и Путей. Да, иногда мне приходится поработать ради этого скальпелем. Порой жизнь гнездится в иной жизни.

– Да, – кивнула девочка. – Иногда в рыбе попадаются черви. Я видела.

– Именно, – улыбнулся Гарваль. Он решил, что в Айрут было что-то от летучей мыши. Какой, интересно, длины у неё клыки? – Думаю, что в существе, которое мы найдём на дне, тоже живёт множество других существ.

– В Каменногубом, – тихо сказала девочка.

– Да. – Он просиял. – Я оставил для этого, с твоего позволения, Камнегубого большой и чистый разворот.

– И он даст тебе его раскрасить, – вставила Раломе.

– Нет! – рявкнул Гарваль громче, чем хотел.

– А как вы хотите спуститься? – спросила девочка.

– Этот вопрос тебе лучше задать Арри.

Послушница послушно прошлёпала к рулевой. Их вельбот, «Бригитта Третья», не был оснащён парусом; вместо этого под ногами ревела какая-то машина в защитном кожухе. Когда Гарваль впервые увидел «Бригитту Третью», она его поразила. А потом Арри и Рейна показали ему «Бригитту Седьмую»…

– Ты чего на неё так пялишься? – поинтересовалась Раломе.

– У неё интересный прикус, – ответил Гарваль. – Я думаю, может, нам стоит забрать её с собой. Она – интересный экземпляр, госпожа. Мне интересно было бы посмотреть, способно ли такое дикое дитя к жизни в цивилизованных городских условиях. И, знаете, мне любопытно, распространяются ли нарушения на внутренние органы. Можно многое узнать о поколенческой адаптации… – Он поправил очки. – Она может заслуживать отдельной страницы в моей Энциклопедии.

– Я думаю, господин Вивисектор, вам лучше ограничиться ракушкой, – сказала Раломе.

– Почему? – рассеянно спросил Гарваль.

– Шкуру сохраните целой.

Он повернулся к ней лицом. Раломе улыбалась. Одними губами.

– И это вы мне будете выговаривать, – прошептал он. – Это вы будете при мне притворяться, будто для вас имеет значение какая-то грязная, безумная девчонка…

– Да, я.

– Дорогие мои!

Рейна Читтори хлопнула лежавшей на её коленях книгой – тем самым вечно-влажным томом Десделипта Х. Во все стороны разлетелись капельки смрадной влаги. Рейна окинула Гарваля и Раломе суровым взглядом. Поразительно, подумал он. Иногда они очень похожи. Иногда – очень отличаются. Забавно было бы проверить, насколько у них схожи болевые рефлексы.

– Мы все напряжены, – объявила Рейна. – Но я предлагаю вам отложить препирательства на потом.

Раломе нехорошо ухмыльнулась.

– А вот мне кажется, что лучше выяснить отношения заранее, – процедила она. – Чтобы вниз идти с чистой совестью, а то вдруг всё пойдёт наперекосяк. Даже не думай, Вивисектор, что свои грязные ручонки сможешь наложить на эту девочку. Да на кого угодно с Утёса. Или я вас сожру. – Она цокнула языком. – У меня и жизненная форма подготовлена подходящая, в ваших книжках подсмотрела.

– Как скажете, госпожа Читтори, – чуть поклонился он. – Ваша правда.

Интересно, думал он, а если захватить Раломе в форме и препарировать, что он найдёт внутри? А если вскрыть в момент метаморфозы? Когда-то, ещё в обучении, он так вскрывал куколки гигантских радужных атласных бабочек, но тогда у него не было микроскопов!..

– А позвольте-ка, – Гарваль решил сменить тему. – Почему Настоятель так оскорбился на жемчуг на посохе?

– Ах, это. – Рейна постучала пальцем по обложке книги. – Я как раз нашла. Жемчуг священен. Стоило догадаться. – Она пожала плечами. – Наша ошибка.

– Твоя, а не наша, – сказала Раломе.

Сёстры пододвинулись друг к другу поближе, перешли на озлобленный шёпот. Гарваль с вежливой улыбкой поднялся на ноги. В этот же миг «Би-Три» качнуло и он едва не кувыркнулся через голову. Кое-как устояв, Вивисектор подскочил к правому борту и выглянул сквозь окошко наружу. Впереди уже виднелись огни «Неукротимого».

Когда подошли поближе, над бортом судна показалась могучая металлическая рука. Зашипел пар. Сверху упали толстые, витые верёвки. Арри пробежался вдоль борта, бормоча что-то про стропы и тали; Рейна встала ему помочь. Гарваль отошёл в сторону, чтобы не мешаться под ногами.

Шлюпбалка зашипела ещё громче. Вельбот рвануло вверх. Под днищем сошлась с мокрым хлопком вода; почти поцелуй, подумал Гарваль. С похожим звуком отрываются от раковин живые улитки.

Они по очереди сошли на палубу корабля. Матросы бросились разгружать вельбот. Сёстры Читтори, всё ещё пререкаясь, проскочили мимо Гарваля. Арри вёл за собой послушницу. Гарваль проводил их взглядом, потом направился в свою каюту; ему тоже нужно было собраться в путь на дно.

Он переоделся, густо надушился, потом собрал свою сумку. Черновик Энциклопедии Форм Жизни он заранее убрал в надёжно запертый сундук, оставив только несколько десятков относящихся к делу страниц; их он теперь захватил с собой, упаковал в прочную кованую шкатулку. Затем – направился в трюм «Неукротимого». Пространство, которое на обычном корабле целиком предназначалось бы под грузы, на этом пузатом судне отвели под нектонлодку Арри. Машина имела форму шара; её внешнюю поверхность густо покрывали, будто бородавки жабу, наросты разных форм и размеров.

Бородач расхаживал по отсеку и выкрикивал команды матросам. Айрут устроилась поверх мешка с песком и во все свои огромные глаза наблюдала за происходящим. Гарваль встал у неё за спиной и негромко кашлянул.

– Послушница.

– Да?

Даже не повернулась. Он развернул принесённые с собой листки из Энциклопедии. Остановился на том изображении, которым особенно гордился.

– Я подумал, тебе может вот это понравиться, – тихо сказал он. Айрут метнула быстрый взгляд – и обомлела.

– Ты знаешь, что это?

– Я таких не видела, – сказала она, морща лоб. – Я видела всяких, но не таких. Но он очень похож на Камнегубого.

– Да, – сказал Гарваль, присаживаясь рядом. Айрут кашлянула. Она непривычна к духам, подумал Гарваль. Ничего, пусть привыкает к цивилизованному обществу. От самой-то несло рыбой и йодом. – Дальний родич вашего Камнегубого, если верить той мокрой книге.

Он провёл ногтем по волнистым створкам, постучал по мелким, регулярным глазкам. На картинке особенно хорошо получились мелкие щупальца с внутренней стороны.

– Это гребешок, – сказал Гарваль. – Пять лет назад я знал лишь то, что они очень вкусны в жареном виде. Но потом… – Он напустил на себя таинственный вид. – Потом я познакомился с Архимагом Рейной. Услышал от неё об Оке Глубин. И тогда я начал их изучать. Я покупал их у ныряльщиков и путешественников. Сама Рейна принесла мне несколько. Мы хотели знать больше…

Он немного помолчал.

– Ведь, если подумать, как такое существо может жить? Только пропуская через себя воду и забирая из неё всё, что она может дать… Я так долго мучился с аквариумами, послушница, потому что им всякий раз не подходила вода: они научили меня, что вода куда как сложнее, чем кажется… и у них разные причуды… О! Почти растения, но не совсем!

Гарваль чуточку помолчал.

– А ещё они почти не чувствуют боли…

 

РЕЙНА

Первые несколько кабельтовых в рубке «Би-Семь» царило молчание.

Они сидели тесно. Арри – чуть впереди, за панелью с рычагами; он разглядывал циферблаты приборов, чем-то щёлкал, и, порой, недовольно фыркал, но ни разу своих забот не озвучил. Всех это устраивало. Так заранее и условились. За всё, что касалось устройства нектонлодки и спуска в глубины, отвечал Арри.

Где-то, знала Рейна, молотили поршни, горел газ. Шли адиабатические процессы, о которых Арри так любил поговорить. Да… тогда хитрый блеск его глаз ещё казался ей привлекательным; шарм потерялся позже, когда она поняла, что такими же глазами он смотрит на золото. Тогда же в Рейне поселилось лёгкое презрение к инженеру. Он ведь не понимал, что Камнегубый может изменить мир. Он просто хотел украсть Око. Ещё и думал, гад, что раз Рейна не могла уяснить, что такое адиабатический процесс и как он двигает «Би-Семь», то и разобраться в назначении крючков и тросов под брюхом нектонлодки была не способна. Эх, будь её воля…

…впрочем, скоро будет её воля.

Архимаг Девятого Круга попыталась ещё чуточку подтянуть ноги. Не вышло. Её колени упирались в сестрины. Раломе явно себя не очень хорошо чувствовала: на висках выступили капли пота, дышала она тяжело.

– Ваша лодка стонет, – пожаловалась вдруг Айрут.

– Нет, это, наверное, я, – хихикнул Гарваль. Этому пришлось чуть ли не втрое сложиться зигзагом. – Или мой желудок.

– Нет, это лодка.

– Девчонка права, – подал вдруг голос Арри. – Но бояться нечего. Госпожа Читтори по моей указке зачаровала материалы, из которых я собрал «Би-Семь». Всё в пределах!

Да. Таких чар, как на металл для «Бригитты», ей накладывать ещё ни на что не приходилось. Тогда Арри много говорил про микродефекты, напряжение и деформацию, и всё это она понимала чуть лучше.

– А что ещё ты умеешь? – с любопытством спросила Айрут.

– Всего понемногу. – Видя, что этот ответ послушницу не удовлетворил, Рейна добавила: – Я специализируюсь на трансформации, Айрут. Я меняю мир вокруг себя. Всегда – к лучшему.

– А ты? – взгляд Айрут метнулся к Раломе.

– А во мне альтруизма поменьше, – выдохнула та. – Я меняю только себя и только к худшему.

– Волшебницы! – закатил Гарваль глаза. – В них так мало уважения к природным формам. Вам, госпожи Читтори, стоило бы поучиться наблюдать за прекрасным…

От него несло. Вивисектор, похоже, искупался в парфюме. В тесной рубке «Би-Семь» пахло теперь только Гарвалем. Ей подумалось, что, верно, эта привычка у него из его лабораторий. Устал от запаха крови, желчи и слизи, а спрятаться от них не мог. Вот и начал обливаться духами. Почему она не подумала об этом раньше? Надо было сказать им: оденьтесь в чистое, не берите с собой ничего пахучего. Ничего! Но за всем не уследишь. Даже если очень хочется.

– Мне понравились гребешки, – сказала Айрут.

– Гребешки?

– Да. Я не знала, как они питаются.

Рейна нахмурилась. Точно. Гарваль им что-то такое рассказывал. Двустворчатые пропускают сквозь себя воду и забирают из неё всё съедобное. Не мыслят, не охотятся, даже не чувствуют. Кусок мяса в минеральной тарелочке. Даже жемчужины – и те так, случайность. А с жемчужиной там, в монастыре, всё-таки вышло нехорошо. Надо было просто обернуть кончик посоха. Не объяснять же, что её камень – жемчуг. Не поймут.

За происшедшее с Настоятелем она всё ещё чувствовала вину. Рейна пока не умела исцелять. Ещё одна причина спуститься. Как будто у неё их мало!

Она глянула в сторону Арри. Над панелью управления у «Би-Семь» было единственное окно: маленькое, круглое, толстое. Инженер то и дело в него поглядывал. За окном царила непроглядная тьма.

– Вы правда надеетесь найти Камнегубого? – спросила Айрут.

Раломе успела первой.

– Не только найти. Познакомиться.

Айрут наклонила голову вбок.

– Но это же невозможно, – вырвалось у неё. – Он слишком глубоко. Раньше люди могли к нему спускаться, а теперь не могут. Там слишком большая глубина. Это известно. Мы поём, что можно нырнуть и коснуться Его, но на самом деле нельзя, а те, кто ныряет, не выплывают обратно…

– Видишь ли, Айрут, – жизнерадостно заговорил Арри, – это раньше люди не могли победить стихию, а теперь могут. Если «Бригитта» тебя не убедила, то ты погоди, посмотри.

Айрут умолкла. Ей явно ещё что-то хотелось сказать, но послушница сдержалась.

Спуск тем временем продолжался. В окошке над панелью Арри замелькали неяркие, зеленоватые огни. Порой инженер включал большой белый прожектор, разгонял тьму; в узком конусе света метались гротескные тени. Один раз луч скользнул по каменистому склону, на котором угадывались квадратные очертания затонувших строений; Арри одобрительно хмыкнул.

Вот и подтверждение, подумала Рейна. Когда-то их монастырь и впрямь стоял гораздо ниже. И занимал столько места, сколько не занимают некоторые города. Когда-то старые боги ещё не были старыми, когда-то в их тени рождались и умирали целые цивилизации, и предшественники маленькой Айрут и впрямь выходили на причалы и ныряли, чтобы прикоснуться к святой плоти.

– Вон он, – глухо сказал Арри. – Мать! – Не выключая прожектор, он привстал в кресле, приник носом к окошку.

Остальные попытались одновременно подняться на ноги. Вивисектор к окну скользнул первым, уставился наружу, туповато спросил: «на что я…», а потом Арри ему объяснил, и Вивисектор ахнул. Рейне пришлось оттолкнуть его в сторону, чтобы посмотреть самой.

Нектонлодка зависла над волнистым ущельем. По отвесным стенам с внутренней поверхности протянулись леса чёрной поросли. Дальше, ниже, в темноте, что-то слегка шевелилось, покачивалось, будто на ветру…

– Ну, давайте, не надо терять времени, – подгонял Арри. Раломе одной ногой уже стояла в шлюзе. Рейна с Гарвалем последовали за ней; Арри провожал их тем самым блестящим, алчным взглядом. За ним Айрут вскарабкалась на приборную панель и тоже уставилась наружу. Её плечи поникли.

Нектонавты выбрались в шлюзовую камеру. У одной стены высился бронзовый скафандр, предназначенный для Гарваля. Рейна вытащила из-под скамейки баллон со сжатым воздухом, продела руки в лямки, прижала ко рту дыхательную маску, потом взялась за свой посох. Они с Раломе тоже готовились, каждая – на свой лад.

– Отойдите, – предостерегла сестра. Она скинула плащ, стащила сапоги, бросила всё в рубку; вслед полетело и нижнее бельё. Раломе Читтори выпрямилась, насколько могла. После каждого превращения она что-то теряла: немножко кости здесь, немного нервов там. С короткой, тонкой левой ногой, которую сестра теперь могла ставить только на носок, её оставили как раз их совместные тренировки.

Она сложила перед собой руки, закрыла глаза, выдохнула – и начала превращаться.

– Арри?

Инженер задвинул дверцу, завернул рычаги. Мгновением позже под потолком зашипело. Рейна заставила себя отвлечься от Раломе; пока было позаботиться о себе. Гарваль тоже как раз застёгивал последние застёжки… Архимаг Читтори отвернула на своём баллоне вентиль, одновременно с этим стягивая вокруг себя воздух, оборачиваясь в него, будто в шубу.

А потом Арри пустил воду, и всё вокруг погрузилось во мрак.

…Она пришла в себя не сразу; её мысли были заняты тем, чтобы удержать вокруг себя «шубу», удостовериться, что от воды её по-прежнему отделял тонкий и надёжный слой воздуха. Рейна реяла во мраке, чувствуя себя почти невесомой. Неподалёку темноту рассекал луч прожектора «Би-Семь». Она проследила его взглядом, узрела там, внизу, ущелье, и улыбнулась.

Рядом зажглась оранжевая лампочка; она выхватила улыбающееся лицо Инспектора Гарваля за квадратным окошком. Он держался рукой за внешнюю рукоятку шлюза. Рейна потрясла кулаком, и Гарваль сообразил переместить руку на рукоятку.

Архимаг проследила лежавшее под ногами ущелье. Оно шло из ниоткуда в никуда. Будто бы не было ему ни начала, ни конца. Будто здесь, на дне морском у подножия Стеклянного Утёса, треснул мир. В воде над трещиной реяли бесчисленные кусочки органического мусора: продукты гниения, глубоководные рачки, фантастические рыбы, боявшиеся приближаться. Мириады. Этот пустой мрак на самом деле был полон под завязку.

Она взмахнула посохом и произнесла про себя заготовленное заклинание. Почти молитва, подумалось вдруг Рейне, почти, но не совсем, потому что она обращалась только к себе; всё остальное – лишь приёмники, каналы, которыми она могла пользоваться, и совсем скоро таким каналом станет весь мир, весь грязный, жалкий, глупый мир, который волею Архимага Девятого Круга станет лучше и чище, если только… если только у неё будет достаточно большая жемчужина…

А та, что гнездилась на конце её посоха, вспыхнула, и вместе с ней вспыхнули мириады иных огней. Подводное царство озарилось звёздочками. Каждый рачок, каждая водоросль, каждая рыбка вспыхнули кострами.

Могло не сработать. Гарваль вот, например, боялся, что даже если Камнегубый – гребешок, глазки он со временем мог и потерять.

Однако сработало.

Зажжённые Рейной костры подсветили ущелье. Выхватили целиком – только всё равно от начала до конца она его проследить не могла, потому что там, вдалеке, оно загибалось куда-то вниз.

А потом ущелье приоткрылось.

Разошлись в стороны титанические стены. Блеснуло внутри розовым мрамором; закачались, будто на ветру, длинные, гибкие выросты. Только мягок был тот мрамор. Камнегубый явил взору Рейны свою древнюю плоть. И что-то там, внизу, сияло в ответ на огни Рейны.

Рядом мелькнула тень.

Вокруг пояса Рейны обвилось толстое, мускулистое щупальце. Ещё одно такое же ухватило Гарваля. Они только и успели, что переглянуться, а затем что-то, крепко их сжимая, рвануло сквозь водную толщу к раззявленной пасти моллюска.

 

РАЛОМЕ

Она падала среди тусклых, отгорающих своё звезд. Там, внизу, всё шире раскрывался титанический разлом. Мистический портал, думала она, прореха в реальности, о, и замечательное укрытие для такой, как она; туда не пробраться охочему до мягкой плоти кашалоту, там с лёгкостью можно выхватывать из водной толщи случайно заплывших внутрь рыб…

…как сейчас, только это не рыб сжимали её руки, а людей, один из которых, в жёсткой скорлупке, ворочался, молотил кулаками. Она чуяла его страх. Чего он боялся? Ей не добраться до того, что внутри; ей не расколоть металлический панцирь. И выманить его не получится. Люди умнее моллюсков.

А та, вторая, казалась совсем мягкой, совсем тонкой. Рука по наитию поднесла трепещущую фигурку к голове. До боли знакомое лицо.

Рейна.

Голова осознала, руки – нет. Рукам было интересно, как эта женщина остаётся сухой, как сопротивляется давлению воды. Руки хотели потрогать, пощупать, скатать женщину валиком. Но делать этого нельзя. Сестра.

– Раломе! Раломе!

Как тихо. Её голос отражался от границы между водой и воздухом. Голова его узнала, руки – нет. Руки протянулись к сестре. Это мои руки, но и не мои, и, может, в этот раз, превратившись, я создала что-то новое, потому что они – не я. О, масштабы возможностей; а что, если я стану Роем, если обращусь в облако саранчи, в грибную сеть? Сколько создам; сколько – потеряю? Ведь я всегда что-то теряю, и туда, и обратно, и когда-нибудь от меня ничего не останется, и я истаю, будто ледяная скульптура на весеннем солнце…

Темноту прорезал ослепительный белый луч. Раломе увидела сама себя тенью в центре луча; словно кто-то вырезал из белоснежной ткани восьмирукий, обтекаемый силуэт. Но прожектор Арри бил дальше, бил в расщелину меж разошедшихся в стороны Каменных Губ, и там, внизу, прожектору что-то отвечало. Сверкало. Манило.

…и всё-таки руки послушались: она уняла их любопытство.

Раломе приказала себе двигаться, и неуклюже понеслась опять сквозь водную гладь. Она не понимала, что за мышцы, и как, толкают её вперёд, и не понимала, почему руки думали отдельно от неё. И не только руки! Потихоньку, понемногу, просыпалась её шкура: она рябила, меняла цвета, перетекала, топорщилась…

Она скользнула в разлом. Нектонлодка с включённым прожектором медленно шла за ней. Раломе вдруг осознала, что могла одновременно смотреть на своих спутников, и на лодку, и на сияющую глыбу в чреве Камнегубого, фокусируясь на всём и сразу. Как удобно. Как хорошо.

Она скользнула меж толстых, жирных, коротких щупалец, обрамлявших «губы» моллюска; за тесными рядами щупалец ороговевшие ткани сменились жёсткими, светлыми мускулами. «Би-Семь» остановилась там, прямо над разломом. Точно. Они договорились, что подадут Арри сигнал, если что-то пойдёт не так. О, если бы она могла, она разделила бы с Арри это удовольствие. Как глупо, как подло, что человеческая форма непригодна к тому, чтобы резвиться в воде. Когда-нибудь вода покроет весь мир; что тогда будут делать люди? От города, что здесь когда-то лежал, остался лишь одинокий, жалкий монастырь под жёстким бледным небом. Совсем скоро Вивисектору Гарвалю тоже не придётся больше выходить в море в поисках образцов: образцы придут к нему сами, они выпьют его глаза и обглодают его кости, поселятся в нём, расцветут на его костях. И скорлупка Арри тоже рано или поздно затонет. Вода проглотит их.

Вода приютит лишь тех, кто готов будет измениться. Раломе Читтори научит их. Ей надо только перестать терять частичку себя с каждым превращением. Сделать процесс фактически обратимым, как сказал бы Арри. С Оком Глубин получится. Рейна вот-вот изменит мир.

Раломе несколькими мощными толчками послала себя поближе к жемчужине. Её глаза в этой форме не различали цветов; жаль – сокровище Камнегубого наверняка переливалось всеми цветами радуги. Она уговорила руки опустить Рейну и Гарваля на склизкий пол. Гарваль сразу рухнул на колени, вытащил канистру для образцов и скальпель и принялся копаться в мясе у собственных ног. Рейна, смешно размахивая руками и ногами, зашагала к жемчужине.

Раломе оттолкнулась ещё раз и проплыла у сестры над головой. Жемчужина заливала внутренности Камнегубого нежным сиянием. По обе стороны от нектонавтов в морскую толщу возносились стены-створки, устланные мышцами и слизью. Покачивались леса глубоководной поросли. Сновали туда-сюда стайки рыб; за ними охотились змеистые, большеглазые твари. Мир внутри моллюска, мир маленького, холодного солнца. Раломе тоже могла бы тут жить, и, в самом деле, было бы это так уж плохо? Это Рейна не способна была обойтись без правил приличия, красивой одежды, светского общества, всеобщей любви, поклонников, интрижек. Это Рейна кичливо декларировала, что, как Архимаг, чувствовала необходимость всем вокруг помогать и всех защищать. Ответственность! Любимая дочь, пусть они и были близнецами; солнышко-красавица, неразлучная со своей тенью. Она чувствовала ответственность!.. за слабаков и тупиц, за Вивисектора Гарваля, за каждое насекомое, какое случайно давила, поднимаясь по лестнице власти. Мудрая Рейна первой примчалась к этому подводному богу и вот-вот во имя всеобщего блага наложит на него красивые ручки.

Руки предложили всё-таки попробовать свернуть Рейну, но Раломе отказалась. Она прекрасно подходила на роль тени. Она служила дозой честного безразличия к лицемерному великодушию; ложкой искренней жестокости в бочке показной доброты. Сама поймала себя в эту клетку. Сама не придумала, как жить с самой собой. Раломе могла превратиться во что угодно, но не в Рейну.

Раломе вернулась к сестре, помогла ей преодолеть последние несколько шагов до жемчужины. Та положила на гладкую поверхность сокровища руку, коснулась кончиком посоха, начала что-то шептать себе под нос. Раломе обволокла сестру, прижалась к жемчужине кончиками всех своих восьми рук, пристала присосками, замерла.

Её глаза по-прежнему видели сразу всё вокруг. Она сфокусировала один на Рейне, второй – на Гарвале, который всё копался в мясе. Будто почувствовав её взгляд, Вивисектор поднял голову и уставился на неё из-за окошка шлема.

Что-то было не так.

Он зажевал нижнюю губу: по подбородку струилась тёмная кровь. На месте глаз зияли багровые провалы.

Только она это заметила, как на стекле тонкой плёнкой выступила влага. Раломе оттолкнулась от Ока Глубин, помчалась к Вивисектору.

Гарваль затрясся. Его голова дёрнулась вбок, и Раломе увидела поднимавшуюся из уха струйку пара.

Её руки, ничего не страшась, протянулись к Гарвалю и нежно взяли его за плечи. Встряхнули.

Голова Гарваля исчезла. Стекло залепило чёрным с кусочками белого. Пока Раломе осмысливала происходящее, её любопытные руки начали развинчивать шлем Вивисектора. Она не успела приказать им остановиться. Вода рванула внутрь.

Позади Рейна, прикрывая рот ладонью, подняла посох. Жемчужина на кончике ярко, коротко сверкнула три раза подряд. Где-то в тёмных небесах дрогнул прожектор; заревели опять газовые двигатели. Раломе подумала: ей стоило взять Рейну и сейчас же помчаться туда, к Арри… или дальше, в большой мир, туда, где, оказывается, можно было быть, можно было меняться и двигаться.

Что?

Её руки безвольно обвисли. Мысли затухли.

В чёрном небе над ней дрогнули створы Камнегубого. Вода тронулась с места. Вода бесцеремонно подхватила сестёр Читтори и тело Адриана Гарваля, чтобы играючи швырнуть их на сияющую жемчужину. Впереди Рейна с душераздирающим хрустом ударилась о перламутровую стену. Её воздушная шуба задрожала и взорвалась мириадами крошечных пузырьков.

 

АРРИ

– Вот она, – сказал Арри, отлипнув от окошка. – Сама посмотри.

Послушница вскочила на его кресло и приникла к окну.

– Это же спрут, – недоверчиво проговорила она.

– Это Раломе. Она долго тренировалась, но полностью превратилась в первый раз. Теперь она понесёт их вниз, а мы...… Ну всё, слезай, мне нужна панель.

Айрут послушно вернулась в своё кресло. Несмотря на то, что теперь остальные три пассажирских места пустовали, послушница сжалась, подтянула колени к груди. Забитая девчонка. Жалко её!

– А почему она не превратилась сразу?

– Давление. – Арри повёл нектонлодку туда, где потихоньку расходились створки гигантского моллюска. Луч его прожектора пробежался по толстым губам. Там регулярно попадались чёрные точки размером с «Би-Семь». Глазки, если верить Вивисектору. Не окажись их у Камнегубого, пришлось бы забираться внутрь где-то, где створки плохо друг к другу прилегали. Или бурить. Но Гарваль оказался прав. Глазки нашлись и узрели свет.

Айрут начала расспрашивать его про давление. Арри отвечал машинально. У девочки полностью отсутствовало даже базовое образование. В таких местах, как этот Стеклянный Утёс, детей ничему не учат, подумал он. Дают затхлые книги и приказывают читать. Просят петь всякую ересь хором. Денег не дают. Да и не в ходу у них деньги… Гниют тут люди, рождаются, и сразу гниют. Вот взять её хоть? Любопытная, смазливая, ручки вон тонкие-ловкие; её бы на спичечную фабрику, на фабричный пай. Макала бы спички в фосфор. Набиралась бы опыта. Поняла бы, в процессе, простейшую истину: человек может создать Огонь, и Огонь человеку служит. Чем больше ты Огонь кормишь, тем больше Огонь кормит тебя.

Огонь в двигателях «Би-Семь» мог подарить Аррдешвердруму величайшее сокровище на этой земле. Оно ждало столетиями. Росло. И теперь подмигивало ему снизу, из этой мидии-переростка. Око Глубин! Эту жемчужину Арри собирался заложить в основу империи.

– Око Глубин, – восхищённо молвил он.

Айрут даже переезжать никуда не придётся. Он построит фабрику прямо тут, на Стеклянном Утёсе, и протянет трубы в море, чтобы выкачивать… какая, в самом деле, разница, что там выкачивать. Что-нибудь найдётся, знал Арри. Всегда можно что-нибудь найти, и не важно, нужно оно, или не нужно. Нужду привить легко. Он вот, например, не знал в детстве, что ему нужны уборные с бегущей водой, а они вдруг появились, и теперь Арри жизни себе без них не представлял.

В «Би-Восемь» обязательно сделает такую. Меньше пассажиров, больше удобств.

– Они уже у Ока, – сказал он, наблюдая за многорукой тенью спрута-Раломе. Огоньки Рейны уже почти потухли. Поначалу Арри казалось, что это луч его прожектора отразился от жемчужины и озарил внутренности моллюска, но теперь он понимал, что сокровище Камнегубого само по себе светится. – Мы повисим здесь. На тот случай, если он обратно закроется.

– Закроется?

– Ну, ракушка-то раскрылась, – нетерпеливо объяснил инженер. – Впустила их.

– Они вошли в Око?!

– Они стоят у него. Трогают.

Айрут чуточку помолчала. Потом сказала:

– Око – это сам Камнегубый. Он ведь выглядит как глаз.

– В их мокрой книге сказано иначе. Сказано, глаз – это жемчужина…

– Нет. Это ошибка.

– Какая разница…

– Такая, что им нельзя в Око, – явно волнуясь, сказала Айрут. – Туда можно только Поющим. А они не готовы.

Арри не встретился с ней взором. У него никогда не хватало терпения на разговоры с фанатиками.

– Уверен, они принесли свои извинения за вторжение. И ничему там не повредят.

Послушницу это не успокоило.

– В Десделипте ведь описывается Слияние с Утробой, – проговорила она. – Почему вы не спросили, можно ли входить внутрь?

– Мы забыли. Могла бы сама сказать.

– Я не думала... – А ведь она старше, чем кажется, подумал Арри. – Я бы сказала, что нельзя. Нельзя. Тебе нужно их вытащить оттуда.

Его терпение лопнуло.

– Конечно, конечно. Прям щас. Уйдём. Иначе обидишься? Нам, деваха, нужна жемчужина внутри… Кто магию будет творить, кто – науку…

– Не потому, что обижусь, – спокойно сказала Айрут, – а потому, что входить туда можно только чистым. Об этом поётся. Об этом писали. Мы входили, ложились под мантию Камнегубого, но только с чистыми мыслями…

– …о мире во всём мире и материнском молоке, не сомневаюсь…

– Нет. Не так. – Она помотала головой. – Это сложно объяснить. Дети читают с младых лет… – Айрут умолкла, потом резко закончила: – Мысли должны быть чисты. Не добры. Чисты. Иначе Камнегубый услышит.

– Услышит?

– Именно.

– Вы же Поющие. Вы ему поёте. Разве не хотите, чтобы вас слышали?

Показалось ли ему, или створки моллюска дрогнули? Он поводил прожектором. Что-то двигалось.

Он привстал, чтобы посмотреть в окно. Створки двигались. Сёстры и Гарваль куда-то пропали. Руки Арри сами нашли рычаги, поддали газу: «Би-Семь» сорвалась с места, стрелой помчалась сквозь водную толщу. Он на ходу запустил тали на корме, приготовил крюки: может, был ещё шанс захватить Око и унести его прочь. Тогда и с Рейной не придётся спорить по поводу судьбы жемчужины. «Би-Семь», конечно, мала в сравнении с жемчужиной, он рассчитывал на меньший вес, но разве жемчуг много весит?

– Ты совершаешь ту же ошибку, – печально сказала Айрут. Он не стал оборачиваться, и больше ничего от неё не услышал.

Освещая себе путь прожектором, нектонлодка неслась к расщелине меж створок титанического моллюска. Лучик света, будто копьё, смотрел на поблёскивающую в глубине жемчужину. Металл вокруг Арри дребезжал и стонал. В шлюзовой камере плескались остатки воды.

Еле слышно пахло газом. Ничего. Мелочь. Чуть-чуть что-то перегрелось.

«Би-Семь» скользнула в мир меж створ. Жемчужина сияла путеводным маяком. Нектонлодку вдруг подхватило, чуть не выбросило обратно; Арри попытался оседлать этот поток. Это всего лишь вода, думал он. И всего лишь жирный гребешок-переросток. А он, Аррдешвердрум – властелин огня и пламени. Его устройства бурили, дробили и жгли. Разрушали и строили. И его нектонлодка тоже выдержит. Проскользнёт угрём, подхватит эту перламутровую прелесть и ускользнёт, оставив монстра с носом. К чёрту Рейну, Раломе и Гарваля. Сами виноваты. У него будет «Би-восемь…»

…и Би-последняя, Бригитта финальная, Бригитта всемогущая, многоногая, попирающая моря; пламя бессильно перед морем, но пламя может ему служить, пламя подогревает очаги жизни на морском дне; можно подчинить себе пламя, можно подчинить камень, извлечь металлы, начать движение, какая страшная, восхитительная концепция – двигаться; думай, думай, инженер, как поставить на ноги то, чему ходить не должно, как встать живой горе…

Он всхлипнул, а его сознание продолжало думать, сыпать мыслями, потому что Он требовал больше мыслей; Он наслаждался ими. Считай, Арри. Сколько нужно ног, сколько нужно тонн руды. Сколько нужно рабочих? Нисколько; уже известно, что мир можно менять одной лишь силой воли, что меняться можно и самому.

…Визжа, дрожа, инженер оторвал от одного из рычагов закруглённый набалдашник, обнажив острую металлическую трубку. Потом, прицелившись, с силой двинул головой вниз. «Би-Семь», неуправляемая, промчалась ещё пару кабельтовых, прежде чем зарыться в рыхлую, склизкую плоть.

 

АЙРУТ

Металлический пол нектонлодки холодил щёку. У ног что-то ритмично покатывалось из стороны в сторону, задевая пятки Айрут. Откуда-то доносились тихие, ритмичные шлепки. Так падают капли. Совсем как на Стеклянном Утёсе, в главном зале с прохудившейся крышей и сморщившимся, прилипшим к своему трону Настоятелем. Маленький липкий монастырь закрыл свои створки. Закрыл глаз, которым смотрел в море.

Теперь нужно открыть.

Айрут осторожно вылезла из-под сидений за спинкой кресла Арри. Бородач странно повис на панели с рычагами. В окошко над панелью бил рубиново-красный свет. По стеклу ползала жирная, чёрная муха; она отбрасывала внутрь нектонлодки размытую страшную тень. Айрут захотелось выглянуть в окно, но тогда ей пришлось бы отодвинуть в сторону Арри, а приближаться к нему она не хотела.

У Айрут болело запястье. Прижав его к груди, она прошаркала в шлюзовую камеру и вцепилась обоими руками в тяжёлую литую рукоятку двери. Она попробовала отвернуть её в сторону, но ничего не случилось – только руку прострелило. В глазах потемнело.

Она пнула дверь. Та даже не пошатнулась. Айрут осмотрелась по сторонам в поисках рычажка, кнопки, или, может, ломика, но ничего не нашла. Она глянула в сторону пульта Арри, чуть не шагнула к нему, но резко остановилась. Где-то рядом, очень близко, нарастал угрожающий, высокий свист.

Послушница вернулась к двери и ударилась о ту плечом. В ответ раздался скрежет. Напуганная, она отступила на шаг, уставилась на дверь: у неё на глазах тяжёлая круглая рукоятка медленно провернулась вокруг своей оси, и дверь с явственным и непонятным хрустом отошла в сторону на локоть. Красный свет ворвался, нет, влился внутрь, тягучий и медленный.

Она ступила наружу. В лужице перед дверью растянулось дряблое тело гигантского спрута. Его вытянутую голову покрывали раздувшиеся синяки. Выкатившиеся из глазниц глаза походили на битые яйца. Двумя щупальцами он ещё держался за рукоятку двери, остальные подтягивал под себя. На сереющей шкуре проступило на миг женское лицо; проступило – и растворилось в мертвенной белизне.

Послушница заставила себя оглянуться – только прищурилась, боясь, что увидит слишком много всего и сразу. Нектонлодка вгрызлась, будто клещ, в розовую, студенистую плоть Камнегубого. Его жемчужина лежала много ниже по склону; она источала клубящийся алый свет. Гигантские створы возносились ввысь по обе стороны от Айрут, аккуратно деля небосвод на три части. Во впадинах и неровностях этих створ развернулись солёные озёра. Глубоководные рыбы метались в лужицах, раздувшиеся, нелепые, изуродованные. Над их телами кружили огромные мухи. Густой солёный воздух хотелось пить, как устрицу из раковины.

Небеса были темны и безоблачны. Звёзды покачивались, перемещались, загорались и тухли. Айрут не было видно, что творилось под Каменногубым, но она слышала, как разбиваются огромные волны, как горестно воют существа, ещё недавно правившие в этих высоких водах. Как он поднялся? На чём стоял? Может, на гигантских щупальцах, а может, на ногах из металла и камня; кто знает, сколько он успел почерпнуть идей, не понимая, откуда они исходят и для чего предназначаются?

Айрут зашагала прочь от нектонлодки. Её ноги глубоко погружались в густую слизь, застревали; каждый шаг давался ей с чудовищным трудом. Она искала складку. В старину искали всегда у края, но к краю створы ей пришлось бы шагать несколько часов. Подойдёт и просто углубление. Может, глубокая царапина… Послушница замерла, развернулась, вернулась к нектонлодке, обошла её по кругу, нашла взглядом прочерченную в мясе Камнегубого колею.

Красный свет, источаемый жемчужиной, завихрялся и поднимался к небесам. Отдельные тонкие струйки поползли наружу, прочь из раковины, алыми реками срываясь в море. А звёзды всё бессмысленно метались в небесах, одичавшие, ненадёжные; казалось, их бледное сияние уступало красному свечению жемчужины.

Айрут видела уголок моря. Крошечный кусочек; всё остальное от неё скрывали развёрнутые створы. Там, в этом уголке, возвышался одинокий каменистый шпиль Стеклянного Утёса, казавшегося с такой высоты жалким камушком в лужице. Камнегубый даже не заметит Утёс. Не поймёт, когда вместо морского дна зашагает по городам. Он зальёт всё своим алым светом, он сведёт с ума все звёзды на всех небосводах.

Нога Айрут вдруг провалилась по бедро. Она ахнула, ощупала всё вокруг руками, зашипела от боли. Медуза. Айрут сдвинулась чуть в сторону, наклонилась, полезла поглубже, потом – набрала в грудь воздуха и попыталась нырнуть.

Получилось.

Она улеглась в тесный, влажный карман; плоть Камнегубого скрыла от неё стонущий под тяжестью бога мир. Ей не хватало воздуха, и всё-таки она замедлила своё дыхание; и боль в руках тоже отогнала подальше. Мелькнуло ещё несколько мыслей о старом Настоятеле, о том, как он чуть не погубил монастырь, о том, как не смог предотвратить эту беду, о том, как, подобно своим предтечам, побоялся взглянуть в глубокую воду; и всё-таки он сохранил ритуалы, песни, и книги, а благодаря им в Айрут сохранилась достойная своей роли жрица. И этого было достаточно. Должно было быть достаточно. Он сделал, что смог; отбрось свою зависть, Айрут. Отбрось всё.

Айрут открыла рот и вкусила слизи.

Она почувствовала вкус моря: рачки и рыба, водоросли и песок. И услышала мысли. Назойливые. Раскрутившиеся в своём новом вместилище дикими, неукротимыми вихрями. Желание менять и править. Разбирать и изучать. Владеть. Пожирать. Подчинять. Любить и быть любимой; эти – опаснее всех. Ведь Он, вечный и невинный, не знал, о чём они, не знал, откуда они пришли.

Её память пыталась предать её, подсовывая одно воспоминание за другим. Но их нельзя было думать. Слишком легко могли рухнуть барьеры. Она обязана была удержаться и найти верные мысли. Единственно верные. Пока он не начал свой слепой, разрушительный марш.

…быть может, Настоятель думал, что даже если Поющие больше не могут сохранить Его чистоту, то это сможет сделать глубина; но жаждущие умы всегда найдут способ добраться, всегда смогут войти, каждый со своими намерениями, не думая о том, что и куда приносят…

…но ведь и Камнегубый не знает, кто и что принёс, Камнегубый не живёт в их мире, Камнегубый знает лишь то, что с водой приходит еда; бог Айрут безволен, бог Айрут ужасающе прост…

…и милосерден; она всегда это знала, всегда чувствовала, ведь, пусть она и выросла на голой, мокрой скале, она никогда ни в чём не нуждалась, она здорова, крепка, и сейчас она здесь, в Утробе, в моменте, каких не доводилось знать целым поколениям послушниц…

…здесь…

«Я здесь, – подумала в открытую Айрут. – Мы здесь. Мы думаем. Мы боимся. То, что ты услышал – грязь; а грязь нельзя пропускать сквозь себя, в неё нельзя вглядываться. Останься чистым, Камнегубый. Останься собой. Ты уже вырастил одну жемчужину. Вырасти вторую… Я сама ей стану. Отдай мне эти мысли. Позволь мне тебя вылечить…»

Он позволил.

Он вернулся на дно.