Атенмур смотрел на Аталан – и не мог налюбоваться.

Здесь, на расстоянии тысяч лиг от дома, он как нигде ощущал незримую связь с родиной. И мысль о предстоящем обратном пути грела Атенмуру сердце.

Он повернулся к Тэлокану, подняв левую руку с двумя оттопыренными пальцами. Условный знак. На лице старшего помощника, скрытом за стеклянным забралом, отразилось облегчение.

Они и так задержались на Гайе дольше обычного.

Рабочие как раз закончили переносить на борт ковчега ценные грузы. Всё то, чего, без сомнений, уже заждались на Аталане. Ящики с рудой и самоцветами, бочки, наполненные соками земли. И белые амфоры, предназначавшиеся для Старого дворца.

Воины, каждый из которых был облачён в лёгкую керамическую броню, вели пленников. Скованные одной цепью, меднокожие великаны нехотя занимали свои места внутри ковчега. На землю Аталана они ступят уже другими – очищенными и покорными.

Итак, всё было готово. Тэлокан замер, ожидая дальнейших указаний наварха. Последний раз оглядев скудный пейзаж Гайи, Атенмур направился к своему ковчегу.

Пришла пора возвращаться домой.

 

///

 

Ей было страшно. Иту спряталась в сосуде, наполовину заполненном какой-то вонючей водой. Места оставалось много, она поместилась.

Её отец был среди пленников, захваченными пришельцами. Кроме отца у неё больше никого не было. Куда он – туда и она.

Иту думала, что сумеет улучить миг и спасти отца, но ошиблась. И спохватилась, только когда пришельцы подхватили сосуд вместе с нею и куда-то понесли.

Иту очень испугалась, когда всё всё начало гудеть и трястись. Она боялась вылезти из своего укрытия. Вот так она сама сделалась пленницей. Хуже того – покойницей. Ведь она знала – аталу, пришельцы, приходят из иного мира. В этот мир они и забрали с собой Иту. Внутри чрева огромной птицы, на которой прилетели.

Что же она наделала?

 

\\\

 

Стоя у кормила, Атенмур наслаждался полётом. Путь через внешний океан всегда был для него самой желанной наградой.

Гайя осталась позади. Голубая, дикая. С её дышащими жаром пустынями и ледяными пустошами, бескрайними лесами и бурными реками. С её дикарями, ютящимися в жалких хижинах, не знающих ни металла, ни земледелия. Кто-то назвал бы Гайю прекрасной, но не он. Сердце Атенмура было навсегда отдано Аталану. Лишь покидая далёкие берега, он осознавал, сколь сильно стремится обратно на родину.

Обратный путь – безмятежное время. Дни, когда можно перебрать в памяти воспоминания об экспедиции, подготавливая тело и разум к возвращению. Атенмуру нечего было бояться. Несмотря на небольшую задержку, он в точности исполнил все приказания Царя.

И даже больше.

Время от времени Атенмур препоручал кормило Тэлокану и бродил по отсекам, наполненным мягким светом золотых и серебряных лампад. Мерное стрекотание, издаваемое тяговыми кристаллами, успокаивало, а вид внешнего океана и мириадов звёзд завораживал, как в первый раз.

Дары, которые Атенмур вёз Царю, также радовали его взор. А вот на дикарей, уже отмытых и остриженных наголо, он смотрел с плохо скрываемым беспокойством. Так ли нужна могущественному Аталану ещё одна горстка рабов? Они сильны и высокорослы, но в них скрывалась угроза. Атенмур чувствовал это сердцем.

Аталан, меж тем, становился всё ближе. Бирюза морей, зеленоватая патина материков, покрытых воздушным серебром. Приложив ладонь к толстому стеклу, Атенмур не мог налюбоваться.

И вот, наконец, день возвращения настал.

Когда ковчег прошёл через слой сизых облаков, а впереди, в дымке, стали проступать горы и леса, Атенмур проверил курс и вновь встал к кормилу.

Он улыбнулся, заприметив внизу её. Нетиду.

Не было зрелища красивее, чем вид царской столицы с высоты птичьего полёта. Величайшего города всей Ойкумены.

Под ковчегом проплывали каналы и мосты, верфи и плантации, медные купола храмов и горделивые башни, увенчанные острыми медными шпилями. Семь концентрических кругов, разделённых каналами, расходились от центра города, где возвышалась величественная семиярусная пирамида – Этану’ла, ось Неба и Земли. Средоточие мудрости и славы Нетиды. Сердце Аталана.

Вдруг улыбка исчезла с лица Атенмура. Ковчег летел уже достаточно низко для того, чтобы он мог видеть городские улицы, запруженные тысячами белых фигур. Жители Чёрного, Золотого и Алого городов. Людские реки стекались к подножию Этану’ла.

По ступеням, ведущим к вершине пирамиды, поднималась длинная процессия в белых одеяниях. Она уже преодолела три нижних яруса: из лазоревого кирпича, кроваво-красного орихалка и голубого мрамора. Над вершиной Этану’ла курился чёрный дым.

Над башнями Старого дворца, стоящего у подножия Этану’ла, также реяли белые стяги.

Атенмур знал, что это значит.

Белый – цвет самого глубокого траура.

Царь Аталана умер.

 

///

 

Иту вздохнула с облегчением, когда гул и стрекотание утихли.

Раньше, когда пол под её ногами принялся ходить ходуном, она снова спряталась в сосуде, откуда вылезала, чтобы размять ноги и найти что-то съестное в других сосудах.

Какое-то чувство подсказывало ей, что страшный полёт закончился, и они вновь оказались на твердой земле. Но эта земля была для неё чужой.

Дням в пугающей тьме конец. Она видела эту тьму сама, через прозрачное дупло в стене. Эта тьма отделяла её мир от мира аталу.

Теперь Иту хотела только одного – выбраться из заточения. Она ослабла и она была одна. Она не знала, где её отец. Но Иту верила, что найдёт его.

 

\\\

 

Всё ещё не в силах поверить в смерть Царя, Атенмур сбежал по сходням. Он велел Тэлокану проследить за разгрузкой ковчега, хотя обычно никому не препоручал свои обязанности.

Но сегодня был необычный день.

У границы лётного поля Атенмура ждала колесница, сияя серебром и хромом. Поездка не доставила ему обычного удовольствия: покрытые иссиня-чёрным асфальтом улицы были пусты. Колесницы и пешеходы исчезли, на перекрёстках царили тишина и безмолвие. Дома из камня, стекла и железа казались мёртвыми и безжизненными.

Атенмур велел вознице, чтобы тот отвёз его домой.

…Плеснуть водой из умывальника в лицо. Сбросить с себя синюю лётную куртку. Велеть слуге принести облачение и регалии.

По прошествии часа он уже стоял, изучая собственное отражение в зеркале. Парадная длинная туника, перечёркнутая белой траурной лентой, медные бляхи наварха, шлем с плюмажем из синих перьев.

Он отвёл глаза. Роскошь регалий выглядела фальшивой.

Атенмур вдруг понял, что ему хватает воздуха. Он вышел на балкон. Любимый город всё ещё казался чужим. Нет, кварталы трёх- и четырёхэтажных домов, расчерченные широкими улицами, ничуть не изменились. Всё так же утопали к прохладе сады, среди кипарисов пели цикады. Бродили в зверинцах слоны, львы и козероги. Скребли подбрюшье неба шпили башен, сияли алым закатным золотом купола храмов и колоннады арен.

И всё же в его памяти Нетида осталась другой. Городом света, городом многоцветья вывесок и фонарей: зелёных – над харчевнями и гостиницами, красных – над игорными домами, жёлтых – над борделями. Городом мельхиора и стали, городом медных труб и бронзовых статуй, городом золотых и серебряных лампад, городом кроваво-красного орихалка, дарованного Аталану самими Богами.

Теперь Нетида словно утонула, захлебнулась в беззвучии скорби. Стихла музыка, весёлые крики сменились скорбным шёпотом и сдавленными рыданиями.

И дело было не только в том, что Царь мёртв.

Атенмур поднял глаза. В небе, выше крыш и куполов, зловеще мерцала она. Волосатая звезда. Она возникла на небосводе несколько месяцев назад – сперва едва заметной в ночи точкой, постепенно превратившись в звезду, заметную даже днём.

Посланница рока. Предвестница великих бед.

Атенмур препоясался мечом и, одернув тунику, сбежал вниз по ступеням. Возница ждал его у дверей. Атенмур знаком велел ему убираться с глаз долой – он желал отправиться в Зелёный дворец один.

…Над величественным дворцом Царицы, облицованным листами позеленевшей за многие года меди, также реяли белые знамёна скорби. Стражники у входа, завидев Атенмура, отсалютовали ему протазанами.

Атенмур не надеялся, что вдовствующая Царица примет его сразу. Давняя неприязнь едва ли могла исчезнуть в одночасье. Однако теперь их связывала общая скорбь: А’зелкет потеряла супруга, а он, Атенмур, лишился отца.

К удивлению Атенмура, слуга, ушедший доложить своей госпоже о появлении высокого гостя, вернулся и пригласил следовать за ним. Они шли нескончаемыми коридорами, пока не оказались в небольшом полутемной комнате. Там слуга и оставил Атенмура.

Оценить убранство комнаты Атенмур не успел. Едва заслышав шелест атласного платья, он и тотчас склонился в почтительном поклоне, равно выражая почтение и сочувствие.

– Ты задержался, наварх, – в хрипловатом голосе А’зелкет слышался лёгкий упрёк.

Атенмур поднял глаза. Вдовствующая Царица стояла у круглого окна: в сиянии закатных лучей казалось, будто бы её оливковая кожа светится изнутри. Лицо А’зелкет выражало бесстрастие, уголки губ были опущены. Бритую голову Царицы покрывал белый траурный орнамент.

– Я виноват, я был нерасторопен, моя Царица. Но не вся вина на мне одном. Возникли затруднения с особым грузом… для Старого дворца.

– Ну конечно, – её губы презрительно дрогнули. – Мой супруг был подвержен этому недугу, и мой сын – туда же. Даже удивительно, что ты не унаследовал этой порочной страсти. Впрочем, я всегда говорила, что кровь матери в тебе сильнее…

И А’зелкет одарила Атенмура презрительной ухмылкой, не давая забыть, кто он на самом деле. Лишь бастард во дворце Царицы.

– Но ты верно сделал, приехав. Моя утрата поистине велика, а горе – не знает предела. Я выплакала все свои старые глаза в эти дни. Но время слёз и вздохов вышло. Мы должны исполнить замысел.

Атенмур кивнул.

А’зелкет молча указала ему на кресло возле столика, где стояли кувшины с водой и белым вином.

– Ты видел её? На небе?

Она могла бы и не спрашивать.

– Да, моя Царица. За то время, что я отсутствовал, она стала явственно ближе.

– Со звездочётов стоило бы содрать шкуру живьём. В их таблицы вкралась ошибка. Волосатая звезда летит через внешний океан со скоростью куда большей, чем изначально предполагалось…

– Они по-прежнему думают, что столкновения не избежать?

– Звездочёты находили смелость говорить об этом, покуда был жив мой супруг. Но теперь… Они малодушно повторяют лишь то, что желает слышать мой сын. Вернее, то, что хочет слышать Ша’аталу. Он-то уверен, что волосатая звезда – не угроза.

Атенмур снова кивнул. Ша’аталу, брат Царя, по древней традиции отвечал за воспитание наследника, и оттого имел на него огромное влияние. Если бы только Ша’аталу не поощрял пагубные пристрастия юного Ма’таиха…

– Что же теперь будет, моя Царица?

А’зелкет не отводила взгляда от волосатой звезды. Потом она встала и подошла к шкафу, наполненного табличками. Она сняла с полки одну из табличек – необыкновенно древнюю, ещё глиняную.

– Ты слышал пророчество, Атенмур. “И будет день страха и дрожи, когда волосатая пришелица, что пересекла внешний океан, принесёт Аталану погибель,” – прочла она по табличке. – Древние слова сулят нам страшный конец и ничего иного. Надо быть слепцом, чтобы не понять этого!

– И нет спасения, моя Царица?

– Спасение есть. Тебе, наварху, известно об этом, как никому. Ковчеги.

Атенмур молчал.

– Ну же, не разочаровывай меня, мальчик! Ещё немного, и я решу, что ты зря носишь бляхи наварха.

– Царь приказал заложить ковчеги, – медленно проговорил Атенмур, – вовсе не для того, чтобы доставлять богатства Гайи на Аталан?

– Верно, Атенмур. Они были построены, чтобы доставить нас всех на Гайю.

Вены под её гладкой оливковой кожей вздулись.

– Мы все знали о пророчестве, но были слишком беспечны… Верили, что это не случится на нашем веку. И мы бы построили больше, много больше, если бы не скоротечная болезнь Царя… а потом и смерть. Но несколько ковчегов у нас всё же есть.

Царица отложила табличку.

– В Гайе наше спасение, наварх. Ты видел её воочию. Она велика, плодородна. И пригодна для жизни. Те дикари, которых ты доставлял в Нетиду всё это время… Они не так уж отличаются от нас, верно?

– Они необычайно высокорослы, моя Царица, но смиренны в неволе. Легко дают обрить себя и обработать снадобьями, что изгоняют паразитов и иную заразу. Они говорят на своём языке, моя Царица, но их жилища и орудия несовершенны и убоги. Они не ровня нам.

– Ты не понял, наварх. Мне нет дела до орудий и хижин этих дикарей. Важнее другое: они способны жить здесь, в Нетиде. Раз климат Аталана не убивает их, значит, и Гайа пригодна для нас.

– Лишь однажды я поднял забрало на Гайе, моя Царица. Её воздух обжигал, но, полагаю, к нему можно привыкнуть. Он пригоден для наших лёгких.

– Значит, решено, наварх. В таком случае, не медли. Убедись, что все твои ковчеги в порядке.

Царица нахмурилась.

– Ша’аталу торопится: он хочет, чтобы на голову моего сына как можно скорее возложили железную корону. Когда это произойдёт, у меня уже не будет той власти, что сейчас. Да и у тебя тоже, Атенмур. Ты бастард умершего Царя, потому не жди от нового Царя милости…

А’зелкет отпила из своего кубка.

– Понимаешь, почему надо торопиться? Боюсь, у нас совсем мало времени. А теперь ступай, наварх. Да одарит тебя благомудрая Эла’яна удачей…

…Спускаясь по парадной колеснице, Атенмур ещё раз поднял глаза на небо. Волосатая звезда мерцала, но казалась недвижимой. Можно ли вообразить, что она в эту самую минуту летит к Аталану, развив невиданную скорость? Отмеряя дни до ужасного конца…

Конца?

Нет, он не верил в конец. Не хотел верить. Великий Аталан переживал и не такое.

И всё же на сердце Атенмуру легла невыразимая тяжесть.

 

///

 

Иту считала шаги. Шаги чужаков, которые несли сосуд – её прибежище. Потом, когда сосуд поставили на землю, она долго ждала, когда шаги стихнут. Собрав всю свою храбрость, Ита выбила крышку изнутри, как уже делала раньше – и ничего не увидела. Там, где она очутилась, было темно, как ночью.

Она решила, что очутилась в какой-то пещере. Но недалеко звучали голоса. Волосы у неё на затылке привстали от звука чужой речи. Чужаки! Теперь она на земле аталу! Но она знала, она помнила: где-то рядом должен быть её отец. И другие соплеменники. Люди её языка. Та, за которыми она последовала. Она освободит их всех. Аталу коварны и сильны, но она обхитрит их.

Иту чихнула – и испуганно закрыла рот обеими ладонями. Все эти дни ей было холодно, тело её страдало. Её одолела болезнь, и теперь лоб Иту пылал жаром. Или, может, причиною был страх?

Она увидела впереди тонкую щель света впереди. Выход? Иту подошла и приложила к стене руку – появился проём, в пещере сразу сделалось светлее. Рядом стоял ещё один сосуд, накрытый чем-то вроде куска гладкой кожи. Взяв кожу, Иту закуталась в неё, как в плащ, и выскочила наружу.

 

\\\

 

Царская лазурь почти вытеснила белый цвет траура и скорби. Лазурь была всюду: струилась по стволам колонн, переливалась драпировками меж перекрытий, обрамляла многоцветные витражные окна, улеглась в изножье Царского трона.

Придворные, сгрудившиеся по обе стороны от ковровой дорожки, обеспокоенно переговаривались. Они ждали появления юного наследника уже больше часа. С улицы доносился нетерпеливый гомон толпы.

Неожиданно пропела медь, двери отворились – и все увидели будущего Царя. Как всегда, он был не один. Вслед за юным Ма’таихом, словно тень, следовал Ша’аталу. Брат усопшего Царя был на целую голову выше щуплого племянника. И, в отличие от несуразного Ма’таиха, он был исполнен царственной величавости.

Атенмур, как и подобает наварху, стоял в первом ряду. Когда наследник проходил мимо него, он склонил голову, однако перед тем успел бросить мимолётный взгляд на лицо юноши. Бегающие глаза, расширенные зрачки, приоткрытый рот…

Когда до трона оставалось всего несколько шагов, Ма’таих остановился. Обернулся, посмотрел на дядю. А потом, словно заручившись его молчаливым одобрением, подошёл к Иерофанту, державшему в руках подушку с железной короной.

Атенмур поймал взгляд А’зелкет. На лице у вдовствующей Царицы застыла смесь отвращения и испуга.

Схватив корону, Ма’таих, не обращая внимания на побелевшего Иерофанта, воздел её над своей головой.

– Клянусь перед ликами Богов, что не посрамлю памяти отца! К вящей славе Аталана!

С этими словами он надел корону себе на голову.

Быстро справившись с замешательством, придворные и сановники принялись рукоплескать новому Царю Аталана. Однако тот вскинул вверх кулак, заставив всех замолчать.

– А те, кто верят древним пророчествам, не более как глупцы! Потому что мы сами творим судьбу! Мы, а не древние таблички! И первый день моего царствования станет днём новой эры. Кто хочет узреть – да узрит!

И, вместого того, чтобы выйти на балкон и показаться толпе, молодой Царь быстрым шагом направился к выходу во внутренний двор. Сердце в груди Атенмура бешено забилось от дурных предчувствий. Придворные и сановники тоже поняли, что происходит что-то из ряда вон выходящее, по залу пополз невнятный ропот.

На выложенной мозаикой площадке внутреннего двора стоял челнок, сияя полированным орихалком. Когда толпа, увлекаемая Ма’таихом, высыпала во двор, изумлённый шёпот сменился криками восхищения. Челнок завораживал своими идеальными пропорциями, плавностью и выверенностью линий. Под каждым из его алых крыл хищно блестели небесные стрелы.

Ма’таих стоял подле челнока, горделиво подбоченившись, наслаждаясь произведённым впечатлением.

– Я нарекаю сей челнок “Алым лучом”! Он не знает себе равных. Он – наша гордость, он – средоточие наших сил, нашей мудрости! И он спасёт нас всех! Воля Богов направит мою руку!

 

///

 

Эту и следующую ночи Иту не спала. Ведь только ночью она могла ходить и бегать, прячась во тьме. Поначалу она и шагу не могла сделать – ноги подкашивались от страха.

Всё вокруг было чуждым: высокие дома из камня, звёзды на небосводе, даже запахи. Но Иту была смела, и зла, и жаждала мести.

Поначалу поиски ничего не дали, хотя Иту неплохо видела в темноте, и всюду были огни, даже ночью. Днями она пряталась в тёмных закутках между высокими, как скалы, чёрными домами. Иту было тяжело дышать: воздух казался тяжёлым и колючим. К тому же её всё ещё одолевала болезнь, тело сотрясали приступы кашля.

Кашляя, Иту всякий раз замирала в страхе, что будет поймана. Но никто не приходил. А рука об руку со злобой шла храбрость. В один из дней Иту не стала ждать, пока все улягутся спать. Закутавшись в свой плащ, она вышла из укрытия и начала ходить от одного дома к другому.

Аталу были низкорослы, ростом Иту не уступала взрослым мужчинам. Но, покрыв голову, она защищала себя – ведь все аталу, и мужчины, и женщины, не имели на голове волос, а кожа их была зеленоватой.

В тот день она осталась незамеченной. Никому не было дела до Иту. Все аталу были грустны: мужчины хмуро молчали, а женщины плакали. Иту поняла, что может, не таясь, кашлять и чихать – притворяясь, будто тоже плачет.

Все изменилось несколько дней спустя, когда где-то вдалеке начали доноситься протяжные и призывные звуки.

До этого высокие чёрные дома были занавешены белой материей, но она пропала. Её заменила другая, цвета летнего неба. Аталу, выходя из своих домов, направлялись туда, откуда доносился призывный звук. И Иту, сама не веря своей храбрости, пошла следом за ними.

 

\\\

 

Атенмур до последнего не верил, что юный царь решится на это. Однако, заслышав знакомый гул, издаваемый тяговыми кристаллами, понял – это действительно происходит. Алый челнок, направляемый Ма’таихом, медленно оторвался от земли. Гул кристаллов в его чреве сделался угрожающе громким – а потом челнок с оглушительным свистом взмыл в небо, оставляя за собой клубы сизого дыма.

Придворные следили за полётом, не дыша. Атенмур закусил губу: он, как никто другой, понимал – Ма’таих правил челноком небрежно. Что было тому причиной? Юношеская горячность? Или зелье, что затуманило рассудок юного Царя?

Атенмур знал, что именно доставлялось в столицу с Гайи, запечатанное в белых амфорах. Сок растения, известного алхимикам Аталаса как сал’ту. Однако те, кому в действительности предназначалось это зелье, называли его просто “гайаной”.

Гайана даровала забвение всех печалей и сладостный дурман. Тот, кто однажды вкусил белого зелья, будет желать отведать его снова и снова… затуманивая свой разум.

До Атенмура тоже доходили слухи, что Царевич Ма’таих не гнушается пить гайану, дабы ещё сильнее расцветить свою праздную жизнь во дворце. И будто бы Ша’аталу не препятствовал ему в этом.

Теперь, видя, как челнок перекашивается в небе то в одну, то в другую сторону, Атенмур более не сомневался: разум Ма’таиха одурманен. Царю нипочём не исполнить безумного замысла, не долететь до волосатой звезды! Но кто мог остановить его теперь?

Однако тут над толпой пронёсся испуганный вздох.

Алый челнок, заложив крутую петлю, вдруг накренился. Взмахнув крылом, он начал заваливаться на бок, стремительно теряя высоту.

– Всеблагие Боги!

Челнок уже не летел – просто кувыркался в воздухе над городом. Вот он зацепился крылом за высокий медный шпиль, завертелся ещё сильнее – и вдруг…

…небесная стрела, сорвавшаяся из-под крыла, разорвалась прямо в воздухе. Второй взрыв прямо под крылом разнёс царский челнок. Мириады пылающих осколков посыпались вниз острым дождём.

Атенмур выхватил взглядом А’зелкет. Он видел, как вдовствующая Царица медленно опадает на мозаичный пол. Кто-то бросился к ней. Остальные, вытаращив глаза, силились перекричать друг друга.

Вдруг высокий и властный голос Ша’аталу заставил всех замолчать.

– Тишина! Воздайте дань уважения мёртвым.

Ша’аталу, выступив вперёд, поднял руку.

– Крепитесь! Сегодня горестный день для всего Аталана. Мой возлюбленный брат отошёл к праотцам, а племянник погиб, подобно героям древних веков! Нам надо быть сильными. Мой род издревле владел Аталаном, преумножая его мощь и славы. Ныне я остался последним мужчиной рода. Видимо, самими Богами мне было уготовано занять трон! И я смиренно покоряюсь судьбе…

 

///

 

Иту едва не врезалась в рослого аталу, что шёл перед ней, и от неожиданности громко чихнула. Но этого никто не заметил. Аталу, все как один, смотрели небо. Иту тоже подняла глаза.

Она увидела, как кружила над высокими домами красная птица. Как она зацепила крылом верхушку одного из домов, напоминавшую голый ствол дерева. И как расцвела цветком жаркого пламени.

Аталу заголосили. Какая-то старуха начала рыдать. Иту не понимала, что случилось. Но чувствовала страх, который вмиг разлился по жилам аталу.

Они словно обезумели. Напирали, толкались, вопили. Болезнь и без того забрала у Иту много сил. Она поняла, что еле держится на ногах. Но падать нельзя. Аталу так много, они затопчут её.

Окончательно забыв страх, Иту сама начать работать локтями. Она боялась лишь одного – что плащ, закрывающий её голову, спадёт, и все увидят, кто она такая.

Сделав усилие, Иту начала протискиваться в обратную сторону. Туда, откуда пришла. Прочь от безумных, шумных, напиравших аталу. Ей сдавило грудь, она зашлась в приступе жестокого кашля...

Она сама не запомнила, как сумела добралась до домов, что были ей уже знакомы. Вот и её закуток, её убежище. Но тут Иту поняла – она не одна.

Аталу. Старая, уродливая. Тоже бездомная, без крыши над головой. Здесь, среди домов из чёрного камня, было много таких.

Аталу смотрела на Иту со страхом и недоверием. А потом вдруг начала кашлять.

 

\\\

 

Нетида, едва вынырнув из траура, опять потонула в беспробудном унынии. Гибель юного Царя потрясла древний город до самого основания. Белый цвет вновь сменил царскую лазурь. Улицы были темны, мало в каких окнах горел свет.

И лишь волосатая звезда на небе зловеще мерцала, упрямо суля Аталану погибель.

А ведь она принесла их! Внезапная смерть старого Царя, нелепая гибель нового. И, словно этого было мало, из Чёрного города стали приходить тревожные слухи о поветрии. Неведомая лихорадка косила городскую чернь сотнями. Болезнь, поначалу напоминавшая не больше, чем простуду, за пару дней валила человека с ног – покуда он просто не сгорал.

Лекари были бессильны. Вскоре у ворот, ведущих к Чёрному городу, выставили кордоны. Въезжать и выезжать из Чёрного города было воспрещено под страхом смерти.

И это внесло разлад в замыслы Атенмура. Как теперь добраться до лётного поля с ковчегами? Как собрать команду, как погрузить припасы? Он искал обходные пути уже несколько дней, но не находил их.

Атенмур не мог ни есть, ни спать, каждую минуту думая о замысле вдовствующей Царицы. В эти дни он благодарил Богов за своё одиночество: согласно обычаю, царским бастардам не позволялось иметь семью.

Вошедший слуга, поклонившись, вручил Атенмуру табличку. Лишь взглянув на неё, Атенмур почувствовал, как кровь стучит в висках, будто колокол. Это было послание из Старого дворца. Его желал видеть Ша’аталу. Царь Ша’аталу

Атенмур быстро надел своё облачение наварха. Немного подумав, снял траурную ленту. Белые знамёна почти повсеместно исчезли с городских улиц. Новый Царь предпочёл побыстрей забыть о скорби…

Колесница уже ждала Атенмура внизу.

…Дворцовый распорядитель провёл его через анфилады зал, освещённых золотыми и серебряными лампадами. Атенмур предполагал, что Царь желает переговорить с ним с глазу на глаз. Каково же было его удивление, когда распорядитель привёл его к дверям, ведущим в тронный зал.

– Атенмур, первый наварх Аталана! – прозвучал высокий голос церемониймейстера, когда двери отворились.

Как и положено, Атенмур прошёл шесть шагов по плитам синего мрамора, после чего опустился на колени.

– Да будет царствие твоё наполнено светом и укреплено силой, семимудрый Царь Аталана!

– Встань, наварх.

Сидевший на троне Ша’аталу улыбался, однако его глаза под железной короной оставались холодны.

– Я вызвал тебя в столь поздний час, поскольку сердце моё безутешно. Я оплакиваю возлюбленного племянника. И чем больше я размышляю, тем более явно понимаю: юный Ма’таих погиб не по воле злого рока…

Атенмур ошарашенно молчал.

– Скажи, наварх, заметил ли ты нечто странное в день коронации моего племянника?

– Я… я не знаю, Царь.

– Говори прямо. Быть может, что-то в облике юного Ма’таиха показалось тебе необычным или тревожным?

– Я… не припоминаю. Прости меня, Царь…

– Итак, ты не помнишь? И просишь прощения? Но разве ты в чём-то виноват, наварх?

Не дожидаясь ответа, Ша’аталу продолжил.

– Ты далеко не первый, к кому я обращаю эти вопросы. И вот ведь как получается: все, с кем я говорил, припоминали, что Ма’таих выглядел странно в тот день. Болезненно.

Атенмур сглотнул, поняв, куда клонит Царь.

– К счастью, придворный лекарь тоже был на церемонии. Он-то и подсказал ответ, ускользавший от меня. Юный Ма’таих был одурманен в тот день. Всё указывает на то, что он выпил настой гайаны – перед тем, как взяться за кормило челнока.

Ша’аталу смотрел на Атенмура, уже не улыбаясь

– Что тебе известно о гайане, наварх?

– Это дурманящее разум растение, Царь. Оно произрастает на Гайе.

– Именно, наварх! Вот только как же оно попадает с Гайи на Аталан? Ведь лишь твои ковчеги способны достичь Гайи и вернуться обратно с грузом…

Ша’аталу погладил ладонью свою окладистую бороду, будто бы размышляя.

– Подумав так, я задал этот вопрос Тэлокану. Тебе знакомо это имя, наварх?

– Это имя моего старшего помощника, Царь.

– Тэлокан поведал мне о том, как твои ковчеги доставляли в Нетиду амфоры, наполненные дурманящим соком гайаны. Он умолял меня о прощении, утверждая, будто бы ты принуждал его участвовать в этом…

Атенмур смотрел на Царя, не мигая. Конечно, он знал об “особых поставках” с самого первого дня. Тэлокан даже не скрывал, что получает указания напрямую от покровителей из Старого дворца – вот почему Атенмур не смел ему перечить, хотя и был навархом.

– Ты доставил на Аталан зелье, – продолжал Царь, – которое отравило разум и тело юного Царя, моего возлюбленного племянника. За это ты проговариваешься к смерти, Атенмур! Ты будешь казнён на рассвете, а твои ковчеги будут уничтожены. Я сказал.

Ша’аталу усмехнулся.

– Я знаю, тебе заботит волосатая звезда. Ты и тебе подобные вбили себе в голову, будто она может уничтожить Аталан. Что ж, завтра ты узришь волосатую звезду так близко, как и мечтать не мог. Ты совершишь последний в жизни полёт, оседлав небесную стрелу.

Стражник, подошедший сзади, положил ладонь на плечо Атенмура.

 

///

 

Иту брела по дороге между чёрными домами. Со всех сторон слышались хрипы, кашель и чихание. Хвороба пришла в каждый из домов аталу. И никто не мог найти исцеления. Теперь они умирали – кто в собственных домах, кто на улице. Мертвецы были повсюду.

Иту понимала, что болезнь её не берёт. Потому как уже поняла и другое: это она принесла хворобу сюда, в страну аталу.

Теперь до неё совсем никому не было дело. Аталу волновала лишь болезнь, а ещё яркая звезда в небе. Иту казалось, что она стала больше за последние дни. Аталу указывали на звезду пальцами и выкрикивая одно и то же слово – “Зулекара, зулекара!”

Иту привыкла доверять ушам и носу. И они не подвели её. Почуяв знакомый запах в один из дней, она долго шла, пока не вышла к воде. На берегу не было домов. за оградой Иту увидела землю, что была расчерчена рядами, на которых виднелись побеги растений. На земле возились мужчины с обритыми головами. Иту хватило одного взгляда на них.

Это были её соплеменники! Значит, где-то там и её отец! Мужчины выглядели сонными и печальными, будто бы простились с надеждой. Но она вернет им надежду, а вместе с ней и свободу!

Возле невысокого дома Иту увидела воинов аталу. Их было совсем немного.

 

\\\

 

Атенмур, не отрывая глаз, смотрел на волосатую звезду – меж прутьев решётки было видно ночное небо. Если уже утром расстояние до звезды будет столь небольшим, что до неё можно будет достать небесной стрелой – значит, она ещё ближе, чем он думал.

Миска с ужином стояла, нетронутая. Размеренные шаги стражника за дверью камеры как будто даже успокаивали – оставалось ещё в этом мире что-то неизменное, неподвластное пророчествам и заговорам.

Вдруг шаги стихли, и до слуха Атенмура донеслись странные звуки… Несколько мгновений – и на пол в коридоре упало что-то металлическое. А затем в скважине повернулся ключ.

Дверь отворилась. На пороге камеры возник человек в чёрном плаще. Лицо незнакомца было скрыто маской.

– Выходи, времени мало!

Это был не тюремщик и не палач. Стражник со свёрнутой шеей валялся недалеко от двери.

– Тебя прислала А’зелкет?

– Да. Этой ночью всё решится.

Он бросил Атенмуру свёрнутый чёрный плащ.

– Набрось – и давай за мной.

Они выбрались наружу по тайному ходу – очевидно, таинственный спаситель воспользовался им, чтобы попасть в тюрьму. Атенмур слышал, что земля под столицей буквально пронизана древними тоннелями.

Миновав стражников, они выбрались на поверхность недалеко от площади. Там стояли взведённые небесные стрелы, готовые устремиться ввысь с первыми лучами зари.

– Это к одной из них тебя должны были привязать утром, вместе с остальными?

– А есть и другие? Что с ними?

– Говорят, в Алом и Золотом городе схватили несколько десятков заговорщиков. Но А’зелкет велела освободить лишь тебя. Увы, остальных ждёт смерть.

Немного помолчав, незнакомец добавил.

– Лишь ты один умеешь управлять ковчегом.

…Они выбирались из Алого города кружными путями. Даже в этой части Нетиды, состоящей из поместий знатных родов, казарм элитных полков и храмовых комплексов, обнаружились переулки и подворотни, о которых Атенмур не имел представления. Однако, стоило им перебраться через канал в Золотой город, как начались трудности.

По мере того, как они приближались к Чёрному городу, на улицах попадалось всё больше стражников. Хватало и приставучих безумцев, особенно близ перекрёстков и площадей. Там, у статуй и фонтанов, взывали к толпе уличные проповедники, предрекая скорый конец всему.

Недалеко от моста, ведущего в Чёрный город, незнакомец свернул в очередной переулок. Он трижды постучал в неприметные ворота – и послышался лязг засова. За воротами обнаружился просторный внутренний двор. Он был полон людей и колесниц.

Навстречу Атенмуру выступила невысокая фигура.

– Элу’яна и впрямь без меры одарила тебя удачей, наварх, – промолвила А’зелкет. – Надеюсь, она будет благоволить тебе и далее.

Она подала знак своим людям.

– Не будем терять времени!

– Все мосты перекрыты из-за вспыхнувшей в Чёрном городе эпидемии, – объяснила она Атенмуру, когда он сел в колесницу. – Но мне удалось подкупить стражников близ Медового моста. Нас пропустят…

Ещё до того, как они добрались до Медового моста, Атенмур заслышал крики на другой стороне канала.

– Что там творится?

Стражники у моста и сами выглядели напуганными. Вперёд выступил рослый десятник.

– Говорят, в Чёрном городе взбунтовались рабы. Дикари с Гайи…

 

///

 

Их ярость наконец-то вылилась наружу. Иту сумела выкрасть одно копьё, остальным оружием соплеменники завладели уже сами. Обезоруженные охранники, кажется, умолили о пощаде. Пощады не получил ни один

Они смотрели на Иту как на спасительницу. И ждали, что она скажет дальше. Куда поведёт их. А она хотела лишь одного – узнать, где её отец.

Вперёд выступил рослый старик. Он рассказал о последних днях отца Иту. Тот отказался повиноваться аталу и был убит. Старик склонил голову, и другие соплеменники Иту поступили так же.

Иту закрыла лицо руками. Горе выжгло её изнутри. Значит, всё было напрасно? Она опоздала…

Но теперь она не одна.

Она знала, что многих аталу одолела болезнь. И что где-то, за высокими домами, есть место, куда садятся огромные птицы. На них они смогут вернуться домой. Если найдут это место. Если она проведёт соплеменников по своим собственным следам…

И она повела их за собой. Казалось, что никто не сможет остановить их. Те аталу, что еще могли стоять на ногах, бросались врассыпную. Остальные так ослабли от болезни, что даже бежать не могли.

Они шли и шли, пока Иту не услышала гортанные голоса и странное грохотание. Впереди были аталу, и их было много…

 

\\\

 

Они вновь двигались кружным путём – настолько, насколько это было возможно, ведь колесницы могли проехать далеко не по каждой улице Чёрного города. Обходя плантации и кварталы, охваченные эпидемией, они потратили немало времени. На горизонте уже забрезжил рассвет, когда они оказались на границе лётного поля.

Вдруг сбоку раздался яростный выкрик.

Они напали с боковой улицы – высокие, свирепые, вооружённые захваченным оружием. Дикари Гайи! Их было куда больше. Несколько людей Царицы упали, пронзённые копьями. А’зелкет вскрикнула.

Атенмур, подняв обе руки, спрыгнул с колесницы.

– Атэпу! Атэпу!

Услышав знакомые слова, дикари в нерешительности замерли. Атенмур, обернувшись, показал знаком, чтобы спутники А’зелкет также опустили оружие. Вдовствующая Царица смотрела на него с изумлением. Он не говорил ей прежде, что немного знает язык Гайи.

Вперёд вышел один из дикарей. Он не уступал ростом самым высоким из воинов А’зелкет, но был на голову ниже своих соплеменников. Подросток?

Голову дикаря, словно капюшон, покрывала тёмная материя. В следующий миг он сбросил её. По плечам разлились непослушные чёрные кудри. Они не были острижены, как у остальных рабов.

Атенмур не смог сдержать возглас удивления. Это была девушка! Но как она попала на Аталан? Ведь на ковчег брали только пленников-мужчин…

“Волосатая пришелица, что пересекла внешний океан”…

– Мату кати! – палец девушки указал на Атенмура. – Кану!

“Большая птица! Лететь!”.

Как она поняла, что он умеет управлять воздушными судами?

Атенмур показал на А’зелкет и её спутников.

– Адари!

“Вместе”.

Девушка обвела Царицу и её людей полным ненависти взглядом. А потом едва заметно кивнула.

 

///

 

Они не стали убирать оружие, но копья не пригодились. Место, где ждали во тьме огромные птицы, охраняла лишь горстка стражников. Они бросились наутёк – может быть, для того, чтобы вернуться с подкреплением.

Поэтому Иту решила не ждать, пока аталу погрузят свою поклажу в чрево огромной птицы. Её соплеменники выставили копья, принудив аталу оставить почти всю принесённое с собой на земле. Лысая старуха что-то шипела, прижимая к груди плоские дощечки. Но Иту не было до неё дела. Она наблюдала за хозяином птицы.

Было ясно: птица не взлетит по одному лишь хотению. Птице нужно было напиться на дорогу – так он, кажется, сказал.

Солнце медленно поднималось над каменными домами. Но ещё ярче солнца теперь сияла пылающая в небе звезда…

 

\\\

 

Ковчег медленно оторвался от земли. Атенмур никак не мог поторопить его: тяговым кристаллам нужно было время, чтобы выработать достаточно энергии.

Закрыв глаза, Атенмур представил, как кристаллы медленно наливаются синим… как нагреваются кобальтовые обручи и трубки… как наполняется мерным гулом тяговый отсек его ковчега…

Кормило дрожало. Тряслись переборки ковчега, дребезжали стекла.

А волосатая звезда на небе росла буквально на глазах. Оставляя за собой яркий росчерк, она быстро клонилась вниз, к горизонту.

Почему же Царь медлит с осуществлением собственного замысла? Не мог же он отказаться от него, обнаружив исчезновение из камеры наварха?

Как бы отвечая на беззвучный вопрос Атенмура, со стороны Алого города заревели рога, завыли вихревые горны. Оставляя в небе росчерки, небесные стрелы, одна за одной, взмывали в небо – чтобы в следующий миг устремиться к волосатой звезде.

Вот только было слишком поздно. Неужели звездочёты вновь ошиблись в расчетах? Волосатая стрела стремительно неслась вниз – быстрее, чем летели небесные стрелы. И вот она не скрылась за линией горизонта...

…Вспышка. Удар. Грохочущее эхо далёкого взрыва.

Волна тёплого ветра ударила со стороны океана. Срывая терракотовые черепицы, унося знамёна, пригибая стволы и ломая ветви пальм. Но это было только начало.

Земля дрожала, и всё нарастал низкий, утробный звук – гул, который шёл откуда-то снизу. Стоявший на мостике Атенмур припал к окуляру. На горизонте что-то росло и ширилась. Со стороны океана к столице медленно, но неукротимо приближалась огромная приливная волна.

Вновь затрубили трубы и горны. В небо с площадок в Алом городе один за другим начали взмывать челноки. Атенмур видел в окуляр улицы Золотого и Алого городов, где метались в ужасе люди, и улицы Чёрного города, заваленные телами мертвецов.

Наконец, тяговые кристаллы начали мерно стрекотать. Атенмур знал этот звук. Можно взлетать!

– Все по местам!

В этот миг огромная волна, разбив пирс и разбросав суда, как скорлупки, накрыла Чёрный город.

Атенмур потянул кормило на себя.

Потоки воды неслись по широким улицам Белого города, сметая величественные статуи, круша мраморные стены.

Вихрь, летевший за волной, едва не перевернул ковчег в воздухе. Атенмур чуть не выпустил кормило.

– Выше, выше!

Словно длань морского Бога, исполинская волна ударила по Алому городу. Царский дворец и сады, улица процессий – всё вмиг оказалось погребено под толщей воды. Волны плясали вокруг Этану’ла. Пирамида, скрывшаяся почти наполовину, исполинским непокорным утёсом возвышалась среди неистовства водной стихии.

Самый великий город из всех в одночасье поглотила пучина.

Сжимая кормило железной хваткой, Атенмур уже не мог сдержать слёз.

 

///

 

Они заболели уже через два дня, один за одним. Хозяин птицы пытался отделять больных, запирать их, но тщетно. Слишком поздно. Сдавленный кашель раздавался отовсюду.

Многие соплеменники Иту тоже заболели, но хворобу переносили на ногах. Аталу же лежали в лежку. Иту пыталась облегчить их страдания, но много ли она могла? Она не знала, как лечить их.

Умирали они тоже один за другим. То ли от болезни, то ли от горя. Лысая старуха оказалась крепче остальных. Но умерла и она, и её мёртвые скрюченные руки продолжили прижимать в груди дощечки. Что в них было такого?

Только хозяин птицы оставался на ногах. Он почти не ел, и только пил. Выкашливая чёрные сгустки, он упрямо направлял свою птицу. К дому Иту.

 

\\\

 

Они вынесли его на руках и положили на землю. Уже не было смысла ни в шлеме, ни в броне.

Воздух Гайи был острым и холодным. Но после затхлых отсеков, пропахших смертью, он казался избавлением.

На Гайе было раннее утро. Высоко в небе мерцал серебром его Аталан. Недвижный, немой. Мёртвый.

Дикари молча обступили Атенмура. Они были последними живыми существами, воочию узревшими Аталан в расцвете могущества. И в час погибели. Расскажут ли они об увиденном детям?

Девушка склонила голову и что-то прошептала. Он уже не мог разобрать слов. В её тёмных глазах читалась лишь ожесточённость, но вместе с тем – и проблески сострадания.

Атенмур смотрел на Аталан – и всё ещё не мог поверить, что это конец.