Грелка знала, что ждёт её за дверью. И ей это не нравилось. Она опустила руки на стол и перенесла вес грузного тела вперёд. Грелка нависла над столешницей, стараясь не обращать внимания на звуки, доносившиеся из-за двери. Девушка стояла с закрытыми глазами затаив дыхание и гнала прочь гул, что проникал в её разум оттуда — из пространства, полнящегося омерзительными, безобразными и коварными чудовищами.

Она знала одно — ей придётся пойти туда; отворить дверь и ворваться в тёмную язву мироздания, кишащую невыносимыми отродьями жаждущими лишь одного — утоления голода. О да, эти твари были голодны! Они всегда хотели жрать! Нет, они не питались, не ели и уж конечно не лакомились. Эти исчадия тьмы жрали! Жрали без конца.

Кто как не Грелка знал, что такое голод, и к чему он может привести. Она открыла глаза и увидела свои пухлые руки. Белые пальцы её налились кровью и теперь напоминали кривые сосиски, что Войцек готовил по посленедельникам.

Девушка выдохнула, достала платок из тонкой кожи и повязала на голове. Тщательно спрятав под него волосы, она хлопнула себя по бокам. Делая это, Грелка традиционно отметила отсутствие талии и, тоже традиционно, махнула на это рукой.

«Каждому своё», — сказала она сама себе, глядя на дверь.

Часто видела Грелка стройных девушек с красивыми глазами, идущих по улицам близлежащего городка на свидания с горячими хлопцами. То была совсем иная жизнь. Жизнь невозможная для такой, как Грелка. Да, Грелке было едва семнадцать, но девушка уже хорошо знала: она великая. Красивых и стройных девиц ждала жизнь, полная домашних забот, материнства и любви. У полной Грелки впереди были только чудовища.

Она схватила со стола поднос, уставленный деревянными плошками с мутным варевом, и ринулась к двери. Ловко, грациозно, не жалея себя, бахнула Грелка своим мощным бедром по двери, распахнув ход в прогнивший кислым дыханием челяди трактирный зал.

Тусклый жёлтый свет храмовым воском стекал по тёмным балкам, оконным рамам. Углы полнились сырыми тенями. Робкий свет не решался касаться сидящих за столами чёрных фигур. Взъерошенные, разодетые в рваньё, сидели они по лавкам шевелясь и шумя. Лишь по маленьким отблескам в зрачках можно было понять, что у этих существ есть глаза. Их коричневая кожа лоснилась потной патиной, проблёскивающей средь набитых грязью морщин. Рты их горланили несуразицу, разверзываясь неполными рядами зубов. Кривые пальцы скребли по столам, хватали ручки чарок и чесали щетинистые шеи.

Каждый из гостей был голоден. Голоден до безобразия. Настолько, что забывал о том, кто он и что. Будто внутри каждого сидело чудище, которое управляло бессмысленной телесной оболочкой, направляло её к источникам пищи, переступая через любые преграды.

— Сколько ещё ждать?! — заорал на Грелку взъерошенный мужик, ударив увесистым кулаком по столешнице.

— Порычи тут! — звучно осадила его Грелка. Что ни говори, а грудная клетка у неё была широка. Голосом грелка выделялась столь же монументально, как и великим телом.

— Я сейчас здесь всё разнесу! — не унимался гость.

Грелка лишь фыркнула на это. Она швырнула ему похлёбку. Часть выплеснулась на стол. Мужик недовольно зарычал, схватил ложку и принялся молча жрать.

Грелка победоносно отправилась дальше. Нет, она не боялась этих уродливых людей, орущих на неё похлеще, чем на жён. Ей было всё равно, когда она слышала за спиной похотливые остроты по поводу её плотных ног. И уж конечно она могла запросто отвесить подзатыльник любому, кто, хватив лишнего, расходился и шлёпал её по мягкому месту. Боялась Грелка лишь тех чудовищ, что рождались в каждом голодном человеке. Чем дольше человек не ел, тем крупнее становились эти внутренние твари. Тем больше они овладевали человеком и заставляли его вести себя так, как ни один сытый человек себя не повёл бы. Грелка знала, что голодные чудовища могут убивать. Она точно знала это… Помнила откуда-то из детства. С той далёкой поры, когда, как говорили старшие, была война с нелюдями из лесов. Грелка однажды спросила Войцека о той поре, но старый пухлощёкий усач не ответил ей, а лишь пошёл к своему кухонному шкафчику, достал оттуда старую бутылку какого-то заморского вина, пригубил рюмочку и с дрожью в голосе произнёс: «Уж спать пора, дочка». А Грелка знала, что она старому Войцеку вовсе и не дочь.

— Плывёт, плывёт! — крутя в воздухе кистями, ухмылялся следующий чумазый мужик, глядя не в глаза Грелке, а на её бёдра. — Всё стряпню тут таскаешь! Лучше б мы с тобой пошли наверх в комнаты да побеседовали там наедине!

— Побеседовали? Неужто у тебя жена онемела! — тут же выдала Грелка и подала ему тарелку.

— Она у меня болтливая! — покручивая грязными пальцами ус, улыбался мужик, подняв глаза на объёмные груди Грелки.

— Да знаю я! — нарочито громко ответила Грелка. — Она мне вчера все уши прожужжала, о том, что ты ночью и двух слов связать не можешь.

Мужик смутился и стал озираться на смеющихся посетителей.

— Да и о болтливости твоей бабы тут каждый второй знает! — добила его Грелка и пошла дальше.

— Дура! — выкрикнул ей вслед мужик. — Кому ты нужна с такой… галерой под юбкой!

По залу прокатилось негромкое «Ууу!» и тут же стихло. Вновь загудели разговоры. Вечерний трактирный зал проглотил и даже не заметил ничего не значащую для него сценку.

За одним из столиков в нише у лестницы сидел неприглядный старичок. В руке он держал пучок веточек, усыпанных фиолетовыми цветками. Когда Грелка подошла, он встал и протянул ей красивый букет.

— Не слушай его, родная, — ласково произнёс старичок. — Ты мне нужна!

— Благодарю тебя, Денби, — расплылась в улыбке Грелка. — Клади сюда!

Она подставила поднос, а Денби положил на него веточки. Они вместе присели.

— Срубил? — спросила Грелка, рассматривая свежие срезы веточек и нюхая едва-держащиеся на них цветки.

— Да, — тяжело вздохнул Денби. — Утром… Ушла эпоха…

— Значит, больше нет у нас твоего чудного сада?

— Его уж давно нет! — отмахнулся Денби. — Какой же это был сад? Сама видела — там ничего не росло.

— А я его любила! — мечтательно произнесла Грелка. — А как это твоё самое главное дерево называлось?

— Ох, — смутился старичок и почесал седую макушку. — По учению-то я и не знаю, а вот сколько помню, так его всё Деревом Принцессы называли.

— Да разве так деревья зовутся? — хохотнула Грелка. — Надо как-то одним словом: ёлка там, али сосна…

— А может это в честь тебя оно так зовётся!

— Брось! — улыбнулась Грелка, взяла поднос с букетом и поднялась. — Такой принцессе, как я и букетика хватит. Куда мне целое дерево!

Так завершился первый обход зала. А народ сидел, требуя жратвы и браги. И раз за разом Грелка выходила из подсобки в мрачный гул кислого марева хмельных отрыжек, держа на подносе, словно на лопате, очередную порцию горячей питательной жижи, для усмирения чудовищ. Обойдя зал, девушка затворяла за собой дверь, смыкала очи и делала глубокий вдох задерживая дыхание. Она слушала, как за стеной гудит толпа, и тихо радовалась, что её собственное чудовище спит и не думает просыпаться. Да, Грелка тщательно следила за своим чудовищем. Девушка никогда не позволяла ему пробуждаться. Зная точный час и даже минуту, Грелка, опережая гнусную тварь, быстро наполняла своё тело едой, заранее приготовленной и разогретой. Часто ей приходилось есть среди ночи. Бывало, Грелка просыпалась от ужасных снов, спешила в кладовую или в ледник и, смахивая с пухлых щёк слёзы, быстро жевала пирог или яблоко. К тому же, у Грелки всегда оставался вариант на самый крайний случай. Она знала, что в серванте на кухне Войцек хранит шкатулку, которую никогда не запирает. В шкатулке же лежит маленький кубик чистого сахара. Как долго и на какой такой случай Войцек хранил это сокровище, Грелка не знала. Она знала только то, что сахар лежит в незапертой шкатулке, что он слаще всего на свете и может мгновенно утолить любой голод.

Грелка, которая никогда не видела настоящих нелюдей из лесов, верила, что в каждом человеке живут чудовища. Одни из них голодны до власти, другие до денег. Но Грелка была уверена, что все эти прочие твари никогда не овладеют её разумом. Всех их она уже давно познала и усмирила. Да и самое огромное по мнению Грелки чудище, то, что требует пищи, довольно кротко сидело где-то глубоко и не имело никаких шансов ей навредить. А в том, что голодные чудовища способны лишь вредить, Грелка не сомневалась.

Из кухни вышел Войцек и принялся выставлять на поднос новые готовые блюда. Грелка взяла букет веточек, поставила его в чарку из-под браги и спрятала в углу возле своих тапок. Грелка жила тут же в трактире, в одной из комнат на втором этаже. После работы она надевала домашние тапочки, поднималась по лестнице и отдыхала в своё удовольствие до следующего дня. Утром она просыпалась, раздвигала шторы крохотной комнатки и сладко потягивалась, глядя в окно на раскидистое Дерево Принцессы с фиолетовыми цветками. Грелка не знала, с какого именно времени жила как сейчас. Как она ни старалась, а вспомнить мать или отца не выходило. Они вроде и были где-то там, в прошлом, но чётко увидеть их Грелке мешала какая-то неназванная преграда. Что до дерева, то оно наоборот ясно тянулось из прошлого в настоящее. Оно уже давно радовало и своими листиками в виде сердечек и буйным фиолетовым цветом по весне. Даже оголённое зимней порой оно грело душу хотя бы просто тем, что есть тут, рядом, в этом старом, полузабытом саду за трактиром. Сам трактир в форме буквы «Г» как бы обнимал с двух сторон и сад и Дерево Принцессы. Всё это — сад, дерево, трактир — было домом. Домом полным чудовищ, и в то же время безопасным. И вот, от дерева остался лишь букет увядающих веточек…

Грелка взяла поднос и приготовилась снова ворваться в зал, бурлящий пьяным шумом голодных глоток. И только она подошла к двери, как всё стихло. Огромный мир, гудящий буйным вечером в мгновение онемел. Чернота старой древесины стен ссохлась, а в оконные щели задули знобящие струйки ветерка. Не существовало в мире Грелки той силы, что могла бы так быстро укротить всех чудовищ разом. Значит, там появилось что-то из мира иного. Что-то извне. Возможно, даже из того прошлого, от которого грустил Войцек, и где была война.

Любопытство победило страх и девушка, толкнув широким бедром дверь, вошла в зал. Прямо перед ней стояла огромная фигура. Вошедший с улицы путник загораживал проход, а молчаливый зал вперился в него многоглазым шуганным зверем. Грелка, стоя за спиной великана, видела лишь каменную глыбу, скрытую поношенным дождевиком и голову, спрятанную под капюшоном.

Гость скинул с плеча суму и швырнул на скамью у входа. Подорожный посох он поставил в угол. Зал напряжённо молчал. Путник медленно стянул капюшон. Потом он рукой поддел сноп веток, росший из головы, и, вытащив их из-под пыльника, высвободил себе на спину. Тёмные веточки, усеянные фиолетовыми цветками и листиками в форме сердечек, заструились вниз. Грелке пришлось опустить поднос и даже отступить, чтобы эти красивые, полные жизни веточки не попали в тарелки с похлёбкой.

— Нелюдь! — зашелестели робкие голоса в зале. — Чудовище из лесов! Нуониэль! Огромный гад! Откуда они тут? Не всех ещё перебили, видать…

Гигант медленно двинулся по проходу. Шёл он спокойно, вперевалку, нависая над столами. Пялящиеся люди опускали взгляды, когда он проходил мимо. Грелка же следовала за ним. Но не потому что ей тоже надо было в зал, а потому что фиолетовые цветочки, которые она рассматривала, вдруг стали отдаляться. И вот, завороженная этими живыми цветами, слегка помятыми с дороги, она двигалась вперёд, раскрыв рот от удивления. Остановилась она лишь тогда, когда один из цветков упал на грязный пол трактира. Грелка стояла и смотрела вниз на этот кусочек далёкой таинственной жизни из сказок и легенд.

— Благодарствую, — заорал ей в лицо мужик, взяв с подноса остывающую порцию. — Но могла бы и донести это до меня.

Грелка фыркнула и снова огляделась: зал снова наполнялся беспорядочными звуками пустой болтовни. Появление нелюдя — это, конечно, увлекательно, но не идёт ни в какое сравнение с кислой брагой и бытовыми перетолками. Девушка пошла по рядам, раздавая съестное посетителями. А когда её поднос вновь стал пустым, она поспешила в подсобку.

Кто-то схватил её за руку. Грелка испугалась, но тёплая рука крепко сжимала её запястье. Глянув на схватившего её посетителя, девушка обомлела: это было он — гигант-нелюдь, нуониэль из лесов. Девочка на побегушках увидела красавца с угловатым лицом, с ровными скулами и густыми зеленоватыми бровями. Глаза его были большие, а нос прям и ровен. Время превратилось в вязкий мёд, и Грелка смогла разглядеть веточки над его ровным лбом. Деревянные, тоненькие, и, кажется, мягкие, наверное, приятные на ощупь, они шелестели, когда он двигался. Фиолетовые цветки — длинные, пятилепестковые — причудливо колебались, будто боялись чего.

— Я ищу садовника Гриденбиля, — произнёс он мягким, густым голосом. Размеренный тон мужчины успокаивал, завораживал, казался загадочным.

— Гри… — только и вырвалось из уст впавшей в оцепенение Грелки.

— Гриденбиль, — произнёс он, чуть подавшись вперёд к ней.

Грелка осознала, что он касается её запястья напрямую, а не через ткань рукава или через вязаную шерсть варежки. Кожа его тела соприкасалась с её телом. Тепло его руки браслетом охватило разум и все чувства девушки. Нет, не браслет, но оковы, не дававшие мыслить, слышать гул зала и видеть кишащую вокруг грязь сцепили её! Девушка ощутила, как по жилам вверх по руке поднимаются жидкие фиолетовые цветки, расплавленные звуками его голоса. Они двигались к плечу, попадали в грудь и растекались густым обжигающим перламутром, затуманивая взор. Всё, что она видела, это его глаза; чёрные, глубокие, обрамлённые странными ресницами и венчанные густыми зеленоватыми бровями.

— Садовник, — произнёс нелюдь. Он едва двинулся, но Грелка почувствовала, как он оказался ближе к ней. От этого её обдала волна густого жара. Девушка отступила и вырвала руку из сладкой хватки чужестранца. Спешно оглядевшись, Грелка немного успокоилась: наполнявшие зал люди не обращали на происходившее внимания.

— Садовник? — переспросила она, но гость ничего не сказал. — Гриденбиль? Так это Денби! Вон он в нише у лестницы.

Прижав поднос к груди, она поспешила прочь из зала.

Оказавшись одна в подсобке, Грелка упёрлась спиной в дверь, будто боялась, что та сейчас отвориться и в комнату ворвётся страшное чудовище. Однако боялась Грелка вовсе не того придуманного чудовища, что гналось за ней, а настоящего — внутреннего. Грелка поняла, что она голодна.

«Невозможно!» — задрожав, подумала девушка. Завтрак у неё был в обычное время и кушала она то же, что и всегда. Да и ужин вчерашним вечером прошёл по расписанию. Бегала она не спешнее, чем в любой иной день. Откуда голод? Резкий, сводящий мышцы живота!

«Сахар!» — осенило вдруг Грелку. Она метнулась в кухню, распахнула створки серванта, выдвинула ящичек, вытащила оттуда резную шкатулку и подняла крышку. Девушка ощутила тонкий аромат, исходящий от тёмно-коричневого кубика, размером не крупнее жёлудя.

— Грелка! — удивлённо окликнул её Войцек, войдя со двора с охапкой дров. — Что ты делаешь?!

Он скинул поленья к печи, вытер руки о подол грязного фартука и забрал у девушки шкатулку.

— Вот не подумал бы! — как-то грустно начал он, ища в ящике ключ от шкатулки. — Ты же знаешь, сколько это стоит! А теперь! Что же я должен будто какой-то лорд, запирать сахарницу от прислуги?! Девочка моя, разве так можно? Что на тебя нашло?

Он запер шкатулку, вернул её на место и нежно обнял Грелку за пухлые плечи.

— Да ты горячая вся! — и он приложил тыльную сторону ладони к её лбу. — Съешь-ка луку!

Грелка глянула на свежий лук, красиво раскиданный на разделочной доске. Вымытые зелёные перья, быстро превращающиеся в крепкие белые основания, блестели кристальными капельками воды. Девушка припомнила что-то туманное на счёт лука и… поцелуев.

— Нет, — резко отвергла она предложение, стараясь подумать о чём-нибудь ином, но уж точно не о луке. — Дай мне час.

— В смысле? — нахмурился Войцек, опуская ключ в кармашек на фартуке.

— Дай час вздохнуть. Походи за меня. Я мигом.

Войцек вздохнул, ещё раз вытер руки о фартук, ловко взял сразу четыре тарелки с неясной сладко-пахнущей жижей и пошёл через подсобку в зал.

Грелка вздохнула, потёрла глаза, виски, хотела коснуться волос, но ощутила под подушечками пальцев платок из тонкой кожи. Она развязала его и расправила волосы. Глянув на кривое отражение в начищенном чайнике на полке, Грелка увидела щекастое лицо, обрамлённое волосами неопределённого цвета. В памяти возникли тоненькие девушки из города с красивыми причёсками.

Она подошла к бочкам и, почувствовав себя неуютно без головного убора на кухне, вновь скрыла волосы под платком. Машинально она разлила брагу по чаркам, уставила ими поднос и направилась в зал.

Кислый запах пойла мешал думать. Грелка медленно шла по рядам, позволяя посетителям взять чарки и кинуть на поднос медяк. Не дойдя и до середины, Грелка остановилась и смахнула с освободившегося подноса грязные монетки в карман на фартуке. Тут она заметила, как Войцек машет ей, подзывая к столику в нише у лестницы. У той самой ниши…

Хозяин трактира стоял у столика, за которым сидел садовод Денби и нелюдь. Огоньки толстых свечей разливал по нише тёплое мерцание. Лицо нуониэля горело начищенной бронзой.

— Грелка, — обратился к ней Войцек, нежно касаясь плеча. — Господин Тамити Паулонис намерен остаться у нас на ночь. Будь любезна, покажи ему комнату.

— На ночь? — спросила неожиданно для самой себя Грелка.

— Есть у нас для господина Тамити работка, — весело отозвался садовник Денби.

Грелка, не ответив, покорно ушла в подсобку. Там она сняла фартук, переобулась в тапочки и вышла к лестнице. Нуониэль господин Тамити Паулонис с подорожной сумкой и посохом в руках уже ждал её. Девушка не смела, да и не могла долго смотреть на лицо рослого красавца, а уж заглядывать ему в глаза она решалась лишь мельком, невзначай, якобы случайно.

Она посмотрела на ступеньки и нелепо улыбнулась. «Что теперь? — пронеслось у неё в голове. — Кто первый пойдёт наверх? Я? Он будет сзади. Его глаза будут на уровне моей…»

Грелка повернулась сначала в одну сторону, потом в другую, и, поняв, что гость не собирается идти вперёд, затаив дыхание, стала подниматься по ступенькам. Они заскрипели под весом Грелки, которая вся вытянулась, желая одной силой мысли мгновенно превратиться в невесомое пёрышко.

Поднявшись на второй этаж, Грелка сразу обернулась на гостя, но тот, судя по всему смотрел на ступени, пока шёл по лестнице. Ей полегчало.

Отсюда начинались два коридора. В конце того, что вёл налево, располагалась комната Грелки. Она повела его по второму коридору — направо, в самую дальнюю комнату. «Почему направо? — задалась вопросом Грелка, шагая по выцветшему узкому ковру. — Увожу его подальше от себя?»

Она отворила дверь в просторную комнату с широкой кроватью, камином, столиком и глубоким ковром. Вошла Грелка первой и, незаметно для гостя, вытащила из двери железную задвижку, которой можно было запереться изнутри.

— Задвижки нет, — сказала она как можно спокойнее, пряча железку в рукав. — Я поищу и принесу.

Господин Тамити ничего на это не сказал. Он прошёл в тёмное помещение и скинул на кровать сумку. Тёмная фигура неведомой силой притягивала Грелку.

— Я могла бы добавить тепла и света в вашу спальню, — дрожащими губами произнесла Грелка, стараясь разглядеть его глаза.

Он шагнул к ней. Фонарь, висевший в коридоре, озарил лицо нелюдя. Мягкая улыбка, ровные скулы и чёткие угловато-изломленные брови создавали ощущение, будто нуониэль задумал нечто хитрое и коварное.

— Благодарю вас, — ответил он с поклоном глубоким бархатным голосом, от которого Грелка чуть не забыла, что надо придерживать железку в рукаве. Испугавшись того, с каким лязгом штуковина сейчас выпадет на пол, Грелка вздрогнула и спешно направилась прочь.

— Госпожа Грелка! — окликнул её нуониэль, выглянув из комнаты. — Я буду благодарен, если вы принесёте воды для умывания.

Прежде чем спуститься вниз Грелка заскочила к себе в комнату и спрятала железную задвижку в ящик комода. «Что я делаю? — подумала она, касаясь пальцами горячего лица. — Я ли это?»

Вернувшись в зал, она снова взялась за разнос еды. Грелка злилась на себя за то, что не может не думать о просьбе нуониэля. Особенно её беспокоило то, как именно она доставит воду. И когда. Это не должно было её волновать ни малейшим образом, но волновало. Пуще всего Грелка ругала себя за то, что подбирает наилучшее время, чтобы нести эту воду.

— Грелка! — остановил девушку садовник Гриденбиль, когда та возвращалась в подсобку с полным подносом грязной посуды. — Устроили нашего гостя?

— Да, Денби, — более чем учтиво, ответила она, бухнула поднос на стол и подсела к садовнику.

— Удивительный он, да? — с восхищением произнёс Денби. — Эти ветки из головы… Издалека ох как красиво выглядят! Идёт рослый мужчина с такой шевелюрой, яки у девы из сказки. Весь в цветочках… Наш мужик такое не любит; простому человеку надо простую красоту. Такую, которой обладать можно. Понятную.

— Так, завидуют… — ломая пальцы, смущённо ответила Грелка.

— И такое может быть, — пожал плечами Денби, глотнув чаю. — Только вот, вблизи эти веточки мне совсем не нравятся. Аж смотреть не могу! Дерево из-под кожи лезет! Живое! Передёргивает меня от этого. Всё-таки, чудовища они…

— Но ведь это же вы его вызвали сюда!

— Я! — подтвердил садовник. — Сад спасать будем. Знаешь, Грелка, эти нуониэли, они ведь про лес и деревья всё знают. А такие как этот господин Тамити — подавно.

— Чем же он у вас такой особенный, этот господин?

— А он один из, вроде как, учёных, — покрутив пальцами в воздухе, объяснил Денби. — В заведении учился… Кровь Леса зовётся!

— Мама дорогая! — приложив ладонь к груди, зашептала Грелка. — Страх-то какой.

— Ты не робей! Этот своё дело знает. Сад наш вмиг расцветёт так, как никогда.

— А как же ты его на такое уговорил?

Но садовник не успел ответить. К столу подбежал запыхавшийся Войцек и схватил гружёный грязной посудой поднос.

— Чего расселась, Грелка? — затараторил он. — Дел невпроворот. Ещё и гость! Я уж ему и корыто поднял и воды. Камин растопил.

Грелка, раскрыв рот, уставилась на Войцека.

— Ну чего сидишь сиднем? Беги, принеси ему кипятка! Не ледяной же водой мыться. И полотенца захвати.

Грелка сорвалась с места и, опережая Войцека, вломилась на кухню, наполнила латунный кувшин кипятком, схватила из шкафа стопку полотенец и в мгновение ока взлетела по ступеням на второй этаж. Обе руки у неё были заняты, поэтому она по обыкновению не стучась, отворила дверь подтолкнув её задом. Вошла она в комнату постояльца спиной вперёд и лишь потом повернулась.

Господин Тамити стоял посреди комнаты одной ногой в корыте с холодной водой. На нём не было ничего, кроме серой набедренной повязки. Свет камина золотом блестел на горячей коже нелюдя. Огромное тело его отличалось стройностью и чёткостью мускулов. Это был не один из тех громил из городской стражи, что часто наведывались в трактир, нет! У тех хватов руки походили на древесные стволы, а животы — на бочки. Господин нуониэль имел чётко-выраженную талию, рельефный живот, широкие плечи и приподнятую, раскрытую грудную клетку. Каждый мускул на его теле легко читался, особенно в полумраке, когда свет от камина сбоку оттенял каждый маленький изгиб и каждую ложбинку под кожей. В правой руке господин держал мокрую тряпочку. Он медленно провёл ею по груди, и влажная кожа заблестела в лучах каминного огня.

— Вы можете оставить полотенца на постели, госпожа Грелка, — вежливо произнёс он.

— Простите, — выдохнула беззвучно Грелка, подошла к кровати, оставила на ней полотенца и повернулась к нуониэлю.

Теперь он был очень близко от неё. Бронзовый, будто отлитый из раскалённых железных прутьев, скрученных в единый тугой орган, стоял он влажный на расстоянии вытянутой руки. И аромат… Девушка уловила его запах. И вовсе не тот, каким славятся завсегдатаи трактира, отпускающие скабрезные шуточки ей вослед, а совсем иной, притягивающий, сбивающий с мыслей. Она не смогла понять, какой именно он был, и ей захотелось вновь поймать его в воздухе. Но кувшин был слишком тяжёл, он оттягивал руку вниз, выпадал…

— Благодарю вас, — произнёс господин и взял кувшин из рук девушки, — далее я сам.

Грелка не ответила, отвернулась и вышла из комнаты затворив за собой дверь. Она пошла по коридору, миновала лестницу, свернула направо в другой коридор и дошла до своей комнатушки. Там она остановилась перед дверью и поняла, что забыла спуститься вниз. Оглянувшись — не идёт ли кто следом? — она мысленно обругала себя: «Глупости всё это!» Сделав глубокий вдох, она направилась работать в зал.

Народ потихоньку расходился. Самые отчаянные ещё сидели по углам и тщетно пытались петь полузабытые кабацкие песенки. Когда к выходу направился садовник Гриденбиль, Грелка перехватила его.

— Доброй ночи, Денби! — улыбнулась она ему.

— Отдыхай, Грелка, — ласково погладив её по руке, он натянул войлочную шляпу на лысину.

— Работничек-то ваш, из лесу, надолго ли к нам? — как бы между прочим, поинтересовалась она, переставляя со стола пустые чарки на поднос.

— Да вроде как на вовсе! — развёл руками Денби, а потом, подняв палец кверху добавил: — Две золотые уплочено!

Грелка закончила работу, взяла из подсобки букетик веточек и пошла наверх. Трактир медленно засыпал. Немногочисленные постояльцы уже разошлись по комнатушкам. Девушка, облачённая в тонкую шёлковую ночнушку, расчёсывала волосы сидя на кровати и глядя в окно. Там в синем лунном свете на противоположном конце трактира горел жёлтый прямоугольник — окно нелюдя. Ночь обволакивала мир, туша все огни и гася все звуки, но упрямый свет в далёком окне не гас.

Девушка поднялась, поднесла к окну фонарик и принялась рассматривать своё отражение на тёмном стекле. Нижняя челюсть её тряслась из-за мыслей совершенно неясного характера. Нечто неизведанное возникло внутри и полностью овладело ею. Теперь, в ночной тишине, эти страсти словно загнанный в клетку зверь, бродили из угла в угол, не находя покоя.

Краем глаза Грелка заметила, что форма жёлтого прямоугольника в соседней части трактира изменилась: кто-то подошёл к окну. Девушка тут же отскочила к стене, прижав к себе фонарик. Сердце её забилось чаще. Зверь внутри стал метаться пуще прежнего, кидаться на стены, царапаться, выть. Грелке сильно хотелось спать, но остановить лавину мелькающих перед глазами образов было уже нельзя. Они рвались наружу едиными обезумевшей тварью, сметающей всё разумное на пути. И тут Грелка догадалась: «Это чудовище!»

Да, это было новое чудовище в жизни семнадцатилетней помощницы трактирщика — девушки, обделённой и ослепительной красотой и острым умом. Простая, неопытная, никому по сути ненужная, стояла она в полупрозрачной сорочке в сумраке комнаты, из которой не было выхода. Мир нёсся вперёд, сменяя сезоны, убивая людей в войнах, сводя красивых юных влюблённых, рожая младенцев, вытягивая к небу молодые деревья и кроша в труху старые. А Грелка, в шутку считавшая себя великой усмирительницей голодных чудовищ, застыла в куцей комнатке никчёмного трактира, затерявшегося вдалеке от больших дорог. Была бы жива мама или отец, Грелка непременно бы побежала к ним и обняла. Не сруби Денби деревце, можно было бы обнять и его шершавый ствол.

Грелка попыталась успокоить себя тоской о почивших родителях и о срубленном любимом дереве, но это не помогало. Грелка уже знала правду и не могла сама себя обмануть. Внутри неё появилось новое чудовище, и оно было голодно. Оно требовало своего — сдавливало грудь, скручивало живот, заставляла ноги трястись. И не было никакой возможности утолить голод этого зверя. Эта тварь для слабой одинокой девушки была неодолима. Мог ли в этот раз помочь кусочек сахара из серванта на кухне? А если бы и мог, то Войцек спрятал ключ. Но Грелка знала, что ключик лежит в кармане фартука, а фартук трактирщик всегда вешал на крючок у входа в кухню. Да, до сахара можно было добраться, но нет — этот диковинный кусочек не утолил бы голод чудовища. Единственный, кто мог бы это сделать…

Тут её осенило: «Задвижка!»

Грелка метнулась к комоду, выдвинула ящик и схватила припрятанную там железяку. Руки девушки дрожали. Она кинула на дверь бешеный взгляд.

«Тихо ты, дурочка!»

Грелка аккуратно поставила светильник на комод, но ей показалось, что звук от этого раздался такой силы, что сейчас все проснуться и прибегут узнать — в чём дело. Она повернула ключик на светильнике, фитиль внутри опустился, и свет погас.

В полной темноте и тишине пошла Грелка босиком по коридору трактира. Пальцы ног касались старого ковра, под которым ехидно скрипели половицы. «Не такая уж я и толстая, что бы вы так ныли!» — злилась на них Грелка.

Добравшись до двери нелюдя, Грелка остановилась и сжала обеими ручками железную задвижку так, что заболели пальцы. Стало безмерно страшно. Вместе с этим пришло осознание, что обратного пути нет: только сейчас есть эта дверь, эта тишина и этот момент. Пройдёт несколько часов, а может и минут, и всё это улетит в прошлое на века; останется лишь строками из неведомых чёрных символов на поле белого цвета в тайном месте, где времени не существует.

Грелка легонько толкнула дверь. Та со скрипом отворилась. Грелка вошла.

Господин Тамити сидел на ковре перед камином. Рядом с ним стоял крохотный раскладной столик, уставленный глиняными чашками. Нелюдь пил чай. Из-под тёмного шёлкового халата с позолоченными узорами виднелась его накаченная грудь. Сидел он прямо, гордо, не наклоняясь к чашке, а поднимая её ко рту.

— Прошу простить… — начала девушка, сама не зная, что хочет сказать.

— Не извиняйтесь, госпожа Грелка, — сразу же ответил он, будто не происходило ничего необычного. — Сегодня я совершенно свободен.

— Никто не называет меня госпожой, — произнесла она, сделав несколько робких шагов вперёд. Она прижимала задвижку к груди, будто бы от этого зависела её жизнь.

— Присаживайтесь! — пригласил он её, указав рукою на место у камина. — Поговорим…

Грелка приблизилась к чайному столику. Бухнуться на пол просто так она не могла. Раскорячить ноги и плюхнуться, не придерживая рукою край ночнушки тоже. Но как придержать ночнушку, чтобы не задралась, если нельзя выпускать из рук задвижку.

Тут Грелка поняла, что стоит в свете камина и вся её фигура, под полупрозрачным нарядом отчётливо различима нуониэлем, сидящим на расстоянии вытянутой руки.

Нелюдь поднялся, взял с постели подушку с одеялом и подошёл к девушке. Подушку он кинул на пол, а одеялом накрыл плечи Грелки. Она улыбнулась, улучила момент, когда он начал сам садиться, и резко опустилась на подушку, чтобы мужчина не заметил её куцых движений.

Он подал ей чашку. Девушка аккуратно взяла сосуд и вдохнула аромат чая. Вкус напоминал аромат самого нуониэля, тот, который Грелка ощутила, когда приносила ему кипяток. Ей стало ещё тревожнее. Волна чего-то обжигающего пробежала по телу и окутала её. Всё вокруг смазалось томной негой. Поленья ласково потрескивали в огне, от чашек медленно понимался чайный пар, веточки господина Тамити сладко шелестели у него за спиной. Грелке страшно было смотреть в его глаза, но удержаться она уже не могла.

— Вы можете спрашивать всё, что хотите, — сказал он, улыбаясь гостье. — У моего народа задавать вопросы считается дурным тоном, однако сегодня можно всё.

— У вас день рождения? — выдала Грелка сломленным от волнения голосом.

Гость добродушно посмеялся:

— Скорее наоборот!

— Вы говорите загадками, господин, — чувствуя, что у неё сбивается дыхание, произнесла девушка.

— Вовсе нет! Могу сказать, что вам на удивление повезло: повстречать нуониэля, который готов ответить на любые вопросы — удача для человека.

— Сколько вам лет? — тут же спросила Грелка, решив, что терять уже нечего.

— Девяносто три.

Грелка раскрыла рот и, не понимая, что она делает, осушила свою чашку.

— Выглядите моложе, — зашептала она, медленно, против своей воли, наклоняясь вперёд к нему через столик.

— Мне кажется, что по меркам людей, мне бы дали лет сорок…

— Ох нет! Я вижу этих лысых сорокалетних пузатиков каждый день! Вы совсем на них не похожи! — ей пришлось опереться рукой на столик, залитый чаем, чтобы не упасть.

— А вы совсем не похожи на девушку, работающую в кабаке, — улыбнулся он, взял тряпочку и, подняв её руку, вытер. — Я немало постоялых дворов повидал…

— Наверное, девушек повидали ещё больше, — произнесла Грелка неожиданно для самой себя и, покраснев, отдёрнула руку.

— Этим я похвастаться не могу, — мотнул он головой. — По правде сказать, я никогда вот так не разговаривал с девушкой. Надеюсь, вы понимаете…

Грелка уловила ехидную улыбку на его лице.

— Зачем лжёте мне? — взмолилась она, прикованная к его глазам.

— Мне нет причин лгать, — спокойно ответил он. — Я выпускник класса Крови Леса. Девушки, семья и прочие простые вещи недоступны нам.

Грелка нахмурилась. Господин Тамити внезапно показался ей совершенно другим. Он будто бы в мгновение лишился некой притягивающей загадочности, влекущей опасности.

— Вы — монах? — удивлённо предположила она.

— Не совсем. Всё же, это очень похоже на монашество. Мы, нуониэли — дети древ. Большинство нуониэлей — больше люди. Призвание выпускника Крови Леса, наоборот — стать деревом. Нас готовят к тому, чтобы идти туда, где больше ничего не растёт, превращаться там в дерево и вылечивать этим землю ради новой жизни.

— Вот почему Денби сказал, что вы к нам навсегда, — печально произнесла Грелка и опустила взор.

— Навсегда, и в то же время, всего на одну ночь.

— Великолепно! — всплеснула она руками, совсем позабыв, что держит железную задвижку. — Монах!

По щекам девушки потекли слёзы. Она спешно поднялась, прошла к двери и, шмыгая носом, повернулась к гостю.

— Я принесла это, — сказала она сквозь слёзы. Показав задвижку, она вставила её в дверь. Нуониэль заметил, что она плачет и поднялся, но Грелка, опасаясь дальнейшего бессмысленного разговора, отворила дверь и вышла в коридор. Там она на миг остановилась, а потом вновь вбежала в комнату.

— Я красивая? — выпалила она, рыдая, встав посреди комнаты и опустив руки по швам как бы показывая всю себя. — Как девушка? Да, я толстая, а вы монах и завтра умрёте и вообще вам нельзя! Но если бы не всё это, то я вам нравлюсь?

Нуониэль долго не отвечал. Он медленно присел, поставил чашку на столик, а потом неспешно поднялся и сделал шаг к Грелке.

— В Школе надо мной постоянно смеялись, — произнёс он совсем серьёзно. — Ученики с Класса Воинов вечно подшучивали над моими фиолетовыми цветками. Они считали, что я выгляжу как девочка. Я ненавидел свои цветочки. Ещё я не умел драться. Я стал тренировать тело, и когда закончил Школу, я был сильнее любого из Класса Воинов. Но я не стал одним из них. Я не стал тем, кто путешествует по миру, сражается с врагами, спасает прекрасных дам, любит их и совершает подвиги во имя мира. Моё предназначение не изменилось. Я был призван остановиться на одном месте и отдать все свои силы земле.

Он подошёл совсем близко, и Грелка как-то сама стала отступать к двери.

— Воины не знают, когда они умрут, — продолжал он. — Когда перед ними принцесса, они видят красоту, а когда чудовище — уродство. Всем, что кажется им прекрасным, они стремятся овладеть. В чём не видят красоты — пытаются убить. Я не такой. Я знаю, когда завершится мой путь. Поэтому в моём мире нет уродства. Нет ничего не прекрасного. Ты спрашиваешь, нравишься ли ты мне? Спрашиваешь красивая ли ты? Но разве это важно? Даже самые ужасные и мерзкие чудовища из когда-либо существовавших созданы из красоты.

Нуониэль вытянул руку и затворил дверь за спиной Грелки. Дальше ей отступать было некуда.

— Ты считаешь меня чудовищем? — прошептала она сквозь слёзы, ощущая, как он наклоняется к ней, и веточки его касаются её плеч.

— Чудовищ не существует, — прошептал он ей на ухо.

Грелка услышала, как он запер дверь на задвижку. Рука нуониэля легла на её бедро. Девушка ощутила пальцы, касающиеся головы под её волосами. Она сомкнула очи. Жар его губ запылал на её щеке. Крепкие объятья подняли её, закружили по комнате и опустили на мягкую кровать.

Она открыла глаза и увидела его лицо. Вокруг были веточки с фиолетовыми цветками и с листиками в виде сердечек. Грелка коснулась его щеки, брови, лба. Запустив пальцы в его веточки, она ощутила, как они растут у него из-под кожи. Она увидела, как прекрасны они, как естественны, как безумно красиво сочетание мягких ростков и нежной кожи. Никогда ещё не была она столь близка к чудовищу. И никогда прежде не ощущала она столь ясно, что чудовищ больше нет.

 

***

 

Проснулась грелка рано. Сквозь сетчатые занавески на белые простыни били свежие лучи прохладного солнца. Ветерок нежно гладил девушку по щеке.

Оглядев пустую комнату, Грелка поднялась, подошла к окну. В середине старого садика появилось молодое деревце с фиолетовыми цветками и листиками в форме сердечек. Грелка обернулась на неприбранную кровать. Измятые белые простыни напоминали рельеф заснеженных горных цепей.

Спустившись босиком в кухню, Грелка вынула из фартука Войцека ключик, а потом достала из серванта шкатулку. Отперев её, она взяла кусочек сахара и отправилась с ним в садик. Вырыв лопаткой ямку у корней нового Дерева Принцессы, Грелка опустила туда сладкий кубик. Закопав его, она присела на скамейку у стены трактира.

Солнце взбиралось выше. Грелка сомкнула очи и почувствовала, как лучи света согревают лицо. После бурной ночи ей ужасно хотелось есть. Но ощущение голода не раздражало, не пугало, а отзывалось приятной истомой внизу живота. Грелке не хотелось, чтобы это чувство исчезло. Решив не заходить в трактир за сапогами, Грелка отправилась купаться на реку. Чудовищ больше не существовало.