Имя автора будет опубликовано после подведения итогов конкурса.

Сказка о матери

 

Май мог бы считаться самым страшненьким из них, но кто тут мерялся уродством?

Если смотреть, но не видеть, Май казался куском окровавленной плоти. Он и был таким: не очень приятным, часто занудным, а ещё изрядно самолюбивым.

– Я буду королём! – радостно и гордо провозгласил он, когда ход перешёл к нему. Тиль готов был поклясться: если бы у Мая имелись глаза, они горели бы непустячным таким безумием.

Все притихли. Марта, которой первой выпал жребий выбирать, как-то сникла. Наверное, потому что такая простая идея – выбрать себе судьбу самого главного человека – не пришла ей в голову.

Марта была красивая.

Точнее, Марта была бы красивая – это Тиль точно знал – если бы не умерла.

Ещё Тиль верил: её желание должно сбыться. В будущей жизни Марта хотела друзей и путешествовать. Невероятно просто, но для сложного Марта оказалась слишком наивна и прямодушна. А вот Май – нет.

– Будешь служить мне! – радостно объявил он. Марта, которая, по мнению Тиля, находилась к Маю излишне близко, в испуге попятилась, но отдалиться получилось не очень, когда тебе искромсали ноги и оторвали половину руки, двигаться сложно. Май не заметил её тревоги. Или не захотел заметить.

Марта так охотно делилась с ними теплом, что ему, видимо, в голову не пришло, что в её планах на обещанную новую жизнь, друзьям по выгребной яме может и не найтись места. Тиль это, хоть и грустью, допускал, но…

– Мне будет принадлежать вся земля! И золото! Много золота. И никто, никогда больше не откажется от меня! Даже Марта?!

Марта дрогнула ещё разок, нервно сглотнула и отвела взгляд.

– Конечно, Май. Я всегда буду любить тебя, – пообещала она, таким тоном, что Тиль обязательно передумал бы рваться в короли, но Май не уловил. Да и был ли у них шанс переиграть свой выбор? Тиль не знал. Он всё ждал подвоха от того, Светлого, что недавно ворвался в их, может быть, и не самое разнообразное, но мирное и даже приятное существование.

Глухо застучал дождь, будто подтверждая мысли Тиля о том, что пути обратно нет. У дождя всё было просто: выбрал значит делай. Ведь дождь своё дело любил – тихой уверенной любовью.

Тиль немного завидовал дождю. Тот знал о жизни самое важное. А вот…

– Я тоже хочу путешествовать! – прервал поток его мыслей Кай. – Не как Марта. Я бы хотел, чтобы меня полюбила красивая женщина… или даже две…

– Ага! – ядовито хмыкнула Элис, которая очень любила Кая стебать. Ведь он даже здесь, как говорится, в грязи и хуле, был почти вызывающе красивым и очень спокойным, до тех пор, пока Элис не начинала язвить. – Смотри, чтобы они не подрались из-за тебя. И вообще будь осторожен, а то украдёт тебя влюблённая красотка, запрёт во дворце…

– Замолчи! – сорвался Кай. – Пусть тебе дом рухнет на голову! Тебя вообще ни один нормальный человек вытерпеть не сможет!

От злости, звучащей в его голосе, задрожал воздух. Кто-то испуганно охнул. Стало очень тихо. Элис побледнела.

Тиль понял: важность каждого сказанного сейчас слова чувствует не только он.

– Я же пошутить хотела… – задрожала она голосом.

– Раз пошутить, то пусть твой дом летит в тартарары. И ты вместе с ним! И подальше! – довольно мстительно добил Кай и отвернулся.

Элис хотела ответить, но Тиль воспользовался тем, что у него-то руки имелись, и зажал ей рот. Трогать её было неприятно, но он не знал, как иначе заставить её замолчать. Слишком много в ней содержалось слов – иногда они сыпались из неё горохом, а, как известно, даже одна горошина обладает способностью лишать сна и покоя.

К счастью, вмешалась Марта.

– Тише, дорогая, тише. Всё будет хорошо. Приключения, друзья – всё у тебя будет! – искренне пообещала она.

– У меня тоже будут друзья! – бодро и радостно заявила Пенелопа, так бодро и так радостно, что даже дождь замер на мгновение. – И лошадь! И дом! Нет, целая вилла! Мы будем там пить чай вечерами. И сундук с золотом у меня тоже будет.

Тут она показала язык Маю, и Тиль не на шутку озадачился: откуда в ней столько задора. Впрочем, Пенелопа вообще была чудная.

– А я хочу корабль. И обезьянку. Буду бороздить моря, океаны. Победю… – на этом непонятном слове Пит сбился. – Побе… Побежду? Поб… Да, ё моё! Короче, трындец всем пиратам! – выкрутился он и изобразил нечто. Наверное, он думал, что это сальто. Но больше походило на предсмертные судороги.

Можно ли в их случае ещё сильнее умереть, Тиль не знал. Да и проверять не хотелось. Пробовали, спасибо, не понравилось. Тем более сейчас, когда появилась перспектива.

Светлый, как и положено, обещал светлое будущее. Но кто ж знал, что это значит. Что Светлому в радость, то им может показаться пребольшущей гадостью, но функции откатить обратно никто не предлагал.

Светлый явился сегодня, когда ушаркал обратно старик. Тот выплеснул в их яму очередные отходы. Среди крови, слизи и марлевых салфеток обнаружилось двое. Марта хотела назвать их: Грета и Генрих.

Тилю Светлый не то чтобы не понравился… но да – не понравился, вообще. Светлый сыпал гладкими, ровными словами о выборе, свободе воли, предназначении, а всё, что у них было – это яма, со стенами, покрытыми жирной сажей, хромой угрюмый старикан, приносящий мусор, в контейнерах с красными крестами, и шепотки дождя. Иногда совсем рядом слышался перестук крысиных лапок, крадущиеся шаги кота, гудели деловито мухи, но ни у кого, кроме старика, не получалось прорваться сюда, в царство истерзанной, убитой плоти, густо пересыпанной хлоркой.

Тиль считал, что они прекрасно обошлись бы без Светлого, без его обещаний, которыми он порушил их безмятежное существование, посулив невиданное прежде счастье. Но Марта безоговорочно поверила непонятному чудику и заразила их всех – ожиданием чуда.

Марту все слушались, хотя та же Элис считала себя и умней, и красивей, и достойней. Но Марта была самой первой, и именно она умела найти среди отбросов неостывшую ещё искру убитой жизни и возродить её.

Тилю Марта была важней всех обещанных чудес. Отчасти дело было в том, что, когда Тиль хлюпнулся в яму, кроме Марты и Мая здесь не было никого, и именно она заставила его очнуться и понять, что мучительная смерть на операционном столе ещё не конец пути. Хотя тогда он не был ей за это благодарен.

Тогда он думал, что всё разбито, сломано, уничтожено, как тело, в котором он должен был жить. Но потом…

Потом Марта научила его радоваться спокойной темноте, слушать дождь и чувствовать, как вокруг бьётся жизнь. Яма заменила им утробу матери. Теперь Тиль мог догадаться, что происходит в мире за стенами, по изменению температуры воздуха, запахам автомобильных выхлопов и шагам старика.

Марта объяснила, как находить среди того, что выбросил старик, тех, кто из-за шока, потрясения или боли не смог уйти, и будить их. Так появились Пит, Элис и Пенелопа с Каем. Теперь им было с кем поговорить, посмеяться и даже поругаться.

Тиль придумал, как отследить дни.

Это было просто – в воскресенье старик никогда не приходил. Там наверху гудели колокола, незнакомые люди часто останавливались у задней стены их укрытия, чтобы обильно её пометить, а ещё пекли марципаны. Дразнящий аромат пробирался к ним и будил воспоминания.

Так Тиль понял, что оказался в яме именно в понедельник, очень поздним вечером. Все они лучше всего запоминали час, когда умирали. Тиль помнил тоже, но очень путанно и обрывками, потому что, когда его тело начали разрывать на части, он спал.

Он не помнил, как оказался в яме, но помнил жёсткие руки старика в резиновых перчатках. Жизнь зачем-то цеплялась за его изорванное, искорёженное дикой болью тело. Где-то по пути к яме жизнь растаяла в холодной темноте, под шарканье ног старика, а душа застряла.

Из-за шока и боли ей не хватило сил оттолкнуться от тела и уйти обратно в бесконечное пространство, чтобы бродить среди звёзд. Она померкла бы тут, если бы не Марта, которая помогла осознать происшедшее, принять и даже простить. Ведь не простить – значило медленно, но верно гаснуть. А так Тиль по крупице собирал воспоминания делился этим и надеялся однажды накопить энергии достаточно, чтобы сбежать отсюда и отравиться к Сириусу или Веге.

В их компании он был самым, как это ни смешно, взрослым, ведь он прожил под сердцем матери двадцать недель. Он помнил больше других, поэтому многим мог поделиться и за это получить энергию.

Отдавать больше могла только Марта. Марта вообще могла очень многое, самое главное – уйти. Только она не собиралась. Говорила, что хочет, что её ждёт созвездие Гончих Псов, но Тиль точно знал – врёт. Но молчал. А Марта…

Марта радовалась каждому новому дню, каждому обретённому пониманию или воспоминанию, каждому пробуждённому, хотя они отнимали у неё огромное количество сил. На самом деле Марта радовалась вообще всему. Словно ей было хорошо здесь, на самом дне этого мира, где они должны были получить дар – биологическую жизнь.

Что-то вроде неё они и получили. И всё было хорошо, пока старик снова не притащился, и с очередной порцией биоматериала к ним не явился Светлый.

Изначально он явился, чтобы помочь уйти тем двоим, что дрожащим студнем колыхались у самой кромки, заполненной отходами ямы, но понял – они здесь не одни и передумал уводить. Он долго с задумчивым и слегка обалдевшим видом слушал Марту, потом пообещал им смотаться к какому-то своему начальству и добыть им шанс на возвращение в пространство и новую судьбу.

Тиль ему не поверил, ведь и шанс, и судьбу им уже дала Марта. А вот все остальные влипли. Главное – Марта. У неё нежданно-негаданно обнаружилась мечта – обойти мир от края и до края, узнать, какой он, и научить людей смотреть, чтобы они могли видеть красоту и не делали друг другу больно.

А вот Май хотел, чтобы любили его и много золота. Тиль его понимал. Даже смерть в этом мире можно было купить за золото. А Май хотел жить. И не так, как их научила Марта. А как там, за гулкими железными стенами.

Тиль тоже хотел. Только не знал – чего. Он понял это, когда все уставились на него, потому что он один не высказался и пришла его очередь загадывать новую судьбу.

Поэтому он обрадовался, когда скрип ключа в замке отвлёк общее внимание. Это снова был старик, но вместо привычного контейнера в руках он держал канистру, которую споро открыл и начал заливать яму вонючей жидкостью.

Никто не удивился. Их вечно обливали или посыпали чем-то едким и вонючим, чтобы отбить запах гниющей плоти и отогнать любопытствующих мух. Но Тиль знал этот запах. Его с трудом переносила та, кого он должен бы был называть матерью.

Это был бензин.

«Ну и скотина же ты, Светлый!» – успел подумать Тиль, когда над ямой запылал огонь. Он рванулся к Марте, но не потому, что испугался. Чего бояться тому, кому уже приходилось умирать? В их последний миг на земле хотелось быть рядом.

 

В начале пути пылало жёлтое Солнце, вдали ждал огромнейший и синейший Сириус. По странной прихоти Вселенной рядом обнаружилась Элис.

– Всё-таки Светлый не обманул, когда говорил, что мы можем выбрать, – просигналила она. – Я рада быть с тобой на этом пути.

Тиль, где-то внутри бесплотного себя, споткнулся. «А ведь я так и не выбрал!», – вспомнил он, свою краткую, как вспышка пороха в пистолете, псевдо-жизнь. Несколько секунд он ещё мчался по такой привлекательной, но выбранной кем-то другим стезе. А потом повернул.

– Ты куда? – удивилась Элис.

– На Землю, – отмахнулся он.

– Но зачем?! – рвано и сбивчиво просигналила она, заметно теряя в скорости в сравнении с другими. – Тебе что, не хватило дерьма, что с нами произошло?

– Хватило, конечно! Но я должен рассказать им.

– О чём?

– О том, что с нами было.

– Ты дурак, что ли?! – попыталась образумить его Элис. – Как ты это сделаешь?

Тиль снова замер где-то внутри не такого уж и бесконечного себя. Возможно, поэтому ответ нашелся довольно быстро.

– Я сочиню песню!

– И назовёшь её: «Марта»? – Элис всё же была той ещё ехидной.

– Я назову её: «Муттер»!

 

В ответ Тиль вложил столько силы, что отдачей его буквально швырнуло на Землю. Уже входя в стратосферу, он снова почувствовал – Элис рядом.

– Зачем? – всё же спросил он, не надеясь, впрочем, на ответ. Но всё же получил.

– Расскажу им о себе! Пусть услышат и другие мнения.

Это было последнее, что услышал Тиль перед тем, как его захлестнуло ударом вхождения в жизнь.


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 2. Оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...