Соленая капля пота выступила под линией изрядно поредевших волос. Издевательски медленно, как жирный слизняк, покатилась по надтреснутой коже со лба вниз. В попытке вкусить живительную влагу, Кай открыл рот, надорвав корку высохших губ. С заметным усилием просунул между ними дрожащий язык. Он уже позабыл, когда в последний раз не испытывал эту удушающую, умертвляющую жажду.

В толпе, собравшейся перед величавым постаментом, зашептались. Низкорослая девчушка наставила загорелый палец на Кая. Ее глаза возбужденно горели.

— Смотрите же, смотрите! Из него выходит последняя вода! — с придыханием воскликнула она. Пожилая женщина, стоявшая слева от нее, тут же поспешно опустилась коленями на горячий песок, благоговейно воздела морщинистые, но все еще изящные руки к ярко-бирюзовому небу.

— Какое счастье, — запричитала она. — Какое великое счастье!

— Счастье! — подхватила толпа перед тем, как Кай почувствовал прикосновение шершавой тряпки ко лбу. Царапая воспаленную кожу, холстина безжалостно вобрала в себя влажные выделения и исчезла, унося с собой последнюю надежду. От осознания этого глаза Кая выкатились, тело изогнулось в судороге, а из приоткрытых губ, между которыми остался болтаться распухший язык, вырвался низкий, обделенный человечностью хрип.

Способность говорить он потерял уже две недели назад. Толпа одобрительно загудела: будущим богам говорить было не положено. На этот раз у них все должно было получиться.

Тот же жрец, который ранее стер пот с его лба, умело расставил Каю челюсть, засунул на место сухой язык и бережно всыпал в рот мужчины еще две большие ложки соли. Кая мелко затрясло, но жрец держал крепко. Он не отпускал его, пока не убедился, что тот проглотил все до последней перламутровой песчинки. Без соли бога из человека было не получить. Кай понимал это тоже. Вот только богом он никогда быть не желал.

Это был не его выбор. Так было заведено: раз в два столетия жребием на Острове выбиралось чадо, которому суждено было стать следующим повелителем морей и океанов. Для того, чтобы избранное дитя смогло стать божеством, человеческий сосуд необходимо было подготовить — вывести из организма смертную, мертвую воду, чтобы после он смог наполниться водой живой. Для этого на протяжении нескольких лет, день за днем, жрецы читали молитвы своих забытых предков, заклиная соль, которой в последний год перед Восхождением предстояло кормить повзрослевшее дитя. И ничего, кроме этой соли, избранному употреблять возбранялось. Вымоленная, зачарованная древними языками, только она могла стать залогом того, что Великая Вода примет своего нового правителя, когда ему суждено будет совершить обыкновенное чудо — сделать несколько шагов по водной глади. Тогда родится новый бог, и цикл начнется заново. Таков был естественный порядок вещей.

Глядя на зевак из-под полуприкрытых век, вольно раскинувшись на возведенном для него троне, Кай понимал, что каждый из них мечтал оказаться на его месте. Любой из них отдал бы многое, чтобы вкусить ту самую соль, о которой слагались легенды с тех пор, как нога человека впервые ступила на спекшуюся землю Острова. Каково же было счастье — отдать себя Великой Воде. Блаженно закатив глаза, Кай отметил, что сыпучая кожа на его щеках ввалилась пуще прежнего. Зуд забрался глубоко в чресла, уже давно став частью его существования. Но все это — не просто так. Избавляясь от мертвой воды в своем теле, он становился воплощением великой цели Острова. Совсем скоро, благодаря заботливым рукам своих соплеменников, он станет богом.

Палящее солнце переместилось глубже на запад. Тогда светловолосый жрец, исписанный хной и в набедренной повязке, снова разомкнул Каю уста. На этот раз потянув его за язык, ведун положил на самый корень очередную порцию перламутровой крупки. Кай должен был сродниться с ней, сделать частью себя. По окончании обряда в теле избранного не должно было остаться ничего, кроме сакральной соли. Ничего, кроме мыслей о Великой Воде. Совсем скоро они положат этому конец. Но того пути, который они прошли до сих пор, явно было недостаточно.

Гортань Кая жгло уже который день, словно по ней непрекращающимся потоком текла раскаленная лава. Кожа вокруг выпученных глаз покраснела, но рядом не виднелось ни слезинки — для этого в организме больше не хватало влаги. Вся оставшаяся в нем вода мертвым грузом осела в отекших ногах. Каждый взгляд на них вызывал у жреца неодобрительное причмокивание.

Снова соль. Еще чаще, еще больше соли. Иначе им не успеть. Иначе Великая Вода разгневается.

Боги должны были рождаться вовремя.

Свидетели его Восхождения, как обычно, рассосались к вечеру. Утолив свою жажду зрелищ, они, пресыщенные актом поклонения, разбрелись по домам, вернувшись в лоно собственных жизней. Кай остался сидеть на улице с завалившейся назад головой, глядя на проступившие из сумрака звезды. Он гадал, доведется ли ему увидеть их снова, уже после того, как завтра его заберет Великая Вода.

Светловолосый жрец, несший караул в ночи с факелом в руке, в неожиданном порыве нежно погладил Кая по истончившимся волосам. И ведь еще полгода назад его плавно изогнутый череп украшала богатая каштановая шевелюра. Но богу, которым Каю предстояло стать, не стоило волноваться о таких мелочах. Мелочи были уделом людей. Их короткий век не позволял им заботиться о чем-то большем.

С каждым новым пудом соли, всыпаемым в его изменяющийся и возносящийся к невиданным высотам организм, Кай постепенно переставал быть человеком. Человечность, как и волосы, будущим богам была ни к чему.

Когда на пурпурном небосклоне зародилась новая заря, Кай постарался остатками сознания, сквозь мыльную пелену неясного взгляда вобрать в себя ее образ. Этого ему тоже делать не следовало: боги не восхищались. Кай протестующе покачнулся на своем накренившемся троне, но жрец с легкостью прекратил его трепыхания. Широкая ладонь легла Каю на плечо, вдавила мужчину спиной в бамбуковые прутья.

— Боги не сомневаются, — сказал ведун, строго зыркнув на мужчину. Кай пристыженно опустил налитые кровью глаза. Но что ему было делать, если его не до конца законсервированная душа продолжала цепляться за сомнение, как утопающий — за край спасительного плота? Даже если Кай сумел бы пропустить хоть слово сквозь свою иссохшую гортань, спросить совета ему было не у кого. Ни одному переродившемуся до него богу не довелось рассказать о своем опыте Восхождения.

Теперь Кай ясно понимал, насколько веской была причина, по которой боги не разговаривали с людьми.

Иначе богом не захотел бы стать ни один человек.

Вскоре на прохладный с ночи песок снова высыпали люди. Низкорослая девочка, которая вчера тыкала пальцем в Кая, сегодня несла на голове аккуратный венок, сплетенный из цветов оранжевой бугенвиллии. У кого-то из женщин белые и фиолетовые цветки были вплетены в волосы, заткнуты за уши, крепко стиснуты между пальцев. Глядя на Кая в этот великий день, толпа улюлюкала, всхлипывала и восхищенно рыдала.

Как и водилось, оказанную жертвенность всегда праздновали чужие.

— Смотрите же, смотрите! В нем больше нет воды!

— Нет воды! Нет воды! — эхом разнесла толпа.

— Да здравствует Великая Вода!

— Вода! Вода! — скандировали люди. Пожилая женщина, что и днем ранее, опустилась на колени, вонзила пальцы в песок и облобызала землю губами.

В этот же момент к светловолосому жрецу подошел второй, темноволосый, и вместе они подхватили Кая подмышки, рывком поднимая его на ноги. В глазах мужчины заискрилось от боли, и он заскулил, пытаясь удержать равновесие на ослабевших, трясущихся конечностях.

— Дорогу богу, дорогу! — взревела толпа.

Продолжая придерживать Кая в вертикальном положении, жрец положил ладонь ему на поясницу и заботливо подтолкнул.

— Иди же, — с благоговением вздохнул он.

Кай пошел, заволочив шершавые ступни по щипучему песку. Его голова опустилась на грудь, безвольно покачиваясь при каждом шаге. С обветренных губ время от времени срывались негромкие стоны.

— Да здравствует Великая Вода! Дорогу же богу, дорогу!

Каю показалось, что он пересек десять пустынь, прежде чем его ноги уколола ледяная океанская пена. От этого ощущения он взвизгнул, как израненное животное, и его с ног до головы окатила эйфория, заставив всё тело заходить ходуном. От переизбытка чувств и значимости происходящего внутри у Кая вдруг что-то надорвалось, и изо рта, смешиваясь со слюнями, заструилась субстанция темно-морковного цвета. Стекая под ноги, она слилась с горько-соленым течением. Великая Вода приветственно взревела.

Смертные зеваки затаили дыхание, завороженно наблюдая за своим рукотворным богом. В этот момент, сбросив остатки человечности, Кай заходил ходуном и яростно взревел. Внезапной силой он оттолкнул жрецов, которые все время придерживали его на пути к берегу, и сделал, не замечая, как выворачивает лодыжки, судорожный шаг вперед. Потом один, другой. И еще. Только вперед — к Великой Воде. Больше не помня, почему раньше, будучи человеком, не хотел стать богом.