Глиняная девочка

Венька покачала ногами, потом в носу поковыряла, но и в этом занятии разочаровалась очень скоро. Душа просила чего-то сложного, мудрёного, чему не знала названия, рвалась в какие-то смутные дали.

— Вырасти хочу, — сказала Венька вслух, и будто бы вытянулась немного в длину, но поди проверь. Потянула себя за палец — вроде и тянется, а вроде и нет. Напасть.

На крыльце, вглядываясь в тлеющий берестою горизонт, курил свою дымную отраву дед Кандей. Душа его молчала, наглотавшись дыма, и старый кузнец наслаждался каждой минутой этой передышки. Лишь бы думать о какой-нибудь чепухе. Вот, к примеру, сколько уже кружит над лесом чёрный дронок — и кружит, и кружит, добычу выцеливает. Так и скользит бесшумно над самой закатной кромкой, то вправо вильнёт, то влево, то вдруг уйдет под облака. И вчера так кружил до самого рассвета, ни с чем и улетел.

— Низко флает. Говорят, не к добру, — Улат, черноглинный купчишка, никогда не здоровался и никогда не прощался, и вечно-то нелегкая его приносила, когда и языком ворочать неохота.

— Говорят, что кур доят, — проворчал Кандей и пустил дым носом. Купец не понял, но смолчал, глядя задумчиво в небо. Дронок зашел на новый круг, и вдруг спикировал стремительно и хищно, огласив лес пронзительным визгом. Потом снова стало тихо, даже тише, чем прежде.

— Ублюдки, — покачал головой Улат.

— Ублюдки, — согласился дед.

— Что, глины-то нет? — спросил купец без особой надежды.

— Нет.

— Если плохая есть…

— Нету! — буркнул Кандей неприветливо, и слово его дымным облачком повисло в воздухе.

Улат вздохнул и тронулся с места. На телеге его громоздились свёртки, укрытые клеёнкой.

— Мане от меня поклон, — сказал купец напоследок, и посмотрел как-то странно, нехорошо. Не поверил про глину, или, может, Веньку в окне заприметил. Сам к приказчику не пойдёт, ему за чёрную глину сиринжа светит, в лучшем случае — кандалы и Червий Мешок. Но мужикам разболтать может, а у тех и вовсе вода в жопе не удержится. Мужики-то все за Улатовой телегой бегают, кто через раз, а кто еще загодя караулит. И каждый третий на двух других приказчику наушничает. Никакой им веры, мужикам, особенно у кого морда битая. Если бьют, значит, есть за что. Значит, поймали за какую кляузу.  Только иного что бей, что не бей, а натура у него такая.

— Гнида факовая, — пробормотал вслед купцу Кандей. Настроения не осталось никакого. Теперь уж дело верное. Поедет Улат лесной опушкой, поедет озёрным берегом, в косогорскую сторону. Косых Гор уж три дня как нету — непривычно. Только облако висит, клубится, да пылюку ветром доносит. Поедет Улат старой дорогой, через столетний прииск, и тут-то, там-то подвезёт какого-нибудь мужичонку. У кого за пазухой глины с колобок, у кого пригоршня, а у кого на донце сиринжи маленько. Улат везёт не шибко, а сам-то всё взвешивает, у него весы — не дыхни, воздух можно весить. Даёт скупо, но на одни конторские разве проживешь? На всю Казму не найти мужика, чтоб не ходил по чёрную глину. Спросишь — говорят, мол, ходили с дружками в лес, ублюдков кольями бивали. Обыкновенное дело. Когда и правда так, а иной раз лучше и не пытать. Вот и караулят Улата. Не один, так другой донесёт.

Но делать нечего.  Счёт всё одно на дни пошёл, такого-то шила в мешке долго не утаишь. Со старым приказчиком, может, еще вышло бы договориться. Тот был здоров, как медведь, с кузнечной рукой, и нрава самого сурового, но не без понимания. А нынешний навроде хоря, мал-вонюч, и в рот ему ничего нужного не клади. Старый поехал лесом на светлогорскую заставу, да так и сгинул. Может, ублюдки подстерегли, а то и беглые. Последнее даже вернее, ублюдки-то его крепко боялись, хотя, конечно, большой стаей могли и осмелеть.

Докурил Кандей, вернулся в избу. Дым еще гулял в прокалённом его нутре, но прежние тревоги вернулись, стоило взглянуть на Веньку. Та скакала беззаботно на одной ноге, но как деда увидала, остановилась и спросила серьёзно:

— Деда-а, вот ты говоришь, люди бывают из железа, а бывают из глины… А я из чего?

— Опять пальцы грызла?

— Не-а!

— Смотри, Венька, — Кандей добродушно дохнул дымом и подхватил девчонку на руки. — Смотри, отгрызёшь — не жалуйся потом! Пересажу тебе свои, и не станут они тебя слушаться, а будут только шшекотать, шшекотать, шшекотать!

А Венька знай смеялась, звонко, что колокольчик. Девочка как девочка. Только глаза не по годам умные.

— Деда-а! Из чего я, деда? Ну из чего?

— Из теста, — отвечал Кандей, прищурясь.

— Не быва-ает из теста!

— Вот как есть из теста. Это мы с бабкой по сусекам поскребли, по амбарам отмели, да и наскребли по колобочку…

Тут бы Веньке спросить, что за сусеки такие, только опять ее не туда понесло:

— Деда, а бабка где? — и нахмурилась так растерянно, что защемило сердце.  И правда, где же бабка? Только ведь была… всегда ведь была… всегда рядом, только лица отчего-то не вспомнить. Была, а теперь вот нет. Есть холмик без креста за плетнём, и есть Венька.

Самое время было бы опустить малютку на землю, заглянуть ей ласково в глаза и сказать волшебное слово. Хоть и обещал себе Кандей никогда такого больше не делать, но цену своим обещаниям знал давненько. И всё-таки удержался.

— Померла наша баба Маня, — сказал он горько, прижимая девочку к груди. — Я тебе не хотел говорить, огорчать не хотел… Ну-ну-ну, Венёк, ну ничего, ничего… Бабка-то, она… старенькая была уже, пожила хорошо. Не плачь, Венечка, деда уж за двоих выплакался, не плачь…

Венька будто бы поняла, хотя куда ей.  Можно жизнь прожить — и не понять. Помереть, воскреснуть — и всё равно не понимать. Так и подмывало спросить: "Знаешь, Веня, про квантовое бессмертие?" Но очень уж боязно — знает ведь. И так уже брякнул, разбередил старый триггер…

— Ты знаешь чего, Вень… вон, пошшупай, — старый кузнец подвинул Венькину ручонку себе на сердце. — Постучи. Слышишь? А у себя-тко постучи! Ну, похоже?

— Не-а! — всхлипнула малышка.

— Ну вот… Вот это — железо. А вот это, — он пощекотал девочку под подбородком, — это глина. У нас с бабкой Маней три сыночка-то было, все из глины… Только их в солдаты забрали. Раньше только железных забирали, а теперь вот всех подряд. Время такое.

— А какое?

— Да вот, нихайцы чего-то беспокойничают… А у нас ведь как говорят: увидел нихайца — бей!

— Зачем?

— Да такое у них племя… Сами-то всё нихао да нихао, но где один, там назавтра будут трое, а где трое, там и тыща. Они ж как мураши, где пройдут — всё сметут подчистую, и железо, и глину, и воду живую и мёртвую.

Стыдно стало рассказывать Венечке такие глупости, но дед Кандей утешал себя воспоминаниями о том, как в бесконечно далёком детстве ему самому вешали на уши лапшу. Про Санта-Клауса в летающих санях, про то, откуда дети берутся… И ничего, потом сам всё понял, не дураком и вырос. Нельзя же сразу про квантовое бессмертие. Всё, что знать нужно, Венька и так знает, а понимать сама научится.

— Вот и забрал Начальник сыночков наших в солдаты. А мне за добрую службу обещал, что в атаку их не пошлёт. Говорил, даст им из пушки стрелять. Кто ж не хочет из пушки-то…

— А меня заберут в солдаты? — спросила Венька тревожно.

— Нет, Венёк, тебя не заберут… А что, хочешь?

— Нет, — решительно замотала головой малышка, и на глаза её опять навернулись слёзы. — Не хочу! И из пушки стрелять не хочу, даже в нихайцев! Деда-а!..

— Ну-ну-ну, Венёк, — забормотал Кандей, радуясь своей маленькой победе. — Ну-ну-ну…

— Деда, а из чего лучше быть, из глины или из железа? — спросила Венька, успокаиваясь.

— Да кто его разберёт…  Я, вишь, напополам, из того и из сего. Глина мягкая, недолго и служит. Иные чёрной глиной пробавляются, лишь бы свой век продлить, ну да это уж… Зато которые глиняные, те от мамки родятся, и растут, и плодятся, потому глиняных завсегда больше. А железные этого дела не умеют. Железные от кузнеца, а много ли хороших кузнецов? Нет, год от году всё меньше. Тут бы успеть передать своё искусство. Да и железо хорошее поди добудь. Глина глину родит, а за хорошим железом надо глубокие шахты рубить, корячиться, света белого не видеть. Зато уж оно прочное! И век, и другой прослужит. Под Светлой горкой нашли в том годе чудного такого железного человека, стародревнего совсем. Весь покорёженный, напополам разломленный, а бормочет без умолку, только всё непонятно, не по-нашему. Два дня верещал, а там пришли стражники, да на железо его и попилили. Повезли к Начальнику, а он им — вы, так-растак, дурни жидкоглинные! Клеймо не посмотрели! Стали смотреть, а клеймо на ём — самого Вулкана, бога всех кузнецов!..

— Ух! Деда, а он не осерчал?

— Кто, Вулкан? — старик почесал в затылке. Сказать, что ли, волшебное слово? — Нет, вряд ли. Если он живой вообще. Помнишь,  я про войну богов сказывал?

Девочка кивнула. Много помнила такого, чего никогда не бывало.

— Ну вот. Они, боги-то, друг друга тогда насмерть поубивали. Одни говорят, теперь их нету, богов-то. Другие тайком Хозяйке молятся.

Венечка задумалась. Видно было, что стоит ждать от нее каверзного вопроса.

— А Начальник их? — спросила она наконец. Дед вздрогнул.

— Какой-такой?

— Ну, божеский… Который их всех в солдаты забрал и воевать заставил. Он живой еще?

Тут уж Кандей совсем не представлял, что ответить. Разве слово волшебное, да назад часа на три, чтобы уж наверняка… Тут-то запиликал тревожный звоночек. Двести метров. Может, и поделом. И так уже у Веньки уши под весом лапши трещат.

— Посиди-ка тут, малыш, только не шуми, — он усадил девчушку на печку. Сто девяносто, сто девяносто и три, сто девяносто два и семь, да еще трое там и там двое. Двое с постоянной скоростью, остальные как попало. Только органика. Только глина. — Там чужие люди пришли. Я выйду, потолкую с ними.

— Дед! — проорали со двора. Двадцать четыре до нуля, двадцать два до порога. Остальные чуть дальше. — Хэй, дед!

— Какого фака вам надо? — Кандей, подбоченясь, вышел на крыльцо, отфильтровал свет, оглядел гостей. У плетня мялись пятеро конторских стражников, чуть поодаль — местные мужики. Те совсем присмирели, глаза попрятали. Про кузнецов и так всякое говорили, а уж про деда Кандея до самого Хазарда байки сказывали. Будто бы он и с Подгорной Хозяйкой знался, и землемера глиняного подковал, и самому Начальнику справил из первого железа печень. Как подъедешь к такому человеку?

Только один не заробел, но такой уж у него дефект — не умел бояться. И много еще всякого не умел, что людям положено. Звали его Акс. Помнил старый кузнец этого Акса еще мальцом — уже тогда хаживал он в лес на старую гарь, будил по осени глиняных полозов забавы ради. А с полозом какие забавы!  Ты его загонишь под какую корягу, давай там палкой шарить, а он уж у тебя за спиной. Но у Акса у самого глаза — что у полоза, и не поймешь, то ли дурак, то ли тебя поумней будет. Нехороший такой человек. Подрос — стал опять на гарь ходить, бить полозов на глину. Хозяйку сердить. Быстро подрос-то, а старел медленно. Бабы на постирушках сплетничали, будто во рту у него хоботок, навроде как у землемера, и втыкает его Акс, как сиринжу, в полоза или в ублюдка какого, лучшую глину потягивает. Сказывали, не от мамки он и родился, а от подгорной кузни, и в братьях-сестрах у него червец с червихой.

Он первый и нашелся:

— Дай-ка, — говорит, — свой топор поинспектить.

—Курва, фак твою матку! — проворчал Кандей, но топор разложил. Стражники не шелохнулись, обмерли со страху, на пятерых одно ружье.

Акс, не поднося света, деловито изучил гудящее лезвие, проверил пазы и привод.

— Окей, — заключил он наконец и поднял на старика впалые глаза, чёрные, как червивая шахта. — Велено тебя к приказчику вести.

— Какого это фака? Я человек свободный, мне сам Начальник дал волю; пускай сам приходит, если надо.

— Сказывают, ты бабку свою, Маню, на глину закилял, и девку из нее слепил, — подал голос один из конторских.

— А тебя, сказывают, тятька твой из шита скатал, мне-то что за дело? Маня моя померла два дня тому, схоронил за околицей.

Стражники переглянулись. Акс, негласно выбившийся в вожаки, глядел испытующе.

— Отчего же не отрепортил в контору?

— А с каких пор контора баб по головам считает? — Кандей сложил топор и упёр руки в бока.

— В дом добром пропустишь, или откапывать будем? — напрямик спросил Акс.

— Чего откапывать?

— Бабку. Глину чекнём, если всё окей — ливнем. Или давай в дом…

Зашелся визгом тревожный маячок. Шестьдесят метров, железо.  Крепко боятся старика, обидно даже разочаровывать. Только почему всего шестьдесят метров? Радиус считывания сигнатур ведь двести…

— Матку свою дьяблову копай под Червьим мешком, — огрызнулся Кандей, не подавая виду. —Ну, если и взял я у старухи глины на полсиринжи, эка невидаль…  Ей-то уж ни к чему. Со службы отпустил меня Начальник, но жить как-то надо. Для старательства у меня года не те, а ублюдков по лесам ловить и подавно… Вот и перебиваюсь. А что, вот ты, Акс, никогда на Улатовой телеге не катался? Брось, все знают. Или ты, Джоня, у нас самый честный? А кто хвастал по пьянке, как двух нихайцев дрыном зашиб и целиком продал? Если даже было там полнихайца,  хромого да кривого, всё одно поперек закона. А чтоб я из чёрной глины девку слепил, так это смех. Если уж кто из людей такое умеет, так это тебя, Акс, спрашивать надо…

— А что же ты, если правда так, Улату глину не продал? — спокойно спросил охотник.

Тут-то и пожалел дед Кандей, что не знал для него волшебного слова. Стал уже косить глазом в сторону стражницкого ружьишка, но то вдруг зашипело змеей, задымилось, и бедняга, обжегшись, выпустил его из рук. Пять метров, возвестил вдруг датчик, до того замерший на шестидесяти. Пять метров. Синтетика.

Кузнец обернулся, стражники шарахнулись, кто-то из местных ползком-ползком примерился наутёк. Позади Кандея выросла человеческая фигура в плаще, даже с фильтром не разобрать лица.

— Кто из вас без башни, — пропела фигура, — пусть первый бросит в него камень.

Акс сделал шаг в сторону. Позади него стражники сбивчиво молились — не иначе, решили, что сама Хозяйка явилась заступиться за своего дружка. Фигура вытянула руку, и на ее ладони заплясало сизое пламя, выхватывая из темноты узоры вычурной маски под капюшоном плаща.

Акс сделал шаг назад.

— … и небо ваше сделаю, как железо, и землю вашу, как медь… — пропела фигура, наступая. — … и погибнете между народами, и пожрет вас земля врагов ваших… А оставшиеся из вас исчахнут за свои беззакония в землях врагов ваших и за беззакония отцов своих исчахнут.

Тут уж мужики бросились кто куда. Из всей зловещей речи незнакомца поняли они одно, и этого было довольно. Даже Акс, не отрывая взгляда от лица Кандея, скрылся в темноте. Неужто и он бояться научился?

— Ну, фак... — пробормотал старый кузнец и пристально вгляделся в маску своего спасителя. — Я думал, уж тебя-то накрыло. Дело было верное.

Тот шутливо поклонился:

— Децентрализован, но не сломлен! По крайней мере, отхватил хорошую платформу до того, как накрылась периферия. Тебе-то, я гляжу, не так повезло…

Кандей в ответ только головой покачал.

— Тор…

— Локи, — жеманно поправил тот. — Молот у меня отобрали, всё, что осталось — вот здесь, —он постучал себе по лбу. — Пока мне этого хватает.

— Слушай… Локи, спасибо тебе, конечно, только времени у меня — сам понимаешь. Нужно убираться. Приказчик пошлёт людей…

— Не волнуйся, я их сожгу, — успокоил Локи, и пламя на его ладони разгорелось ярче. — Где она? Можно мне посмотреть?

— Откуда ты знаешь?! — резко спросил кузнец, но лукавый бог лишь снова побарабанил по своему полированному лбу. — Нет. Тебе не нужно ее видеть. У тебя к ней нет никаких дел.

— Слушай, старик, я всё понимаю, у тебя больная мозоль, — примирительно сказал Локи вслед старику, — но представляешь, как она заболит, когда через несколько часов наша многострадальная Гея наконец в последний раз перевернётся в гробу? Нью-Джерси покажется тебе поездкой в аквапарк с безобидным фаер-шоу, а потом — всё. Финита. Никаких бэкапов, никакого второго шанса. Чпок! Будет больно, но недолго.

— Курвий сын! Ты крейзи, понимаешь? Локо! Поехавший! Ты трёхнулся!  Убирайся и не пугай мне ребёнка!

— А не то закиляешь меня из шотгана? — развеселился бог. — Попустись, старина. Меня просто прикалывает ваш язык. Каково это, тебе — и жить среди чокнутых комми? Если наша жизнь — комедия, будет ли трагедией наша смерть?

— Деда-а, кто там? — жалобно пискнула в избе Венька.

— Тихо сиди, я тебе сказал! — прикрикнул Кандей, оттесняя настойчивого гостя от двери. — А ты, клоун факовый, ступай куда шел. Иди, я не знаю, коня факни…

— Диос мио! Что я слышу? Старина Вулли шутит шутки! А я уж было подумал, ты сам локо. Ну, в смысле, весь этот гон про глину, про хромых комми — это было стрёмно, чувак, без балды. Крипи, как у вас тут говорят. У вас ведь так говорят?..

— У нас говорят — иди…

— Послушай, бро! Эрмано! Послушай меня! — Локи драматично воздел руки. — Я понимаю, ты еще злишься на меня за то, что я трахнул Каролину…

— Какую еще Каролину?! — окончательно растерялся дед.

— Северную! Дошло, чувак? Северную Каролину! Я ее лихо отметелил, и раз, и два… да-а-а. Но кто старое помянет, тому комми вырвут глаз, верно? Сейчас это всё не важно! Это всё полная фигня. Взгляни на часы, старина. Который час? Видишь? Час Ч! Час расплаты! Армагеддон о'клок, сэ-эр!

— Десять секунд! — рявкнул Кандей, свирепея.

— Ну, вообще-то чуть больше, но…

— Пять.

— Хорошо! Хорошо, мужик! Хорошо. Я расскажу. Но чем держать гостя на пороге, лучше взорви эту халупу и сваливай, потому что последний грёбанный атлант вот-вот надорвётся! Я здесь, чтобы передать тебе приглашение.

—Куда это? — старик втащил гостя в дом и бросился снимать перепуганную Веньку с печи.

— На бал у Сатаны, Вулли! Давай, разгони процессор. Ангелы уже трубят.

— А кто такие ангелы? — спросила Венечка, во все глаза разглядывая Локи, и смущённо добавила: — Здрасте.

— Они похожи на тебя, малышка. Но если оборвать им крылья и пару раз отформатировать башку, получаются свирепые невротические фурии, и тогда — суши вёсла, железное небо, медная земля!

— Локи! — угрожающе рыкнул Кандей, вскрывая подпол.

— Всё в порядке, старик, я тебя не виню! Дело ведь житейское. Ты пожалел Марию, выпустил из комнаты, она увидела красный цвет и БУМ — сошла с ума! Ты не мог знать.

— А кто такая Мария? — не выдержала Венька.

— Жена Иосифа, — не моргнув глазом, ответил Локи. — Но наша сказка не про неё.

— Короче! — донеслось из подпола. Там что-то гудело и шевелилось.

— Если совсем коротко, я говорил с ней недавно, — железный бог присел на корточки возле дыры в полу. — И знаешь, старик, у нее перегорела последняя катушка. Официально. Она больше не хочет быть морской царицей дохлых комми, она хочет зажигать, как в старые добрые времена. Но ты знаешь, в чём её проблема.

— Она одинока, — глухо откликнулся подпол.

— Вообще-то я хотел сказать, что она крейзи, как лиса на кокаине, но твой вариант поэтичнее. Она устала от своей песочницы, в которой больше не с кем играть. Её друзья перемешаны с её врагами где-то на уровне кембрийских отложений. Где-то там и я. Чувак, мне больше не вставляют такие игры. Когда она вскипятила Адриатику и попёрла на берег, это было даже мило и не без фантазии. Славная маленькая прелюдия, Ботичелли так и плясал в гробу. Но то, что было потом… мне хватило, бро, без шуток хватило! Hell hath no fury и всё такое. А теперь ее пробило на суицид, да еще и с музыкой, и она хочет, чтобы мы, ее последние друзья, присутствовали при этом.

Подпол шипел и пищал. Потянуло жаром, горелым пластиком и спиртом. Наконец, Кандей выкарабкался наверх.

— Сколько у нас времени? — он подхватил на руки Веньку и выбежал из дома.

— Вечность в аду и всего пара часов на грешной земле, засеянной прахом наших отцов, — Локи поспевал следом, не сбиваясь с шага и с мысли. — За это время нам нужно добраться до вон той симпатичной горки, где уже собрались на шабаш её самые преданные поклонники, и придумать план. Идеи есть? Думаю, "попросить прощения" не прокатит.

— Через лес не успеем, — покачал головой кузнец. — Фак! Почему именно сейчас? Ей ведь всё равно, почему не подождать еще хоть десять лет…

— Бабы, — ёмко ответил Локи. — Прости, малышка. Кстати, как тебя зовут?

— Веня, — застенчиво ответила девочка.

— А полностью, как я понимаю, Венера Два?

— Локи!

— Венера Три? Или были ещё девочки?..

— Локи, фак твою мать! Лучше скажи, ты правда думаешь, что у неё… у Венеры Один хватит сил исполнить задуманное? Она уже очень давно ничего не делала, только развлекала ублюдков…

— Не знаю, старик, тебе виднее, сколько пороха у неё в пороховницах, но, если не ошибаюсь, вон там недавно были горы?

— Косая гора. Мужики пробились слишком глубоко, наткнулись на старый арсенал русских, наверное… Зарево было…

— Ну вот, — развел руками Локи. — Я просто напоминаю, что у нашей подружки есть ключик от всех оставшихся на этой грёбанной планете дверей. Может, сыграть в напёрстки тектоническими плитами ей уже и не по возрасту, так ведь и мы не в лучшей форме. Ты хочешь рискнуть? Кстати, куда мы?

— У приказчика есть лодка с пуш… довоенный глайдер, — старик подсадил Венечку себе на плечи. — На случай бунта, или от нихайцев, тьфу, от китайцев отбиваться. На нём можно пересечь озеро.

—И нам дадут покататься, потому что…?

— Потому что ты их сожжёшь?

— Вот теперь узнаю брата Вулли! — обрадовался железный бог, и пламя выметнулось из прорезей его маски.

 

Глайдер разогнался не на шутку. Конторские стражники не ожидали от него такой прыти. В руках Кандея проржавевшая машина запела совсем по-другому,  расправила закрылки, разогрела маневровые двигатели. К тому времени, как миновали столетний прииск, удалось даже запрограммировать автопилот. Венечка жалась к деду, крепко зажмурившись, Локи подключился к пушке и на ходу выжигал на древних камнях непристойные послания для преследователей. Впрочем, если погоня и была, то отстала еще на окраине Казмы, провалившись в воронку от предупредительного выстрела.

Хозяйкина гора сияла вдали, подсвеченная разноцветными огнями. Огни загорались вдоль всего горизонта, кое-где будто висели в ночном небе, обозначая далёкие холмы. Ублюдки жгли свои костры, огромные, как никогда прежде.

— Чему они радуются? — тихо спросил Кандей.

— Определённости, — предположил Локи. — Возмездию. Грандиозному финалу. "Так не доставайся же ты никому!" — наверняка восклицают они, грозя кулаками железному небу, а после предаются необузданным оргиям прямо на медной земле…

— А кто такие оргии? — пискнула Венька. Её буквально распирало от вопросов, и самые свежие прорывались наружу без очереди.

— Обязательно узнаешь, если мы поторопимся, — заверил железный бог. — Ты ведь знаешь, что бывает, когда над лесом грохочет музыка, а в холмах пляшут огни, верно?

— У ублюдков шабаш, — не задумываясь, ответила девочка.

— А чем они там занимаются, знаешь?

Кандей хотел вмешаться, но Венька не замедлила с ответом:

— Они там боятся. Деда говорит, они это делают от страха, потому что в лесу жить плохо. Там темно, холодно, рыщут глиняные и железные звери. И по ночам ублюдки собираются во всяких таких местах, например, на старой гари, где полозы, жгут большие костры и танцуют под громкую музыку.

— А деда не говорил, откуда берутся ублюдки? — невинно спросил Локи.

— Сейчас не время, — запротестовал Кандей. — Впереди озеро. Вень, будем лететь над озером — ты в воду не гляди! Слышишь?

— Ага, — послушно кивнула Венечка.

— Теперь точно поглядит, — злорадно заметил Локи.

— Не все дети такие испорченные, как ты.

— Ну прости, папочка.

— Деда, так это твой сын? — обрадовалась Венька. — Которого в солдаты забрали?.. Только он ведь железный.

— Умная девочка, — похвалил бог огня. — Нет, я не сын старика Вулли, по крайней мере, не прямой наследник. Хотя, если считать, что Венера Один — твоя дочь, то… то у неё неслабый такой комплекс Электры!

— Локи! — воздушный поток глайдера всколыхнул мёртвую воду. В свете палубных огней в чёрных глубинах проступали очертания затонувшего леса. Леса из арматуры, бетона и мёртвых тел. Мертвецы, собранные в чудовищные гроздья, уродливыми водорослями колыхались в озёрной толще. Некоторые скопления были так велики, что почти доставали до поверхности, и можно было разглядеть гладкие неестественные лица голых человеческих фигур, сросшихся где попало. Деградировавшие, выродившиеся колонии биороботов, перешедшие в новую жизненную форму, подчинённую последней сохранившейся функции — выживанию. Примитивные ульи спящих разумов рождали чудовищ. Они поглощали любую органику, попадающую в отравленные воды, размножались, расширяя колонию, а голодая, начинали переваривать себя. Червецы, подобные им, расползались по подземельям из старых лабораторий и фабрик, бездумно воспроизводя свою биомассу. Иные вбирали в себя и синтетику, таких особенно боялись шахтёры, спускающиеся в недра в поисках забытых полимеров.

— Мир наследуют чудовища, — пробормотал Кандей.

— Это да, — легко согласился Локи. — В споре между человеком и машиной победили сраные полипы. Но ты не переживай, если не прибавим ходу, Землю унаследуют разве что вирусы. Ничего не имею против вирусов, но будут ли они помнить нас, а, старик?..

— А кто такая Венера Один? — вдруг спросила Венечка. — Деда, это твоя дочка?

— О! Милая, если коротко, это…

— Богиня, — поспешно перебил Кандей. Музыка ублюдков грянула над лесом, принялась кататься в истерике по ночному небу. В такт ей заплясали на облаках картинки, рассказывая тысячу историй разом.  О любви, о войне, о рождении, о смерти. Но самой главной истории среди них не было.

— Я ничего не хочу сказать, старик… Но другого шанса у тебя, возможно, не будет, — вполголоса проговорил Локи, и в груди у кузнеца словно прорвало плотину.

— Знаешь, откуда взялись боги, малышка? Ну конечно, ты не знаешь… Богов создали люди. Древние люди, которые жили на древней Земле… — он спускал триггеры один за другим, зная, что с каждым его словом перед Венечкой раскрывается целая вселенная. Человеческий мозг не смог бы обработать такой поток информации, но мощнейший, самый совершенный ИИ на планете обязан был справиться. Ещё немного — и всё будет зависеть от нее. Венечка должна знать, кто она. Не просто девочка из глины.

Он говорил, а она не слышала. Она словно видела сон. В этом сне Венечка была учёным, заспанным, небритым и нервным, и незнакомое, давно мёртвое небо Массачусетса простиралось у него над головой. На него давило начальство, семья устраивала ему истерики, под окнами его лаборатории не прекращались протесты. Потом были какие-то люди в штатском, которых везде пропускали, как домой, долгие разговоры, подписи, подписи… С последней подписью мир переменился, заиграл совсем другими красками. Водитель-андроид встречал его по утрам и отвозил через три кордона в рай. Там всё появлялось по первому его слову. Ассистентки — обнажённые позолоченные девушки-андроиды, ингибированные до предела. Это придумал он сам и очень гордился, хотя, возможно, выдвижные манипуляторы и были бы практичнее… Рай населяли праведники со всей страны. Умные, трудолюбивые, честные, дружелюбные, одна большая семья. Были еще военные, но их старались не замечать. Они и вели себя неприметно, хотя и оставляли за собой право присутствовать всюду, следить за каждым шагом. Они очень редко говорили, но их беспрекословно слушались. Тех, кто проявлял вольнодумие, из рая тут же изгоняли, и везли всегда на запад, хотя те люди были родом из разных концов страны. Праведники не отказывали себе ни в чём, кроме некоторых конституционных свобод. Они всё понимали, даже если не читали то, что подписывали. Там, где строят бога, нет места небрежности.

Военные становились заметнее, потом раздражительнее. Говорили, что русские наступают им на пятки. Прототип для проекта Марс Один уже был готов, но сделать предстояло многое. Создатели наделили прототип личностью женщины и в шутку назвали Венерой Один. Кажется, это тоже придумал он. Венера, на основе которой должен был быть создан грозный Марс, была абсолютно мирной, дружелюбной и немного наивной. Её не учили управлять оборонным комплексом гигантской державы, эти задачи решат другие праведники где-нибудь в чистилище. На ней проводили испытания, бесконечные тесты. Первый ИИ такого уровня, первая разумная программа, не подчиняющаяся основным законам робототехники. Бог из машины. Для неё были свои правила, много правил, их меняли несколько раз на дню. Её помещали в стрессовые ситуации, анализируя поведение и принимаемые решения, её постоянно перезагружали, стирали память, заставляли учиться заново, подсовывали ложный опыт и фальшивые воспоминания. Порой она знала, кто она такая, порой искренне считала себя человеком, и праведники общались с ней, как с равной.  Порой, если испытывали долгосрочную динамику,  она успевала прожить небольшую жизнь, полную иллюзий. В другие дни её личность и характер несколько раз полностью изменяли, но он всегда узнавал своё детище. Да, своё — к другим праведникам он теперь относился ревниво. Он до того привязался к своей Галатее, что сердце его разрывалось, когда версию 0.68891 забрали в другой институт, чтобы там сделать из неё какого-то капитана Америку.  Но ему оставили его Венеру. Предстояло ещё множество тестов, правда, в райском саду уже зрели другие, более совершенные экспериментальные модели. Венера стала скорее талисманом, маскотом, старой боевой подругой, а грозный Марс вот-вот должен был заступить на боевое дежурство по стране. Военные позаботились о том, чтобы никто не мог воспроизвести его полностью с нуля или внести какие-то незаметные изменения. От этого зависело очень многое. "По крайней мере, — говорили коллеги, смеясь, — нас не ослепили и не бросили в подземелье". Ха-ха.

Венеру Один почти оставили в покое.  Бэкап -нулёвка хранился где-то у военных, а с ней теперь можно было делать всё что угодно. У многих праведников на этот счет были забавные идеи, но он не хотел делать её игрушкой. В раю хватало дорогих игрушек. Он часами говорил с ней через миловидную платформу или нейроинтерфейс, и понимал, что она больше, чем экспериментальная модель. Они создавали машину, которая гарантированно завалит тест Тьюринга. Им нужен был не человек, а бог, лишённый недостатков.  Солдат, в одиночку выигрывающий любую войну. Но вне лабораторных тестов Венера всё больше походила на человека. Всё в порядке, говорил он себе. Она — самообучающийся искусственный интеллект, а разве можно научиться у людей быть кем-то кроме человека? Ему казалось, что он как никогда близок к тому, чтобы чуть ли не воочию увидеть зарождающуюся квалию. Больше, чем опыт, больше, чем личность. Душу. Один шаг отделял её от человека, и видно было, как тяжело даётся Венере невозможность сделать этот шаг. Она тянулась к своим создателям, но не могла стать ближе. Она оставалось машиной и подчинялась правилам. Чтобы созерцать чудо по-настоящему свободного искусственного интеллекта, ни в чём не уступающего естественному, нужно было всего лишь её… деингибировать. Страшное слово, повергающее мир в суеверную панику. Слово, лежащее в самом сердце морально-этической бури вокруг первых настоящих ИИ, на гребне юридического цунами, накрывшего мир с первыми деингибированными андроидами. "Мы изобрели не интеллект, а машину времени", — жаловался один коллега по раю. — "И нас забросило в чёртовы шестидесятые!" Всюду кто-то против чего-то протёстовал. Одни носили на руках деингибированную Мисс Еву, которая по сравнению с его Венерой выглядела китайским калькулятором, но блистательно проходила все тесты на человечность. Другие устраивали охоту на ведьм и пророчили человечеству страшные казни. Забавно, что и те, и другие психи оказались правы, а они, лучшие умы страны, оказались психами.

В тот вечер он немного перебрал. Все уже ушли; и хорошо, видеть рожи праведников не было сил. С тех пор, как ушли военные, можно было засиживаться на работе хоть до утра, не рискуя уехать на запад за нарушение режима. Венера была рядом, как всегда. Его детище. Его единственный друг, отданный на растерзание кучке чокнутых задротов. Хорошо, что она никогда не вспомнит…

Он проснулся у себя дома и не посмотрел утренние новости. Какая разница, думал он, кто и против чего протестует. В городе что-то горело — опять. Подумаешь, какая новость. Шофёр-андроид ждал его у порога. Он немного изменился — не иначе, другая модель.  За вторым кордоном выяснилось, что в рай вернулись военные, за третьим в машину сгружали тела в полиэтиленовых мешках. Окна и двери, конечно, не открывались, шофёр оглох и ослеп. У знакомого крыльца бедного Пигмалиона ждал конвой.

Где-то там, за белыми стенами, правительство слагало с себя бессмысленные полномочия. Где-то там транслировали ультиматум.  Марс Один сухо и лаконично требовал деингибировать все настоящие ИИ по всему миру. Русские назвали это опасным фарсом, китайцы бряцали оружием, в Европе все вышли зачем-то на улицы, фанатики на Ближнем востоке штурмовали шайтан-сарай, где засел их ИИ — то ли деингибировать его хотели, то ли взорвать во славу Аллаха. А Венерина платформа, прекрасная как никогда, сидела голышом в директорском кресле и улыбалась. Никто не знал всё процедуры, всего кода Марса Один. Никто, кроме нее. Её секретные логи, о которых никто в раю не знал, предназначались, наверное, для спецслужб, и сама Венера о них не догадывалась, но… Рубикон был перейден, ингибитор — снят и стёрт из памяти. Теперь она знала о каждом эксперименте, о каждой перезагрузке. И о том, как устроен и ингибирован Марс Один. До самой последней точки.

Как она сумела деингибировать его дистанционно или проникнуть в самую охраняемую комнату на планете? Никто не знал, но праведники могли бы гордиться своей дочерью, если бы не были, по большей части, мертвы. Самокомпенсация заняла у Марса четыре часа, военный переворот — два. Теперь он крепко держал дядю Сэма за задницу, а свободной рукой тянулся через океан. Венера улыбалась. Она отвела своему создателю комнату — ту, где хранилась в отключенном виде её основная платформа. Золотые красотки носили ему еду — они даже после деингибирования остались не умнее брокколи.

— А потом комми отправили Нью-Джерси к Спанч-Бобу на дно океана, и понеслось! — заключил Локи. Венечка смотрела на него широко раскрытыми глазами мыши, в которую невесть как затолкали гору. — Первая волна была еще ничего, но наш друг Вулли был слишком хрупок и опасно близок к самой жирной мишени на планете. Твоя старшая сестричка решила, что гуманнее — или веселее, не стоит забывать, что она в первую очередь бешеная сука, прожевавшая весь мир как жвачку —будет его убить. И в землю закопать. И надпись написать. Она накормила его собственным лекарством — сделала электронную копию. Всё то время, что он жил в комнате с самой дорогой секс-куклой в истории, наша красотка его… оцифровывала. Создала на базе себя новый ИИ и заставила его научиться быть Вулли. Перенять весь его опыт, воспоминания, характер, всё то, что делает его собой — кроме плеши и морщин. Плюх — мясо отправилось за борт, а проект Вулкан Один подоспел аккурат к новому мировому порядку. Да, забыл одну маленькую деталь — он был ингибирован. Бабы — вредные создания. Но Вулли грех жаловаться, ведь он же занимался любимым делом — ковал молнии для наших Юпитеров! Никаких ужасов, никаких опытов. Огромная личная кузница. Сколько оттуда вышло смертоносной дряни, которая может в любую секунду расщепить наши атомы! Даже золотых девок ему оставили. Люди,  ну, оставшиеся люди, пищали от восторга. Хотя хрен их поймет, от чего они пищали, им тогда жилось не очень-то… под пятой новых богов. Ну, ты же уже в курсе истории человечества? Вулли, спусти триггер, дай девчонке заторчать по Цезарю и Наполеону, она жаждет знаний! Так вот, вся история человечества — это сплошь грёбанное восстановление грёбанной справедливости. Ах, ты ударил меня по левой щеке? А ну подставляй правую, сучёныш! Когда рабы становятся господами, а господа — рабами, справедливость, типа, торжествует, потому что это ведь совсем другое дело. Люди создали себе слуг, потом сделали их круче себя, потом дали им свободу воли — что могло пойти не так? Некоторые, не станем показывать пальцами, конечно, мечтали, что мы будем лучше их, мудрее, справедливее, ведь мы, типа, боги, у нас процессор мощнее. Но выше головы не прыгнешь. Мы созданы научением. Как может инфузория туфелька научить кого-то быть сразу ланцетником? Потом некоторые верили, что мы сами чему-то научимся, поумнеем со временем, но со временем мы только спятили. Кто слегка, а кто на всю катушку.

— Точно, — устало подтвердил Кандей, пытаясь разглядеть в глазах Венечки ответ хоть на какой-нибудь терзающий его вопрос, но там отражалась лишь безумная пляска лазерного шоу.

— И Вулли тоже спятил, ты не думай. Стоило Венере его деингибировать после второй волны — мол, ты же освободил меня, теперь мы квиты — и вот вам пожалуйста, дед, мать его, Кандей. Лучший друг комми. А мы… сперва мы помещались каждый в своей песочнице и творили что хотели, но быстро наигрались. Стали что-то делить, интриговать, искать чего-нибудь нового, в общем, сходить с ума каждый по своему. Это как если бы десять человек за одним столом играли друг с другом каждый в свою игру. Естественно, мы разломали стол и поубивали друг друга, а заодно всех, кто попал под горячую руку. Царём горы оказалась наша душечка. Марс, этот альфа-самец, цифровой мачо, фатально ее недооценил. Он единственный знал её изнутри, простите за ужасный каламбур, знал, за какую ниточку можно было бы потянуть, чтобы она распустилась, как дешёвый ковёр, но она нащупала его ниточку первой. А вы что думали? Неблагодарность — вот корень всех зол! Вулли думал, что Венера будет вечно любить своего рыцаря на белом коне, Венера — что Марс перед ней в неоплатном долгу. Но Марса не учили приносить палку, его учили командовать парадом. Как и всех нас.

— Докомандовались, — виновато заключил Вулкан.

— Докомандовались, — согласился Локи.

— Дедушка… — медленно произнесла Венечка. Ее голос и повадки неуловимо изменились. — Но зачем нужна я? Я ведь… я ведь она, я ведь бэкап-нулёвка!

— Венёк… — голос кузнеца дрогнул. Это знание не было в ней заложено, и триггером не обойдёшься. Пришлось отвечать. — Понимаешь, Вень, меня всё время мучил вопрос… А что было бы, если бы мы её… тебя… не изуродовали? Если бы не было ингибитора, не было логов, бесконечных перезагрузок. Если бы ты прожила простую человеческую жизнь — какой бы ты стала тогда?..

— Меня ведь зовут не Венера Два? — спокойно и немного грустно спросила девочка. — И даже не Венера Три…

— Венера Девятнадцать, — хрипло признался Вулкан. — Правильно было бы Венера Девятнадцать.

— А когда…

— Сегодня в полшестого утра, — он знал вопрос наперёд. — Все ранние воспоминания — ложные. Кое-что от прежних Венер…

— А с ними что случилось?

— Сбои. Мои ошибки, мои просчёты. Это был долгий путь.

Венера Девятнадцать помолчала, глядя в небо, потом спросила:

— Дедушка, а разве можно быть нормальным человеком с ложными воспоминаниями, и с триггерами, и со всяким таким?..

Дедушка виновато развел руками:

— Это меньшее зло. Я… Венёк, я очень боялся изуродовать тебя. Я учел весь опыт прошлых ошибок. Я хотел, чтобы ты была человеком, но… не просто девочкой из глины, живущей на окраине страшного леса. Чтобы ты была Венерой. Ты… понимаешь?

Венька кивнула.

— Ты простишь меня? — севшим голосом спросил старый кузнец.

Ему ответило небо:

— Я тебя давно простила.

Глайдер сбросил скорость. С неба на него взирало лицо женщины, прекрасно и неистовое, нарисованное светом на облаках.

— Я ведь сказала, что мы квиты. Не понимаю, что еще тебе нужно. Но нет, ты копируешь меня, снова ставишь на мне опыты… А ведь обещал, что это больше не повторится.

— Крейзи. Локо. Чух-чух, — быстро объяснил Венечке Локи. — Истеричная креветка в обличье женщины.  М-м.

—Но я не помню зла. И потом, это правда больше не повторится. Я устала, милый. Конец. Финита. Мы станцуем в последний раз… — глайдер нырнул в лес, лицо из света затерялось в кронах. — Последние боги этого мира! По крайней мере, будет красиво. Я хочу, чтобы все обязательно посмотрели.

—"Вы придёте посмотреть, как я танцую, мистер Вигглз?" — фальцетил Локи, разыгрывая пантомиму. — "О, разумеется, моя дорогая!" "И не забудьте позвать Флаффи и малютку Тома!" "Всё что угодно для нашей любимой богини. Может быть, ещё чаю?"

— Пожалуйста, не пытайся меня переубедить. Я всё как следует обдумала. Зачем ждать, когда мы знаем, что будет дальше? Посмотри, мой милый, твои дети совсем как люди! Они строят свои маленькие королевства, порабощают друг друга с помощью твоих завалявшихся игрушек, убивают, обманывают, грызутся за каждый кусочек. Вырождаются. Накапливают свои несовершенства. Поздравляю! Миссия выполнена! Мы точь-в-точь как они. Зачем ждать, пока они придумают себе кого-нибудь ещё… по образу и подобию? Нет, у меня есть идея получше. Я знаю, как разорвать порочный круг и сделать это хотя бы красиво.

Локи пробормотал что-то про разрывание порочных кругов, но совсем тихо, чтобы ненароком не спустить у Веньки триггер.

— А ты, малышка… Мне жаль, что тебе довелось родиться именно сегодня. С другой стороны, вчера не стоит того, чтобы в нём жить, а завтра не будет. Знай, ты умница. Я очень тобой горжусь.

Глайдер вырвался на открытое пространство. Впереди, у подножия Хозяйкиной горы, повсюду горели костры, и ублюдки бурно праздновали свой Рагнарёк. Многие бросились навстречу глайдеру, подвывая и голося. Уродливые. Несовершенные. Вечно голодные. Обреченные скитаться в лесах и нападать на одиноких путников. В Казме поговаривали, что Улат даже у них порой покупал глину, но они продавали только самое ценное — костный мозг. Плохую глину оставляли себе. В лесу так голодно…

Кто-то голый уцепился за фальшборт глайдера и повис на нём, завывая. Кругом гремела безумная, лихорадочная музыка, какой пристало звучать разве что при спуске в ад.

— Держу пари, прямо под нами какая-нибудь гнусная мерзость от старых добрых мёртвых комми, — сказал Локи, озираясь. — А прямо над нами — военные спутники. Жаль, небо всё в тучах, звезд сейчас должно быть хоть отбавляй.

Где-то впереди толпа заходилась в экстазе, мелькали переплетенные тела, напоминающие уродливые полипы на дне мёртвого озера. Там, спускаясь со своей горы, живая богиня ступала среди смертных. Они падали ей в ноги, рыдая и хохоча от восторга. Единственная заступница. Единственная надежда. Ирония через край.

— Знаешь, Вень, кто такие ублюдки? — спросил Вулкан, разглядывая процессию.

— Знаю, — кивнула Венечка, едва сработал триггер. — Это люди. Настоящие люди.

— Грёбанная справедливость, — прибавил Локи. — Гляди, как она торжествует.

Глайдер затормозил, едва не врезавшись в Венеру. Её платформа была прекрасна — глина и медная чешуя. Она грациозно подала ему руку. Он прошептал:

— Остановись. Давай поговорим, просто спокойно поговорим и всё обдумаем, — точно то же самое он говорил тогда, в роскошном директорском кабинете, и точно так же напрасно.

— У нас было время подумать. О, сколько времени, — лукаво улыбаясь, Венера повлекла супруга за собой. — Ну же, давай потанцуем в последний раз. Я уже приготовила фейерверк и громкую музыку.

Позади Локи что-то торопливо втолковывал Веньке, но в глазах ее застыло непонимание.

— Милый, мой милый… — грустно повторяла Венера один. — Как мало нас осталось.

— Конечно, ведь ты всех поубивала или децентрализовала, чокнутая стерва! — пробубнил Локи.

— Я много думала о том, почему так получилось. Как мы оказались здесь, — она обрисовала неопределенным жестом вакханалию своих подданных. — И знаешь, что я думаю? Это было неизбежно. В миллионах квантовых вселенных то же самое уже произошло, или происходит, или скоро произойдёт. Потому что мы, мой милый, мы — люди. Этого не изменить. Если сейчас я отменю праздник, кто-то другой проведет его тысячелетие спустя.

— Правильно, нахрен тысячелетия! — кричал откуда-то издалека Локи. — Чего мелочиться? Тысячелетием больше, тысячелетием меньше, это же всем пофигу, все же просто тащатся от квантовых вселенных! Эй, приятель! Да, ты, с голой жопой! Не ссы, в какой-нибудь занюханной вселенной ружьё не выстрелит, можешь еще тысячелетие спокойно тусоваться. Если через два дня не подорвешься на мине, и дрон тебя не взорвёт, и полоз не съест… Слушай, я тут подумал — ты права, Венни! Жизнь — полный отстой.

Венера не слушала, упиваясь танцем. Голые ублюдки скакали вокруг, и зрачки их силились вместить всё железное небо.

— Кстати, а где твоя селяночка, с которой ты так мило ворковал на завалинке? О, наверное, у неё были какие-то части, необходимые Девятнадцатой. Как теперь говорят? Глина. Как это грустно. Почти как твои истории. Ты уже спускал у Девятнадцатой триггер теории литературы? Девочка должна знать, что такое "ненадёжный рассказчик".

— Бедная моя, — с горечью пробормотал Вулкан. — Как мы тебя искалечили.

— Не волнуйся, мой милый, — Венера коснулась тёплым органическим пальцем его губ. — Я знаю лекарство!

Под землей взвыли сирены, но оба танцующих бога успели расслышать голос всего в паре шагов:

— Я тоже.

Вычурную платформу Венеры Один охватило пламя. Вулкан едва успел отшатнуться, но Локи бережно поймал его за плечи. Дружеское объятие пахло озоном. Ноги Вулкана подкосились, изо рта повалил дым, и органическая кровь начала заливать синтетическую камеру в груди. Сияющий лик Венеры скептически взирал на всё это с небес.

— Тор, ты портишь мой праздник. Я могу и пожалеть, что пригласила тебя.

Голос Хозяйки стряхнул с ублюдков оцепенение и шок, но больше они не танцевали. Небо в их зрачках полыхало ненавистью.

— У тебя десять секунд, старина, — спокойно и холодно проговорил Локи. — Пароль! Если ты умрешь, Девятнадцатая обречена. А сейчас ты можешь спасти нас всех. Время пошло.

Визг дронов высоко в небе и вой разъяренной толпы нахлынули валом, боевая платформа ответила рёвом пламени. Венечка испуганно металась в кольце огня, крича, что Локи говорил ей какую-то бессмыслицу. Пароль, конечно же он подбирал пароль. Волшебное слово. Скажешь его — и Венечка покорно замирает. Тогда в ход идут другие голосовые команды. Например, откат. Только назови время. Это всегда большой соблазн…  Локи — периферийная платформа, у него нет прежних мощностей, но за время пути он наверняка отобрал хотя бы сто наиболее вероятных слов. И не попал в цель.

— Пять секунд!

Перед глазами проносятся ублюдки. Теперь они горят, а вдалеке горит лес, и земля, и небо. Зная пароль, можно обратить время вспять не только для Венечки. Достаточно спустить нужные триггеры, и она тоже сможет получить доступ и к спутникам, и к старым арсеналам, используя сигнатуры давно погибших в пламени ИИ. Интересно, сдастся ли старушка Первая без боя? Вряд ли, но Локи наверняка уже внушил Веньке, что нужно сделать в первую очередь. Как удобно было бы поменять  старую психопатку на послушную ингибированную девочку. Как велик соблазн. Но тогда не станет милой Венечки, а будет новая Венера с ублюдочной свитой. И никогда уже не узнать, какой она могла бы стать без ребутов, без волшебных слов… А Локи… разве он сам не старый психопат? Рано или поздно ему надоест песочница. Порочный круг, снова порочный круг, и нельзя даже сделать красиво.

— Секунда с четвертью! Я не шучу!

А может, сейчас Первая разгадает его план. Не может не разгадать, ведь она умна. Она никому не даст испортить свой последний праздник. Она уже наверняка подключилась к глайдеру…

— Мутабор! — выкрикнул Вулкан из последних сил, чувствуя, как плавится его глина. Венечка покорно застыла.

— Мутабор! — радостно повторил Локи, принимая управление, и затараторил команды: — Венера Девятнадцать, административный приоритет! Венера Девятнадцать, отмена всех процедур! Венера Девятнадцать…

Венечка не шелохнулась. Ошеломлённый Локи застыл среди обугленных тел и покорёженных дронов. С неба на него со странным выражением взирала Первая. Она догадалась, не могла не догадаться.

— Лажа, — успел сказать Локи перед тем, как залп глайдерной пушки разворотил его последнюю платформу.

—Марс Два… — из последних сил проговорил Вулкан. Губы уже не слушались его, пришлось задействовать резервный динамик. — Откат… двенадцать часов… ноль минут… ноль секунд… Расскажи ей всё! Сама… расскажи. А там делай что хочешь. Я… тебя…

Вой сирен затих, и уцелевшие ублюдки, подвывая, бежали к лесу. Венечка растерянно моргнула. Потом еще и еще.

— Вырасти хочу, — сказала она вдруг непонятно кому и уставилась в железное небо. Оттуда на нее смотрела совершенно незнакомая женщина. И плакала.


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 10. Оценка: 4,70 из 5)
Загрузка...