Мешок стужи Сначала показалось, что это шумят в брюхе рассорившиеся кружки пива, вторя привычной похвальбе про мешок хитростей и уловок, которые у него всегда наготове. Во второй раз ошибиться оказалось труднее. Остановившись на углу, Зеро вой Фалькен подозрительно прислушался. Звук повторился, здорово напомнив невнятно произнесенное слово. – А? – Здравствуй, – повторил незнакомый голос. Звучало приветствие почти неразборчиво, поэтому – подозрительно. Вялое, тягучее шамканье, с плавящимися и смешивающимися звуками. Черт, подумал Зеро, я б не удивился, окажись у парня сломана челюсть. Не помогала делу и погода: упёртый осенний ливень ближе к сумеркам сдался и показал подлинное нутро из стылой пороши пополам с градом. Под фонарными столбами уже налипли небольшие водянистые сугробы, и судя по тому, что повернуло к морозу, поутру улицы превратятся в сплошные ледяные катки. А пока что город полнился шорохом падающего снега и слабеющей капелью с крыш. Зеро остановился. В трех шагах от фонаря не было видно ни зги, нарваться на нож в подобную погоду несложно, особенно если продолжать двигаться наобум. Так что он остановился и на всякий случай вцепился в рукоять отменно наточенной чинкведеи. Мешок хитростей может быть сколь угодно глубок и полон, однако иметь при себе добротный клинок принадлежит к самым главным. – Ты кто? – громко и уверенно спросил Зеро, пятясь. – Друг, – прошелестел голос почему-то за спиной, и тут уже оставалось только попытаться подороже продать свою жизнь. Чинкведея покинула ножны с удовлетворенным скрипом. Темнота отозвалась противными тягучими звуками вроде уханья и клохтанья. Зеро предположил, что услышал смех: Мясницкий Угол прямо-таки требовал совершать разбойничьи нападения под аккомпанемент гнусного хихиканья. Или, например, под лихие песни: городская стража обходила приречные кварталы стороной, подавая наглядный пример законопослушным даренбержцам. Тот факт, что смеявшиеся явно страдали ужасными недугами, вызывавшими одышку, хрипы и повышенную слюнявость, успокоить подозрительность Зеро не мог. По довольно богатому опыту он знал, что срочная работа может застигнуть даже в разгар приступа дизентерии. – Покажись… друг, – предложил Зеро, водя клинком из стороны в сторону и прикидывая, откуда можно ждать первого выпада. Снова хлюпающее бормотанье, но ничего более. Снегопад усилился, крупные хлопья проносились в желтом тусклом сиянии, отбрасывая уйму теней. Скверный вечер для того, чтобы прибавить порцию стужи к тому, что успело накопиться на сердце. Впрочем, для таких вещей любое время покажется скверным. Зеро подождал, прикидывая, а не стоит ли попытаться хотя бы развернуться спиной к стене. А потом за шиворот капнула обжигающе холодная жижа. Еще отпрыгивая, он развернулся и без замаха ткнул чинкведеей. Ни малейшего сопротивления сталь так и не встретила, и Зеро уже видел, почему. Узкие длинные челюсти нависали бы даже над головой Громилы Квика, а Квик был полукровкой, огром с примесью крови хримтурса. Огромные прозрачные клыки были мокрыми от слюны. Хрустальные глазки не мигая уставились на Зеро из-под сверкающих рогов. – Черт, – пробормотал он, хотя, разумеется, существо, оказавшееся на задворках Даренберга, никаким образом не относилось к обитателям Джеханнах. – Ледяной бык… – Правда, – согласилась ночь теми же шамкающими голосами, и на свет показалось три высокие фигуры, сотканные из снега. Снежники. Рыхлые, почти бесформенные головы все время двигались, то оплывали, то снова приобретали сходство с абрисом человеческого лица. Иллюзию, однако, портили округлые провалы посреди физиономий, пульсирующие и не закрывающиеся до конца. Толстые руки и ноги снежников заканчивались тремя крупными пальцами. Зеро подумал, что никогда раньше не имел возможности разглядеть устройство снежника вблизи. И что предпочел бы и дальше обходиться смутными слухами и приблизительными подобиями, которые принято лепить в канун самого короткого дня в году. А лучше было бы ограничиться словами, и не более того. Нет, убегая сюда, на полуночный край света, где над всем, не исключая даже божеств, властвует старейший и сильнейший бог холода и льдов, глупо было ожидать, что местные обычаи не затронут чужака… но ждать появления снежников в это время года? – Какого дерьмового рожна вы делаете в городе? – возмутился Зеро: – До Межевой Ночи еще больше месяца! Один из снежников широко открыл рот, будто собираясь отвечать, и внезапно харкнул в лицо Зеро холодной кашей из снега и льдинок. Не попал исключительно потому, что Зеро уже двигался, уходил от вероятных ударов, заледеневшей спиной прямо чувствуя, как гигантский олень наклоняется, как распахивается здоровенный гроб пасти… Снежник затоптался на месте, потом шагнул к Зеро, протягивая огромные лапищи. Пара ударов – и снежные ладони расцвели глубокими порезами. Потекла синеватая влага. Зеро запнулся: молва твердила, что снежники сделаны из снега и воды, что они – всего лишь нежить. Посмотрев на ладони, снежник все так же негромко зашамкал и захлюпал – а потом взмахнул руками. Брызги сыпанули веером, и задымились на стене дома, на снегу, на куртку Зеро. Две или три обожгли щеку, впрочем, боль тут же испарилась. Взамен немедленно подступило онемение: левая рука вдруг отказалась повиноваться. Тут-то и подоспел настоящий страх. – На помощь! – завопил Зеро, уходя от настойчивых объятий остальных снежников. – Беда! Однако Мясницкий Угол оставался верен себе. Зеро ушел от мощного, но неточного удара раненого снежника, развернулся и ткнул чинкведеей в рыхлую холодную спину. Монстр содрогнулся и, против ожидания человека, упал на колени. Противно скрежетнули кости, едва не вынудив пальцы Зеро разжаться. Снежник покачнулся и упал ничком, но убийца уже уходил, отпрыгивал, уклонялся от посыпавшихся ударов. – Ха! – заорал Зеро. – Подходите, у меня есть морковка вам по вкусу!.. Если олень всего лишь зверь, подумалось ему на мгновение, то, может, все и обойдется. Вот сейчас достану увальня справа, потом… Потом, однако, не стало ждать итогов размышлений. Оно вышагнуло из темноты, проскрипев когтями всех трех лап и прежде, чем Зеро успел рассмотреть остальное, ткнуло в лицо не до конца повернувшегося человека кулаком. Исключительно твердым кулаком, ледяным, но судя по ощущениям, не уступавшим весом и крепостью горному хрусталю. Зеро упал на грязный утоптанный снег, и услышал странное длинное слово, прозвучавшее так, словно кто-то размалывал огромную гору сосулек. Попытавшись опереться на локти, он вдруг понял, что не чувствует ни рук, ни ног. Скосив взгляд, увидел, что все тело до самого горла укутал снег. Теперь он сам походил на снежную бабу больше, чем здоровяки-снежники. Прозрачная, словно сделанная из стекла, морда наклонилась к лицу Зеро. Внутри шевелились непонятные синеватые отростки, а выше виднелся переливающийся искорками мозг. Создание обходилось без глаз, так что с равным успехом могло смотреть и не на пленника. Снежники подошли и встали по обе стороны от прозрачного. – Стужа, – вдруг сказал один из них четко и ясно. – Ждет, – подхватил второй. Зеро дергался, пытаясь освободиться. Потом снег поднялся сам собою, подняв человека внутри так легко, словно тот был мышонком. Ледяной бык, наклонив ветвистые оленьи рога, опустился на колени, позволяя подняться прозрачному. Снежники же подхватили Зеро и потащили следом. – Не смущайся, вой Фалькен, – прошамкал один из них на ухо пленнику. – Для тебя найдется морковка на твой вкус. *** Ледяной олень взвился с места, вырвав несколько булыжников из мостовой, и понесся по ветру, отталкиваясь от снежных вихрей острыми копытами. Зеро вопил и выл в голос, нимало не смущаясь насмешливым пыхтеньем снежников. Когда бык прекратил подниматься и погнал вперед, вой Фалькен смолк, окончательно сорвав голос. К тому же от отчаянных рывков и кивков головой у него потянуло шею, а снежная шуба выстудила тело. В довершение бед Зеро окончательно протрезвел, и смотрел вниз с ничем не приглушенным ужасом. Улицы Даренберга казались ожерельями желтоватых светящихся шаров, мерцающих сквозь поднимающуюся метель. Рычание же вьюги наверняка поглотило бы крики и целой толпы народу. Пока город уносился назад, а снежные вихри густели, в голове Зеро бурлили обрывки местных легенд и преданий, одно гаже и кровавее другого. Поди догадайся, где там правда. Но в одном большинство трепачей сходилось: Даренберг считался весьма респектабельным и исключительно безопасным местом по меркам Севера. Не то, что Халентун, Лиссафорд или Амеройг. В Лиссафорд Стужья Свита наведывалась едва ли не каждую зимнюю ночь, а Халентун вообще по полгода жил во тьме или полумраке, и там слово последователей Старика Стужи значило больше, чем слова жрецов Искусника, губернатора Оксенталя или самого короля. Но даже в Амеройге, по которому снежники и выморозки проходили маршем лишь в зимние новолуния, посторонним задерживаться не стоило. Даренберг отдавал на откуп Стужьей Свите лишь три ночи после кратчайшего дня в году. Как правило, на излете года городская стража большими, хорошо вооруженными отрядами вламывалась во все притоны и логова подряд, вылавливая всякого, кто мало-мальски смахивал на преступника, с тем, чтобы выставить связанных арестантов на улицы ровно в полночь Межевой Ночи. Зеро посмеивался себе втихомолочку; однако после того, как Винт неделю назад свалил из города вместе со всей бандой, посулив встретиться, «как перебесятся простачки», призадумался. К худу или к добру, последние шашни его расстроились еще две недели назад, надежной лежки себе в Даренберге он не нашел… вполне вероятно, что в совете переждать Межевую Ночь подальше от северян и имелся смысл. Но чтобы пережить скверное время благополучно, следовало сперва озаботиться состоянием кошелька. Да и мешок хитростей нуждался в проветривании. А воспитание племянника Вензика, увязавшегося за ним сюда, за горы, требовало наличия свободного времени, которое можно было бы разве что купить. Имея, само собой, деньги. Поэтому Зеро брался за заказы, которые раньше выкидывал бы в окошко. Поэтому решился зачистить ставшего лишним человечка в Мясницком Углу: тревожное время приближалось, а монет все еще было негусто. – Далеко еще? – спросил Зеро в конце концов, старательно изображая усталость и покорность судьбе. Выморозок проскрежетал коротко и сухо, не снизойдя до перевода человеку. Бока оленя мерно ходили вверх и вниз, и Зеро безнадежно наблюдал за ними, отвлеченно раздумывая о том, какого цвета кровь течет в жилах гигантского летучего быка. Как вдруг, много раньше, чем рассчитывал вой Фалькен, олень стал снижаться. Зеро тихонько выругался: легенды, красочно живописуя судьбу подаренных Старику Стуже злодеев, утверждали в один голос, что добычу Свита увозит в хрустальные цитадели на краю Нифльхейма. Похитившие его твари, между тем, вряд ли забрались хоть сколько-то далеко от Даренберга. Гигантский зверь трубно заревел, и темнота отозвалась дюжиной ответных рыков. Мягко и плавно олень коснулся копытами земли и немного пробежался вперед. Снежники, не дожидаясь приказа, спустили скованного Зеро наземь, грубо бросив под ноги. Где-то неподалеку с громким хрустом спрыгнул в снег выморозок. – ЭТО ОН? – раздался голос, от которого дрогнула земля и вьюга испуганно расступилась, отдернув снежные плети от Зеро и его захватчиков. В тот же миг пространство вокруг осветилось голубоватым пронзительным светом, похожим на сияние полнолуния. И Зеро увидел сани. Верхушки елей и сосен не дотягивались даже до борта поставленной на окованные металлом салазки махины. Борта покрывали разрисованные шкуры людей и животных с замерзшими поверх узоров потеками крови. Гигантская коробка в отличие от ледяных оленей, выморозков и снежников выглядела настоящей, материальной, ощутимой. И потому, видимо, от одного взгляда на нее хотелось вопить и выцарапывать себе глаза. Над бортом виднелось некое белоснежное облако, наряженное в алые кафтан и шапку. Пронзительно-карминные глаза горели посреди лица хозяина саней, и запоздалое почтительное шипение выморозка «Да, он, Хозяин Стужа!» лишь утвердило Зеро во мнении, что уж этот переплет окажется последним в его жизни. – ТЫ ЦЕЛ И ЗДОРОВ, ЗЕРО? – прогремел Старик Стужа, глядя из саней. – Я не могу двигаться, – дернул щекой вой Фалькен, – да и сопротивляться не в силах. Заканчивай уже! – Повиновение, – прошамкал снежник, нависавший над ним, но Старик Стужа лишь рассмеялся. – ЧТО Ж. ДАЖЕ ТАКОЕ СУЩЕСТВО, КАК ТЫ, НЕ ЯВЛЯЕТСЯ БЕЗМОЗГЛЫМ ЗВЕРЕМ. МОЖНО БЫЛО ПРЕДПОЛОЖИТЬ. – Да о тебе легенды складывают! – прохрипел Зеро. – Шагу не ступишь, чтобы не рассказали про Старика Стужу! – НАДО ЖЕ, – Старик качнул головой. – ЛЕГЕНДЫ. ДУМАЕШЬ, МНЕ НУЖНЫ ЭТИ ЛЕГЕНДЫ? ДУМАЕШЬ, В НИХ МОЯ ВЛАСТЬ? – Да плевать, честное слово, – устало моргнул Зеро, – думаю, ты сейчас меня грохнешь, а шкуру прибьешь к саням. И начхать, что я не из твоих людей. Верно? – ВОЗМОЖНО, – Старик Стужа по-прежнему смотрелся белым облаком, но в голосе прозвучал странный оттенок – уж не насмешка ли? – ДЛЯ НАЧАЛА: НЕТ НИКАКИХ МОИХ ЛЮДЕЙ. ЕСТЬ МОЯ ЗЕМЛЯ. ВСЕ, ЧТО НА НЕЙ, – МОЕ. ВСЕ, ЧТО ПОД НЕЙ, – МОЕ. ВСЕ, ЧТО НАД НЕЙ… – …твое, – закончил вой Фалькен. – Как я и говорил: ты меня убьешь. Нельзя попросить, чтобы это было хотя бы безболезненно? – ФИЛСА РОНДЕЛЬМАТТА ТЫ БЫ УБИЛ БЕЗБОЛЕЗНЕННО? Зеро вздохнул. Недаром от этого заказа пованивало, ох, недаром… То-то бегали глазенки у нанимателя, то-то пот градом катил, хоть Конвар, трактирщик, ужасный скряга и не больно раскошеливается на дрова даже в лютый мороз. Знать бы прежде… Он встряхнулся, насколько сумел. Ну, спросил он себя, знал бы ты, что Филса прикрывает сам Старик Стужа, – что, не пошел бы за пакостным доносчиком? Пошел бы. Потому что до сегодняшней ночи не верил ни в какого Стужу. – Ну, уж не тянул бы, – как мог твердо отрезал вой Фалькен. – Не имею привычки. – ПОХВАЛЬНО. И ПОЗНАВАТЕЛЬНО. ЧТО Ж, У ВСЯКОГО СВОИ МЕТОДЫ. Старик помолчал. Может быть, для пущей важности. Может быть, власть давала ему кайф, как и всем прочим обладающим властью ублюдкам, которых Зеро встречал на пути. Может быть, наоборот, самый смак для огромного мрачного божества холода заключался в криках ужаса и испуганных мольбах. Вой Фалькен не знал. Но не сомневался, что узнает и что вытерпит не слишком долго, и на всякий случай берег дыхание. Момента, в который вокруг оказалось сразу трое выморозков, он даже не уловил. Просто немного изменился облик странной поляны, исказились пропорции, искривились очертания, стало еще теснее и холоднее, чем было. – ПОКАЖУ, ЧТО СЛУЧАЕТСЯ С МОИМИ ПОДАРКАМИ, – сказал голосом Старика Стужи снег, укутывавший Зеро. И вой Фалькен почувствовал, как ноги и руки поднимают его, а потом несут куда-то поближе к густым, свесившим шатры крон прямо в сугробы елям. Под елями суетились странные существа. Колобки из снега, ходячие сосульки, высокие бледнокожие создания с крючковатыми носами и оттопыренными ушами, явно какие-то родственники цвергов, и снежные черви с сапфировыми глазами, и крохотные, как детишки, карлики с игольчатыми зубами и аспидно-черными глазами. У этих последних были симпатичные малахитового цвета колпачки с колокольчиками, умилительные, если не считать многочисленных пятен от крови. Именно карлики и занимались парой неведомых бродяг. Кожу споро разрезали и аккуратно содрали с тел, не обращая внимания на отчаянный визг. Кровь сноровисто слизывали жадные колобки, показавшиеся экскременты подобрали снежные черви. – МНЕ НЕ ОТДАЮТ СЛУЧАЙНЫХ ЛЮДЕЙ, – сказал снег у самого уха Зеро. – ЗНАЮТ, ЧТО СЛУЧАЙНЫХ Я НЕ… ПРИНИМАЮ. ХОРОШО ПОМНЯТ, КАКОВА ЦЕНА ПОПЫТКИ ОБМАНУТЬ СТУЖУ. Зеро помотал головой, с тоской морщась. Он облевал пышный снежный нагрудник сразу, как увидел, насколько ловко и быстро лишились кожи несчастные. И в корне пересмотрел свои планы насчет гордого молчания. – МОИ ПОДАРКИ ВСЕГДА НЕСУТ В СЕБЕ СТУЖУ. Визг усилился, но Зеро не стремился заглянуть поверх зеленых колпачков. Видел только, что те снова дымятся от свежих брызг крови. Не знал, сможет ли не сблевать еще раз. Или не раз. Снятые кожи тем временем сноровистые беленькие белки, лисы и зайцы растянули на ветках ели и принялись справно мездрить коготками. – В ГЛУБИНЕ СЕРДЦА ОНИ НЕ ИСПЫТЫВАЮТ ТЕПЛА К СЕБЕ ПОДОБНЫМ. КТО-ТО ЖЕСТОК БОЛЕЕ, КТО-ТО МЕНЕЕ… ТАКИХ, ЧТОБЫ УЖ СОВСЕМ ЗАИНДЕВЕЛИ ИЗНУТРИ, ЕДИНИЦЫ. НО И ТАКИЕ БЫВАЮТ. Зеро вздрогнул, почувствовав сквозь запах рвоты ароматы крови и испражнений. Карлики вскрыли животы пленников и выкидывали потроха вон. Высокие бледные носачи накладывали вместо кишок охапки снежков. Ободранные тела продолжали визжать, хоть должны были уже умереть. Вполне вероятно, что и сами бедолаги были бы не прочь сдохнуть. Вполне вероятно, что следующим в очереди окажется некий вой Фалькен. – НАДО ТОЛЬКО СНЯТЬ КОЖУ. ПОЗВОЛИТЬ ИМ НЕ СКРЫВАТЬСЯ. НЕ ОТГОРАЖИВАТЬСЯ ОТ МИРА. ВЫПУСТИТЬ ИХ ВНУТРЕННЮЮ СТУЖУ. ПОЗВОЛИТЬ ЕЙ ЗАНЯТЬ МЕСТО… ВСЕ, КАКОЕ ТОЛЬКО У НИХ ЕСТЬ. К карликам теперь приблизились выморозки. Выпустив тончайшие прозрачные щупальца, сверкавшие в окутывавшем опушку свете, они вцепились в пытаемых, и визг сделался сильнее, громче и выше. Зеро зажмурился и почувствовал, что наружу просится уже позавчерашний ужин. – НУ ВОТ И ВСЕ. Зеро громко закричал, захлебываясь рвотой. Сейчас его самого бросят на утоптанный пятачок под елью, вскроют кожу… – ПОЛЮБУЙСЯ. Вой Фалькен открыл глаза. Теперь под елью стояли пять выморозков, двое помельче и все еще немного розоватые на цвет. – КСТАТИ, ТЫ ИХ, КАЖЕТСЯ, ЗНАЛ. ВОН ТОГО, СПРАВА, НАЗЫВАЛИ ВИНТОМ. ЕСЛИ ХОЧЕШЬ, МОЖЕШЬ ПРИСОЕДИНИТЬСЯ К НИМ ХОТЬ СЕЙЧАС, – щедро предложил Старик Стужа и помолчал. Зеро закончил отплевываться и осознал, что именно произнес мрачный хозяин полуночных краев. – А если не хочу? – осторожно спросил он, опасаясь подвоха, жестокой насмешки. Тишина тянулась, казалась чудовищно долгой и омерзительно несправедливой. Лишь новенькие выморозки все еще стрекотали, пощелкивали да поскуливали, переминаясь с ноги на ногу. – КАК ТЫ ДУМАЕШЬ, ПОЧЕМУ МЫ РАБОТАЕМ С ТВОИМИ ДРУЗЬЯМИ ИМЕННО ЗДЕСЬ? – неожиданно спросил Стужа. *** У каждого своя стужа, повторял Зеро, как заклинание. У каждого своя стужа. Свой грех. Своя вина. Своя тьма внутри. В нескольких шагах от дома снежники отстали, словно растворились в густом снегопаде. Зеро вздохнул, катая в ладонях кусочек черного льда. Старик приказал захватить его вместо старой доброй чинкведеи – та рассыпалась на куски, оказавшись в лапе выморозка. Вой Фалькен поднялся на крыльцо, отчаянно желая оказаться совершенно в другом месте. Постучал. Дверь приоткрылась, и показалась заспанная физиономия Громилы Квика. Уродливые губы искривились в удивительно искренней улыбке, и Зеро почувствовал себя еще хуже. Винт, сказал он себе, и лежавший на плечах снег повторил прямо в ухо: ВИНТ. – Проходи, – разрешил Квик, отступая в сторону и открывая тесный коридор, уходящий в погребок. Зеро сбежал по ступенькам, как сто раз делал прежде, потом осмотрел зал и нашел взглядом нужного человека. Приблизившись к угловому столу, Зеро плюхнулся на скамейку и нацепил обаятельнейшую улыбку. При предыдущей встрече наниматель здорово нервничал и выглядел крайне не похоже на человека, у которого есть хоть какие-то яйца. Даже, если уж на то пошло, в кармане. – Порядок, – сказал Зеро коротко, размышляя, как бы сподручнее выманить заказчика наружу. – Да неужели, – без интереса отозвался собеседник, не отрываясь от жаркого. – Ну, стало быть, ты пошустрее моих парней. Они только что известили меня, что у Рондельматта так никто и не побывал. – Им бы смотреть внимательнее, – уверенно сказал Зеро, чувствуя, как все внутри окаменело: вместо трусоватого подонка перед ним доедал ужин уверенный в себе убийца. Из-за соседнего стола не торопясь выбирались сразу трое здоровенных ублюдков с тесаками и дубинками. Ни один не смотрел хоть бы куда-нибудь в сторону. Все глазели на вой Фалькена. И взгляды эти даже записной менестрель не назвал бы влюбленными. – Согласен, – промакнул губы платком заказчик. – А то что это они утверждают, что видели в окне покойника, продолжающего дуться в карты с родственниками? Представляешь: покойник! В карты! Зеро начал вставать со скамейки, когда заказчик вдруг оттолкнул стол от себя. Столешница въехала вой Фалькену под дых, и он упал на грязную солому, покрывавшую пол. Трое хмурых головорезов окружили его, ступая твердо и неспешно. Один занес ногу, собираясь пнуть, и Зеро прикрылся рукой, в которой все еще был зажат кусок черного льда. Во мгновение ока вместо холодного осколка в ладони оказалась рукоять приличной скьявоны и полупрозрачный черный клинок пронзил лодыжку нападавшему. Зеро отмахнулся раз, другой, третий – и бойцы, служившие заказчику, попадали на пол, заливая его кровью. Вой Фалькен встал и обнаружил, что наниматель уже на полпути к двери. Оглядевшись, Зеро понял, что никто не собирается ни нападать, ни приближаться. Взгляды у завсегдатаев сделались неприятными, даже оскорбительными. А, ты из тех, говорили глаза ужинавших бандитов, ну-ну. Квик, тот даже спросил вслух – поинтересовался, не совсем ли сбрендил Зеро, связавшись со Стужей. Но пропустил наружу. Зеро выскочил, чувствуя себя избитым и оплеванным одновременно. Хуже того, назначенная Стариком цена оказалась ему не по зубам. Вой Фалькен готов был заорать от злости. Он уже открыл рот… да так и замер. Снежники стояли перед заказчиком, что-то угрюмо шамкая по-своему. Тот вытащил кинжал, но лишь водил из стороны в сторону, не решаясь напасть первым. Зеро подошел поближе и от души влепил рукояткой скьявоны в затылок. И только потом утер со лба холодный пот. – Первый, – сказал он вслух, и снежники закивали, подхватывая тело. ОПАЗДЫВАЕШЬ, сказал один из них, глянув через плечо. Зеро вздохнул: вьюга и впрямь заканчивалась, власть Старика Стужи должна была стать меньше. Все как всегда – с его-то дурацким невезением. Но времени на то, чтобы проверить, как там Вензик, уже не оставалось. Он проводил взглядом снежников и заказчика, помимо воли вспомнил ель и содрогнулся. У каждого своя стужа, и это – часть его собственной. *** У каждого своя стужа. Зеро размашисто шагал по улице, приближаясь к собору. Стоя возле места, где только что выпотрошили и превратили в уродцев твоих товарищей, клясться в чем угодно выходило легко и просто. Оказавшись в центре Даренберга, вой Фалькен вдруг задумался, а так ли просто будет добраться до пастора Турса. Если верить настойчивым слухам, гулявшим от Мясницкого Угла и до Углежоговых Ям, пастор денно и нощно молился и проводил обряды, чтобы защитить город от лиха. В частности, от Стужьей Свиты. На службы стекалась влиятельнейшая публика города, потому и охрана у храма была соответствующая. Старику не было ходу в город. Ни ему самому, ни чудовищному мешку, куда он складывал отобранные у людей неприязнь, черствость и жестокость невозможно было проникнуть за стены в неурочный час. Так было заведено издревле – то ли самим Стариком, то ли кем-то, кто был покруче. Но не так давно все изменилось. Как обычно, все дело было в шашнях. Все беды, проворчал себе под нос Зеро, от баб. Даже у Старика. Выйдя на площадь, Зеро замедлил шаг, изучая собор. И верно, у входа стоит добрая дюжина стражников, да и вокруг стен они тоже расставлены во множестве. Зевак не было видно. Если бы стражники не топтались на месте, отчаянно пытаясь согреться, то Зеро засекли бы еще посреди площади. Но каждого донимает собственная стужа, так что стражники шумели и двигались почем зря. А у Зеро были еще несколько мгновений для размышлений. Сын Старика, получеловек, полумонстр, мог входить в город когда пожелает. Как оказалось, управляться с мешком он тоже вполне сумел. И скрылся за стенами Даренберга быстрее, чем выморозки и снежники успели перехватить беглеца. За ним послали погоню, разумеется, но парень укрылся в соборе. Старик и его Свита могли обломать рога любому местному божеству – даже нескольким за раз. Вот только собор строили выходцы из Джеханнаха, наполнившие строение отсветами убийственного жара; Старик бы, понятно, разобрал бы храмину по камешку, но в пределы города вправе был входить только с мешком. А Свита хороша в бою или в работе… но ступить под сень Джеханнаха выше их сил. Стражники у входа смерили испытывающими взглядами Зеро, но пропустили внутрь беспрепятственно, так что вой Фалькен почувствовал подступающее ликование удачной работы. В соборе было удивительно тепло, в этом Старик тоже не наврал. Зеро расслабился и задумался о том, как бы выцепить мешок, а зря. Только когда налипший на одежду снег вдруг соскользнул и бросился куда-то за спину, человек обернулся. Странный бледнолицый прислужник в неброских серых одеждах оседал с выражением изумления на лице. Изо рта у него торчала глубоко вонзившаяся сосулька. БОЛВАН, прозвучало в ушах Зеро, БЕРЕГИ СПИНУ! ДАЛЬШЕ ТЕБЯ УЖЕ И МНЕ НЕ СПАСТИ! Вой Фалькен вошел во внутреннюю часть собора и почти побежал между рядами скамей, ускоряя шаг. У стен, слева и справа, параллельно ему двинулись серые силуэты: самозваный пастор Турс не полагался на случай и обычаи. Ну еще бы. Он рос с отцом, знавшим только обычаи безумных богов замерзающего севера, так что идея освященного богами укрытия не пришла бы в голову пастора. Только теперь, шагая по проходу, Зеро вслушался в слова, произносимые кем-то звучно и убежденно. – …без мешка для сбора дани Старику Стуже никогда не захватить наш город! Отныне и навсегда мы в безопасности! – Так мы? Или отребье и головорезы? – крикнул толстяк-портной с дальней скамьи. Вещавший человек не потрудился даже притвориться, будто услышал. – В руках благословенного богами пастора Турса мешок послужит только пользе города и вящему усилению Порядка и Благоденствия! Зал загомонил. Зеро шел дальше, замедляя шаги. О чудесных исцелениях он был наслышан и, как положено справному жулику и вору, полагал, что пастор водит горожан за нос, пользуясь силами сына Стужи. Но сейчас выпал шанс полюбоваться церемонией самому. – Смотрите же на силу великих богов света, тепла и добра! Низкорослый колобок с мощными ручищами мясника картинно отступил в сторону и указал на стройного юношу в серой мантии. Пастор Турс оказался даже моложе, чем Зеро предполагал, и тот с неудовольствием подумал, что мальчишки куда более склонны делать глупости. Вряд ли такой пострел согласится отдать мешок добровольно, не говоря уж о том, чтобы вернуться к Старику. Плохо. Перед пастором Турсом стояли на коленях с полдюжины горожан. – Я призываю вас отречься от внутреннего холода, который впитали вы, отказывая в просьбах и презирая мольбы, не веря и не прощая, не умея снизойти и раскаяться! Отличный голос, подумал Зеро, косясь на уже пробиравшихся к нему прислужников в сером. Любопытно будет узнать, как он визжит. ТЫ УВЕРЕН, ЧТО ИМЕННО В ЭТОМ ТВОЯ ЦЕЛЬ? Вой Фалькен оглянулся. Люди поглядывали на него исподлобья, но делали вид, что продолжают молиться. Пастор Турс возложил руку на лоб первому жаждущему исцеления, и тот напрягся, вытянулся в струнку, чтобы мгновением позже бессильно осесть на помост. Пастор перешел к следующему пациенту, женщине, и снова протянул руку. Зеро сжал в кулаке ледышку, пытаясь решить, на кого следует напасть первым. Прислужники не были нужны, к тому же их было двое, а вот Турс вполне мог спрятать мешок в тайник – и ищи-свищи. Последний, шестой исцеленный опустился на пол. Тем временем первые уже поднимались и на лицах их расцветало облегчение. Зеро сорвался на бег. В руке возник мерцающий черный меч-скьявона. Тучный коротышка яростно крикнул что-то срывающимся голосом и потащил из ножен короткий, сделанный по руке палаш. Рукоять выглядела дорого и импозантно, и только по ней Зеро опознал бургомистра Даренберга собственной персоной. – Турс! – крикнул вой Фалькен, занося скьявону над головой. ИДИОТ. СЗАДИ. Зеро сжался и вместо длинного прыжка к цели и славного удара с оттяжкой вынужден был отшатнуться в сторону. Мимо серой молнией со скоростью вполне зрелого выморозка промелькнул один из прислужников, державший перед собой, как пику, немалый эсток. Загремел, покатившись по полу, драгоценный палаш бургомистра, гулко покатились столкнувшиеся тела, отчаянно захрипел и заскреб дощатый пол ногтями пронзенный насквозь коротышка. Зеро бросился к ним и коротким тычком в затылок угомонил уже поднимавшегося было прислужника. Обернулся к пастору – и лишь чудом ушел от удара, пойманного краем глаза. Второй прислужник орудовал кривым и широким клинком вроде серпа, действовал прытко и толково. Зеро успел дважды прикрыться клинком, а на третий раз прислужник лягнул вой Фалькена в бедро и сшиб с ног. Следующий мощный удар готов был распластать Зеро надвое, и только чудом он ушел от серповидного клинка. Сталь с хрустом погрузилась в дубовую доску и завязла. Прислужник напрягся, пытаясь высвободить оружие, но Зеро уже вонзил скьявону в нависшее брюхо. Противник задрожал и отпустил рукоять собственного меча. Вой Фалькен не стал рисковать и рубанул по напряженной немытой шее. Выпрямился, осматриваясь. Пастор Турс равнодушно уходил к алтарю, расположенному прямо под роскошным витражом в честь какого-то из богов солнца. – Турс! – крикнул Зеро и двинулся следом, слыша, как начинают роптать прихожане. Впустую. Только у самого алтаря он сумел догнать беглеца. – Ты отродье зла, ублюдок, – сказал Турс сухо и достал из-за алтаря изогнутый ритуальный нож. И продолжил уже громче, не столько произнося слова, сколько вещая и проповедуя: – Служишь моему отцу, да?! Хочешь скормить весь город стуже? Жаждешь всех послать в его мешок?! Не бывать этому! Мы хотим жить мирно! Мы все здесь хотим добра! – Мешок уже в городе, а без Старика им некому управлять. Ты сказал им об этом? – спросил Зеро, подступая поближе. – Они знают, что мешок в городе. Они осведомлены, что добро одолело зло. Больше никто не послужит жертвой… – короткая, слишком короткая пауза: – морозу и ненависти. А чему послужит, подумал Зеро, но нельзя давать себя уболтать. Неспроста он разливается соловьем… И Зеро покосился назад. Шестеро исцеленных брали его в полукольцо с подсвечниками и священными свитками в руках. – Лучше бы ты решил отдать мешок добром, – сказал он вслух, не слишком заботясь сейчас о просьбе Старика Стужи постараться оставить сына в живых. В конце концов, эту игру затеял не Зеро. – А то что? Ты думаешь, черный клинок убьет меня? – Турс расхохотался, согнувшись и упершись ладонями в колени. Зеро замер, собираясь с духом для удара, – и тут пастор выпрямился. Теперь в Турсе было футов восемь роста, руки и ноги стали несообразно длинными, а на огромном лице под полупрозрачной кожей было видно пульсацию синих и зеленых сосудов. – Я ведь сын своего отца, человечишко! И мне положены не меньшие почести! Уважение! Страх! Почитание! Он надвигался на Зеро – понемногу с каждым словом. Вой Фалькен же стоял, не шелохнувшись, и вот уже острие скьявоны уперлось Турсу под вздох. – На что мешок моему Старику?! На что?! Отлавливать мерзавцев и делать из них своих монстров? Да в каждом из сидящих здесь полно разного дерьма! Стужа! Да ее тут прорва – хоть даже в детях, ведь ты сам это знаешь, ты же рос в нищете, а, смертный?!. Он налег на клинок, и Зеро нехотя отодвинулся на полшага. – Коли! Попробуй! Но учти: я избрал себе призом этот сволочной и вонючий город, и он будет моим нынче же вечером! Я заберу стужу из всех них! Заберу и превращу в свою силу! Здесь воцарится вечный день и всеобщее добро, глупец… а я… Вой Фалькен нахмурился, но Турс не дал себя перебить: – Стоит тебе сделать хоть шаг, и я, может быть, сдохну, но мешок… мешок останется там, где он сейчас. И едва наступит урочный час, он вберет всю стужу из местных людишек, а потом, почему бы и нет, сожрет их всех дотла. Решай! Только я могу пощадить их… – мнимый пастор ухмыльнулся: – Или хотя бы просто даровать им жизнь. Сзади послышалось тяжелое дыхание исцеленных, а чуть дальше – шарканье тех, кто побывал под чарами Турса прежде. Зеро напряг руку и приготовился воткнуть скьявону на всю длину клинка. В этот самый миг взорвался витраж, и в собор, отчаянно ревя, всунулась голова ледяного оленя. Мощные клыки впились в шею Турса сзади, и тот закричал от страха и негодования… а спустя миг его выдернули наружу, и вопли быстро утихли вдали. Зеро крутанулся на месте, готовый отбиваться от исцеленных, но те остановились и лишь молча смотрели на учиненный в соборе разгром. Затужила, заголосила первая женщина, громко зароптал кто-то с задних рядов. Зеро, однако, уже бежал к двери собора. *** Вопрос: как в сонном и относительно тихом Даренберге найти мешок стужи? Не фигуральный, воображаемый мешок, а крашеный в красное атрибут Старика Стужи? Еще пересекая площадь и ожидая, что вот-вот подоспеют и насядут на пятки стражники, Зеро решил, что задача почти невозможная. И ошибся. – Ненавижу! – завопила незнакомая горожанка на весь квартал, и сиганула из окна второго этажа прямиком к окошку напротив, из которого выглядывала раскрасневшаяся от злости соседка. Скрюченные пальцы впустую процарапали беленую стену, и разъяренная женщина упала на брусчатку прямо перед Зеро. Сверху тотчас же прыгнула та самая соседка, и вой Фалькен едва успел увернуться от разгоревшейся драчки. Остановившись, Зеро прислушался, и понял, что шум начинающихся свар и потасовок становится все громче, накатывая со стороны Мясницкого Угла. Он поспешил туда, стараясь не привлекать ничьего внимания: чем сильнее выбирал из людей стужу мешок Старика, тем меньше равнодушия в них находилось. Место расчета и безразличия занимали пылающие страсти, то и дело лилась кровь. Кто-то клялся, что не переживает разлуки, и умирал, едва объект воздыханий выходил за дверь; кто-то, наоборот, обещал прикончить, если к нему повернутся спиной. Зеро больше не думал над тем, был ли хоть отчасти прав Турс. Не о чем было рассуждать, не над чем ломать голову. Спустя некоторое время ноги вынесли вой Фалькена к тому самому перекрестку, на котором ждали его снежники. Сейчас, без густого снегопада, был хорошо виден деревянный истукан в виде старика в красном с мешком на плечах. И еще лучше – развязанный мешок у его ног. Зеро остановился. Человек не мог безнаказанно прикасаться к мешку, служившему к тому же снастью для ловли людей. Турс мог – однако Турс не был смертным полностью. И Турса больше не было в городе. Что делать? МОЖЕМ ПОДОЖДАТЬ ДО МЕЖЕВОЙ НОЧИ, мрачно предложил Старик Стужа. ЕСЛИ ХОТЬ КТО-ТО УЦЕЛЕЕТ… И ЕСЛИ НЕ СЛУЧИТСЯ ЧЕГО-ТО ПОХУЖЕ. Чтоб тебя! Зеро глубоко вздохнул – и пошел к статуе. Уже на втором шаге он почувствовал, как внутри появилась странная течь, в которую уходили всегдашняя уверенность в себе, воровской фарт, лихость и бравада. Плавились, таяли, утекали прочь решимость идти до конца, убивать и предавать. Перед ним появились родители, о которых забыл давным-давно. Отец заглянул ему в глаза и покачал головой: старик наверняка так и не простил уведенную из дому лошадь, лучшую в их хозяйстве. Мама же только плакала: любимчик разбил ей сердце, это он знал точно. Еще шаг. Удивленное лицо Ворреса, лучшего и единственного друга Зеро, который решился драться с известнейшим бойцом на навахах в том городе, где они провели целых два года после бегства из дома. Воррес получил наваху в сердце, а Зеро… – Я же отомстил, – простонал Зеро, – я зарезал ту сволочь, как борова! Ночью, пьяного и не готового к бою, вздохнул Воррес и потрепал вой Фалькена по плечу. Еще один шаг. Зеро заплакал. Он потянулся к лицу первой жены, распятой после долгих пыток на воротах их дома обиженными на него скверными людьми. Он тогда не успел, опоздал ко всем праздникам своей жизни… и месть впервые не показалась стоящей. Еще шаг. Он отвернулся и замотал головой, кажется, даже закричал от боли. Двойняшки Рики и Лики, сынишка и дочурка, ставшие всей его жизнью. Они погибли при штурме Вельмаэрты, пока отец искал способа проникнуть за стены и бежать. Но когда он вернулся к дому, все домочадцы были мертвы, все убиты кочевниками, а билет стал совершенно ненужным, ибо Зеро просто пошел навстречу дикарям с мечом в руке, чтобы убивать и перестать дышать, коль скоро смерть его уже случилась. Еще шаг. Еще. Еще. Друзья и товарищи. Сослуживцы и побратимы. Старший брат. Все они разочарованно смотрели на Зеро, и тот вдруг понял, что уже ползет на коленях под весом грехов, который сердечная стужа позволяла совершить… или хотя бы пережить. У него больше не было сил, а вместо сердца пылал огромный костер. Раскаяние стискивало горло. Запоздалое, бесполезное, и оттого беспощадное. Он уже ничего не мог сделать для этих людей. Он уже сделал все, чего желал, сделал так, как счел нужным. Он уже проиграл их всех. Зеро покачнулся и выставил вперед руку… которая уперлась в деревянную основу. Красный бок мешка виднелся над головой. Не могу, подумал вой Фалькен, я просто не могу. Я человек… и я дерьмовый человек. В самый раз для мешка. Он почувствовал, как потекла кровь из носа, облизнул губы и попробовал подняться. Глаза закрывались, голова шла кругом, а желудок пытался выброситься наружу, словно крыса с тонущей галеи. Перед глазами появился еще один человечек. Небольшой. Тощий. Нескладный. В веснушках на длинном остром носу. С ужасного болотного оттенка глазами. – Вензик, – прохрипел Зеро. И вдруг снова увидел брата. – Подъем, размазня, – сказал тот сурово, – ты подвел меня, да, и подвел всех остальных, но ты можешь спасти моего сына. Можешь выиграть хотя бы его! Вставай! Зеро вздрогнул и понял, что брат прав. С хриплым воплем он поднялся, едва не опрокинув статую Старика. Протянул руку к мешку и почувствовал, как жадные невидимые пасти впились в кожу. Вдоль левой руки от пальцев побежали сложные ажурные узоры татуировки – выше, выше, дотягиваясь до плеча и дальше, до шеи. Нет!!! Зеро схватил мешок за горловину, как хватал бы врага-человека. Сжал изо всех сил и держал, пока не почувствовал, что ткань поддается и уже можно затянуть узел на распущенной веревке. Некоторое время он сидел на постаменте, а потом взвалил мешок на спину и побрел к городской стене. Сначала было невыносимо. Потом стало хуже, но он научился терпеть. *** – Вот он. Мешок упал на снег, и Зеро чудом не упал поверх. – ПРЕВОСХОДНО. Старик Стужа наклонился поближе и присмотрелся. – ТРУДНО ДАЛОСЬ, НЕ ТАК ЛИ? Зеро вой Фалькен помотал головой, не сразу решившись заговорить. – Что ты! Хоть сейчас повторить. Старик рассмеялся – тем самым, лишенным теплоты смехом, будто сотканным из стужи. Снежники и выморозки быстро убирали опушку, рассыпая везде свежий снег и отчищая потеки и брызги крови. – МЫ ВОЗВРАЩАЕМСЯ В ХРУСТАЛЬНУЮ ЦИТАДЕЛЬ, ЧЕЛОВЕЧЕК. Зеро кивнул, пытаясь осознать, что вот сейчас его убьют, и остро сожалея, что не завернул посмотреть, все ли в порядке с Вензиком. – ТЫ ХОРОШО ПОТРУДИЛСЯ. ЛУЧШЕ, ЧЕМ ЖДАЛИ МОИ РЕБЯТА. ЛУЧШЕ, ЧЕМ ЖДАЛ МОЙ СЫН. – Спасибо, – пожал плечами вой Фалькен, – я еще должен вернуть тебе скьявону. Отличная штука, пригодилась. – ЗНАЮ. Я ВСЕ ЗНАЮ, ВИДИШЬ ЛИ. ЗДЕСЬ, НА ПОЛУНОЧИ, – ВСЁ. А МЕЧ ОСТАВЬ СЕБЕ. ТЫ ХОРОШО СПРАВЛЯЕШЬСЯ С РАБОТОЙ, ДЛЯ КОТОРОЙ ЕГО СДЕЛАЛИ. ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ХОРОШО. Лес молчал, не решаясь даже толком пошуметь. Все боялись Старика Стужу, даже вековые дубы. Зеро же понял, что уже не может бояться за себя. – И что это значит? – уточнил он. – ХОЧЕШЬ ПОЙТИ В УСЛУЖЕНИЕ КО МНЕ? Вой Фалькен ухмыльнулся: служить богу – крутая карьера для такого червяка, как он. Слишком заманчиво. Слишком высоко. – Нет. Не хочу. – ВЕРНЕШЬСЯ К СТАРОМУ? – помолчав, спросил Старик. – Постараюсь воспитать племянника так, как это сделал бы мой брат. Теперь тишина залегла надолго. Только трещали выморозки да шуршали снежники. – ЧТО Ж. ВОЗМОЖНО, КОГДА-НИБУДЬ ТЫ ПОЖАЛЕЕШЬ. ВОЗМОЖНО, НЕ ПОЖАЛЕЕШЬ НИКОГДА. ТАМ УВИДИМ. А МЕЧ ОСТАВЬ… МОЮ РАБОТУ МОЖНО ДЕЛАТЬ, НЕ ВХОДЯ В СВИТУ. ОТЧЕГО БЫ И НЕТ? Да, подумал Зеро, отчего бы. Но если в Свите так славно и хорошо, а служба так радостна – почему вокруг тебя, Старик, одни выморозки, снежники да ледяные олени? И… он даже запнулся на миг, кто такие эти олени? Кем они были до Свиты? – ПРИ ВСТРЕЧЕ. ПРИ СЛЕДУЮЩЕЙ ВСТРЕЧЕ. НЕПРЕМЕННО. И Стужья Свита взвилась в небо, поднимая белоснежные вихри аж до облаков. Зеро постоял немного, потом передернул плечами и торопливо зашагал в Даренберг. *** Корв, торчавший у входа в постоялый двор, углубился в изучение собственного махового оперения. Время от времени он поклевывал то одно, то другое перо, осторожно выглаживал сухими чешуйчатыми пальцами, поправляя расцепившиеся крючочки. При виде Зеро он непроизвольно встопорщился, отчего темные лицевые перья заиграли изумрудным отливом, на загривке поднялся небольшой хохолок. Впрочем, корв был немолод и, видимо, изрядно бит жизнью, так что в руки себя взял почти мгновенно. – Господин вой Фалькен, – сказал учтиво и вопросительно. – Гостей не было? – спросил Зеро, и впервые в жизни увидел сложнейший с его точки зрения трюк: корв одновременно и покачал головой, и кивнул. Наверное, телесное устройство птицелюдов все-таки куда больше отличалось от человеческого, подумал Зеро, проходя мимо и подхватывая ключ с потемневшей доски. – Господин вой Фалькен! – раздалось у него за спиной. Зеро медленно обернулся, ожидая чего угодно. Но нет: корв остался сидеть как сидел, разве что повернул голову и теперь пернатое лицо виднелось между сложенных крыльев. – Слушаю. – Господин вой Фалькен, – охранник смущенно поморгал. – Я бы все-таки просил вас… если вдруг что-то… не надо лить кровь, хорошо? Зеро сжал в кулаке кусочек льда. Стужа, сказал он себе, черт, как можно меньше стужи, дружище. – Приложу все усилия. Тем не менее, поднимаясь по лестнице, он успел встревожиться за Вензика, даже отчасти испугаться. Даренберг принадлежал северу. Северу, собиравшему урожай стужи среди людей, но кто сказал, что от этого ее станет меньше? Добрые горожане здесь позволяли себе то же, что и обитавшие южнее, а может, даже больше, так как твердо знали, что расплачиваться придется изловленным татям и злодеям. А если простые обыватели позволяют себе лишку, что говорить о преступающих закон? У двери на маленькой табуретке сидел человек покойного заказчика – как и подозревал Зеро. Впрочем, не совсем так: человек при ближайшем рассмотрении оказался корвом. Черным как гномий уголь, но в чертах лица усматривалось отдаленное сходство с охранником у входа. Понятно, усмехнулся Зеро и спокойно двинулся вперед. – Ты здесь один? – спросил он у бандита, и тот рванулся вскакивать, но возникший из воздуха клинок оказался у самого горла. Корв успокоился. Едва различимо кивнул, стараясь не задеть острого лезвия. – Что с мальчишкой? Корв-бандит развел руками и помотал башкой: ничего, стерегу вот, жду указаний. – Свободен, – подумав, сообщил Зеро. – Топай ждать в другое место. И не отсвечивай. Подождав, пока стихнут шаги на лестнице, он осторожно вошел. – Это я, я, – сказал, прикрываясь рукой от увесистого мешка, который уже почти обрушился сбоку. Вензик недоверчиво посмотрел на дядю. Зеро криво ухмыльнулся: если выглядел он хоть вполовину так паршиво, как себя чувствовал, понятно, чего пацан дичится. Добавил: – Всё уже. Всё. Племянник облегченно вздохнул и показал на второй мешок, побольше, – вероятно, с вещами Зеро. Спустя час они вдвоем покинули город, все еще шумевший о страшном монстре-оборотне, притворившемся проповедником южной веры. Останавливать путников не стали, и лишь после полудня они сами придержали лошадей и встали на короткий привал. Грело солнце, лес все еще отзывался птичьими голосами, а издалека доносился олений зов. Зеро развернул сверток купленной на постоялом дворе провизии, – Что дальше? – спросил Вензик, вгрызаясь в ломоть хлеба и кусок тушеной баранины. – Дальше… – подумав, ответил Зеро, – дальше мы постараемся вернуться на юг. За горы. Начнем новую жизнь. Возможно, заведем ферму где-нибудь у края освоенной черты. Или махнем за край. Вензик помолчал, потом снова посмотрел на дядю. – Они не пойдут за нами? Нет, подумал Зеро, они не пойдут… но я знаю кое-кого, кто, весьма вероятно, пойдет. Кто, может, просто не отпустит строптивого наемника за те самые горы. Он в который раз заколебался, не выбросить ли подаренный клинок… и не смог. Смолисто-черная ледышка казалась знаком. Символом. Залогом того, что ему отпущено будет времени столько, сколько понадобится для искупления всего, что не так давно они с Вензиком пытались обрубить и похоронить за скалистыми кряжами. – Они знают, кто я, – хмуро сказал вой Фалькен вслух. – Мне встретился один человек, который думал обо мне лучше, чем я есть… но на мне достаточно чужой крови, и за мной они не сунутся. Вензик промолчал. Знал бы Стужа, подумал Зеро, знал бы он, что я готов был просто убить безумного пастора, этого его сынка. Ткнуть мечом под ребра – чего же проще? Даже снежнику не выжить после точного удара опытной руки; кто сказал, что полукровке судилось иное? И тогда не было бы возвращения. Не было бы судорожной попытки вернуться в честную жизнь – или отыскать эту самую жизнь сызнова. Он не боялся бы неизвестности. Он не беспокоился бы за племянника. Впрочем, и сам племянник… Зеро вздрогнул. – Может быть, и лучше, что ты не знаешь, Старик, – пробормотал он под нос. – Я ЗНАЮ, – сказал сугроб, на мгновение обретя сходство с человеческим лицом. – Я ВСЕ ЗНАЮ. ЗАПОМНИ ЭТО. Вензик уронил ложку в снег и неуклюже пытался нашарить ее, не отрывая взгляд от заговорившей кучи снега. Зеро же вдруг понял, что почти рад тому, что сейчас начнется. Он не чувствовал и десятой доли той уверенности, с которой говорил о новой жизни. На самом деле для людей его занятия жизнь может быть только старой, в какие одежды ее ни обряжай. Ты всегда принадлежишь ножу. Или мечу. Ты всегда несешь внутри свою собственную стужу. Полный мешок. Или мешочек поменьше. Или аккуратный вышитый кисет. Зеро встал, покачнувшись, потому что затекли ноги. Я готов, подумал он, глядя на снег. Снег, однако, не спешил. Сугроб лежал, как лежал и до того, неподвижный, холодный и неживой. Никому и ничем особо не угрожающий. Вензик осторожно подошел к дяде и обхватил руками: – Не уходи. Больше не уходи. Зеро обнял его в ответ, а потом медленно повернулся к костру. Все верно, подумал он. У каждого своя стужа. И у каждого свой огонь. Свое тепло. Свои надежды, мечты, тревоги. Что-то, что заставляет оставаться человеком, удерживает на краю, не пускает, не позволяет стать выморозком. – Больше никуда без тебя, – сказал он вслух. – А сейчас спать. Обсудить на форуме