Владыка звёзд и терновника Аннотация (возможен спойлер): Говорят, у Гремори на полках кладовой бьётся тысяча сердец чудовищ, и два вшиты в его грудь. Говорят, Гремори смотрит глазами тысячи звёзд, и две сияют из его слепых глазниц. У сестры Абеля острые клыки, скорпионье жало и ледяная поступь, и что-то светится под её кожей по ночам. У Абеля для Гремори есть тысяча вопросов – и два удара кинжалом. [свернуть] Слухи врали. Точнее, привирали: сердец была вовсе не тысяча, и они не лежали без дела, а размеренно бились в огромных колбах неведомого механизма. Возможно, будь Абель алхимиком, он бы понял, для каких мрачных дел служило это переплетение стекла и металла. «У Гремори на полках кладовой бьётся тысяча сердец чудовищ, и два вшиты в его грудь. Гремори смотрит глазами тысячи звёзд, и две сияют из его слепых глазниц». Сердца были точно не человеческими – насквозь чёрные, странных форм, ну и не может же человечье сердце жить… без человека? Так что в этом молва была права. Готовясь навестить дом чернокнижника без приглашения, Абель выбрал наглухо затянутую тучами ночь, на случай, если Гремори и правда видел всё, что ходит под звёздами. Но он не мог представить, что всё окажется так просто – что в высокой терновой ограде найдётся заваленная камнями дыра, что ни один колдовской фамильяр не поднимет тревогу, что дверь в покосившуюся пристройку будет просто – отперта. По законам легенд и книг это была очевидная ловушка, жизнь знала примеры вопиющей неосторожности, и Абель склонялся ко второму. Чтобы владыка звёзд и терновника – или как там ещё величали сумрачного отшельника – и нарочно заманил к себе простого счетовода? «Будешь пересчитывать звёзды, составлять дебет и кредит, ибо торгую я ими, да премудростям чисел Вседержитель не научил. Прослужишь мне тридцать лет да три дня – и тогда увидишь вновь сестру свою во здравии». Абель беззвучно усмехнулся. Ну да, как же. Ради сестры он и пришёл. Бедняжка превращалась в чудовище, отращивала каждый день то новые шипы, то новые зубы, под кожей то и дело вспыхивал дьявольский огонь, а пол под ногами покрывался инеем. Ни врач (верный друг семьи), ни экзорцист (бывший, с церковью более не связанный, не стал бы доносить) ничего не могли поделать. Абелю снились кошмары о том, как он убивает сестру во сне, чтобы избавить от мучений. Чья же могла быть вина, что простую девицу из тихого городка прокляли таким ужасным образом? Чёрное сердце в колбе прямо напротив его глаз стучало особенно громко. О, Абель спросит с безумного колдуна всё, что ему причитается. Ту-дум. А после – сведёт с ним счёты. Ту-дум. Может, его нож и кухонный, зато заточен на славу. Ту-дум. Забыв о тишине и осторожности, Абель схватил то, что первым попалось под руку – швабра? – и со всей силы шарахнул по дьявольской машине. И ещё раз. И ещё – пока одно из сердец не затрепыхалось на усеянном осколками полу. Судорожно сжал его в ладони. Покрыто чем-то склизким, прозрачным, неправильным. Не то. Не так. Не подойдёт. – Не подойдёт, – повторил чей-то голос, тихий, чёткий, спокойный. – Первое сердце нужно добыть с кровью. Первую звезду тоже. Остальные… как получится. Абель выхватил нож, обернулся и оскалился как зверь. – Тоже не подойдёт. Нужен кинжал, который не повредит чужое сердце, когда ты вынешь его, и не убьёт тебя, когда ты раскроешь свою грудную клетку. Пойдём. Абель кинулся вслед за Гремори – кем ещё мог быть этот силуэт в дверном проёме, – но едва успел увидеть, как он неторопливо скрывается в конце тёмного коридора. Врёшь, не уйдёшь. Абель не вспомнил бы ни один вопрос из тех, что он хотел задать, но почему-то точно знал, что в груди этого человека и правда бились два чёрных сердца. Не для красного словца, а в красной крови, тёплой и солёной. Нож когда-то успел выскользнуть – это он заметил, только влетев в тесную комнатушку. Обтёр ладонь, мокрую от слизи из колбы, и схватил так уместно лежавший на прикроватном столике кинжал. Резная рукоять легла в руку как родная. Гремори безмятежно кивнул, будто на него не наставили длинное хищное лезвие. При тусклых свечах Абель смог разглядеть его лицо. Не старое и не юное, два огня над горбатым носом – такие же зелёные, как огонь под кожей сестры. Шрамы вокруг, мелкие, как морщинки. Древнее спокойствие зачарованного леса и его же вековая печаль. А ниже – два сердца, целых два сердца, горячих и громких. Абель сделал шаг вперёд. Гремори не шелохнулся. – Почему… ты… проклял мою сестру? – слова еле давались Абелю, он едва вспомнил, что пришёл сюда зачем-то. Не только затем, чтобы убить. – Не в моих силах проклинать. Меня называют владыкой звёзд, но звёзды слушают меня не более, чем любого смертного, у них своя воля, неподвластная никому. Ты, верно, брат той, что украла звезду три луны назад, и заплатила своим обликом? Наследник звёзд и воровка звезды в одной семье, как удивительно… Мысли ворочались слепо, как в тумане. – Сестра стала чудовищем, потому что украла звезду? Как это исправить? Говори! Лезвие кинжала застыло в двух пальцах от груди Гремори. Тот лишь покачал головой. – Может ли владыка меча исцелить шрам, мечом нанесённый? Можно избавить её от звезды, а звезду – от неё, обеим станет легче, но это не вернёт ей человечье обличье. Звёзды злопамятны и не умеют прощать. У неё нет другого пути, у тебя тоже – тебе нужны два сердца чудовища и две звезды, без них ты… не станешь целым. Собой. Продолжишь сходить с ума. Первое сердце и первую звезду нужно вырезать с кровью из чужой плоти, иначе ничего не выйдет. Да что за чушь он несёт. – Хочешь сказать, я должен забрать себе её звезду и сердце? Хочешь, чтобы я зарезал собственную сестру, мерзавец?! Гремори оторопел. – Думается мне, источник того, что тебе нужно, намного ближе, и ты не будешь по нему сокрушаться. Сумасшедший вот так просто предлагает ему себя убить, запоздало понял Абель. Тут точно не всё чисто. Со всей этой историей с сердцами, с обуявшим его неодолимым голодом… В окне что-то мелькнуло – силуэт на фоне тёмного неба. Даже если бы Абель не узнал шипастую спину и скорпионий хвост с жалом на конце, он бы понял, кто это – к чему зрение, когда сестру можно легко узнать по стуку чёрного сердца. Что она здесь забыла?! Абель выскочил в окно, забыв о колдуне и его глупой ереси. Здесь опасно. Не место для сестры. Куда подевалась? Пусть тебя не видно в зарослях, я тебя слышу. Пусть ветви сплетаются над головой и царапают лицо, их можно рассечь кинжалом. Главное – идти вперёд, пока не… Земля ушла из-под ног Абеля, а время застыло на месте. Бешено понесло вперёд. Сдало назад. А когда в голове Абеля прояснилось, он увидел чистое небо над головой, усыпанное созвездиями ярче солнца, и аккуратную мощёную дорожку под ногами. На ней чернели раздавленные ягоды и белел инеистый след, уводя дальше в терновый лабиринт. Что ж, значит, ему туда. *** Абель не знал, сколько часов блуждал вдоль следа, который стал уже почти неразличим. Ему хватило ума отмечать кинжалом вехи на стенах лабиринта, и он ни разу не прошёл по одному месту дважды. Или, может, лабиринт исцелял себя сам и отращивал новые ветки взамен отрезанных. Он не устал, ему не хотелось есть, пить или облегчиться. Ночь не перетекала в рассвет. Неужели им придётся гоняться друг за другом вечность? Точно какое-то испытание безумца Гремори. – Вы, верно, из грядущего? Абель попятился: он не ожидал тут увидеть кого-то ещё, и меньше всего – мальчишку лет двенадцати. Смуглого, черноглазого и, кажется, очень собой довольного. – Грядущего для меня, то есть я для вас из прошлого, – покровительственным тоном объяснил мальчишка. – А понял я это, потому что не вижу вашего лица, оно будто закрыто серым облаком, чтобы я не узнал вас, если мы свидимся в будущем. А ещё у вас кинжал моей наставницы! Тот, которым мы вырезаем сердца чудовищ! Поздравляю, один из будущих коллег! Абель пожал плечами и пошёл дальше. В отборной чуши мальчишка мог посоперничать с Гремори. – Вы меня слышите? Я для вас не бесплотный призрак? – мальчишка еле поспевал за шагами Абеля. – Слышу. – Превосходно! Вижу, вам ещё предстоит заменить свои глаза и сердце на подобающие для Владыки – и в таком возрасте, куда смотрит ваш наставник… Вам, наверно, сорок? – Двадцать пять. Нет у меня никакого наставника. – Врёте, – надулся мальчишка. Абель вдруг замер. – Пригнись, – прошипел он, сбил мальчишку с ног и упал рядом. Прямо над их головами пронеслась стайка огней, начисто срезав куски тернового коридора по обе стороны. – Наставница говорит, звёзды любят жестоко пошутить, – прошептал мальчишка. – Есть и спать в Саду Прошлого нельзя, а вот умереть – можно. – Ещё можно сказать «спасибо», – вздохнул Абель, поднимаясь на ноги и отряхаясь. – Я не из ваших странных людей, которые собирают сердца, выкалывают себе глаза и посылают детей одних в убийственные лабиринты. Я просто ищу свою сестру. И она тоже не из ваших, она жертва. Ты не видел её? Чудовище, похоже на человека, но зубастое и с хвостом? Молчание в ответ. Мальчишку не было видать нигде. Может, он был жив, может, лабиринт проглотил его и не подавился – Абеля это не касалось. Касалось то, что он потерял след сестры. Сколько он потом гнался по лабиринту, сворачивая невпопад и путаясь в ходах, Абель сказать не мог. Видел призрачные фигуры, у которых выше плеч был туман («из грядущего»?), кидался к ним за помощью, но те безмолвно растворялись в зелени стен. Выл в голос – от обычного человеческого отчаяния, не от странного помутнения, что нашло на него в доме Гремори. Наверняка колдун его и наслал, вот оно и развеялось, как только Абель от него сбежал в этот… Сад Прошлого. Интересно, почему Гремори его отпустил. Потому что Сад – ещё худшая ловушка, чем потеря рассудка? – Всё ещё ищете? – знакомый голос, но не самодовольный, а сочувственный. И ломающийся. – Ищу, – кивнул Абель, не утруждаясь тем, чтобы поднять голову. Пусть тело его устать не могло, дух был уже порядком утомлён, и он сидел, прислонившись к стене лабиринта. – Ты же говорил, что не узнáешь меня? – Если свидимся… потом, не в Саду. Кстати, точно свидимся: наставница сказала мне, что Сад не дал бы нам заговорить иначе. Те, кого мы на своём веку не видели или не увидим никогда, здесь просто тени. Это значит, вашим наставником должен быть я, заранее приношу извинения за то, что… видимо, не буду вас ничему учить и сразу отправлю на испытание. – Так, может, ты наставник моего горе-наставника. А мы когда-нибудь выпьем по кружечке-другой и перемоем этому безобразнику косточки, – горько усмехнулся Абель. – Исключено, – мальчишка сказал это так твёрдо, что Абель всё-таки обернулся. Надо же, подрос и стал почти похож на… – Владыка одинок и неубиваем, только его преемник может прервать его жизнь. О-хо-хо. Что ж, если мальчишка не врёт, сколько-то лет спустя он от жизни очень, очень устанет. Интересно, почему. – Так значит, я тебе за твою небрежность отплачу сполна! Я же твой будущий убийца. Если я и правда один из ваших, а не просто… скажем, украл кинжал. – Смог бы простой вор его удержать, как же, – хмыкнул мальчишка. – Ладно, раз уж я вам в грядущем советов не дам, скажу сейчас. Вы будущий Владыка звёзд и терновника, судия и палач чудовищ, хранитель множества тайн, в которые… я сам ещё не посвящён, если честно. Ваш кинжал режет плоть как масло, но не убьёт, пока вы того не захотите, а не захотите – любая рана зарастёт. Звёзды даровали вам великую цель… Да что такое, каждый раз спасать этого болтуна придётся?! Два вылезших из стены побега упали, отрезанные кинжалом, но ещё два обвили мальчишку за ноги. – А, не трудитесь меня вызволять, это в порядке вещей! Сад возвращает меня в тот час, откуда я… Снова тишина. *** В следующий раз мальчишке было шестнадцать. Прямо-таки исполнилось – и вместо того, чтобы заумно вещать про цели, тайны и наследие, он по-детски радовался тому, что удалось наткнуться на своего «многоуважаемого будущего убийцу» и избежать испечённого наставницей пирога. Правда, не насовсем избежать, ведь когда-нибудь Сад выплюнет его обратно. Как жаль, что сюда нельзя пронести сидр, который он выкрал в городе! Почему выкрал, а не купил? Так краденый вкуснее, всем известно. Точно, он так груб и невоспитан, даже не поинтересовался, как продвигаются поиски сестры! Никак? Жаль. А не хочет ли будущий убийца посмотреть на эти отменные пикантные картинки, которые удалось с большим трудом раздобыть в городе? «Что я там не видел?» Обижаете. Тогда как насчёт самим погоняться за вон теми звёздами, которые, кажется, нацелились на нас напасть? Звёзды не ожидали контратаки – и кинжала Абеля, и воинственного клича мальчишки, – и пустились наутёк, врассыпную. Наверно, знали, что их будущие владыки могут вставить их себе вместо глаз, а в чужой черепушке не так весело, как в Саду, на воле. Зато самим будущим владыкам повеселиться удалось всласть. Мальчишка звонко хохотал, пока лабиринт забирал его в настоящее. Абель не знал уже, чего ждал больше: снова столкнуться с тем, во что превратилась его сестра, или следующих визитов мальчишки в Сад Прошлого – по крайней мере, это спасало от одиночества. Тот был здесь частым гостем: рассказывал, что встречал пару раз собственную наставницу в её юные годы, ещё кого-то из будущего, о ком отказывался говорить, но чаще всё-таки удавалось столкнуться с Абелем. Может, в том была неведомая воля Сада – прятать от него сестру и сталкивать с будущим безумным отшельником. Абель потерял нужду в вопросах и ответах на них, его не занимали ни искорёженный ход времени, ни бремя, которое он должен или не должен был унаследовать, ни даже то, как именно сестра стала чудовищем. Украла звезду и поплатилась за это? Что ж, он поверит. Нельзя вернуть прежний облик? Он будет о ней заботится, не даст добраться до неё ни толпе с топорами и вилами, ни церкви. В конце концов, может, это всё просто сон. – Если бы сон, – вздохнул мальчишка. – Многое бы я за это отдал! Завтра я иду убивать своё первое чудовище и заберу его сердце. Оно заслуживает смерти, мирных мы отпускаем, а это перебило целую деревню, пока мы с наставницей его не нашли, но… мне страшно. Абель обнял его крепко, как обнимал сестру – давным-давно, когда она была ещё человеком. – Не знаю уж, что у вас, владык, за великая цель, но помни про неё, – он не был силён в напутствиях, но мальчишка выдохнул и посмотрел на него глазами, в которых отражались звёзды. Пока только отражались. *** – Нет никакой великой цели, – убито сообщил мальчишка вечность спустя. Абель против доводов рассудка успел уже испугаться, что тот не пережил встречу с чудовищем. Мальчишка, совсем выросший, почти уже его ровесник, носил в груди два сердца – чёрное и алое – и один его глаз был зелёной звездой. Он был пьян. – Я убил наставницу. Она молила меня о смерти… Понимаешь, оказалось, мы потеряли всё, все легенды о нас, где говорилось, зачем мы нужны. Звёзды молчат, а владыки прошлого – лишь тени, у них не спросишь. У нас есть Сад, есть кинжал, есть бессмертие, а больше ничего. Мы вырываем себе сердце и глаза, мы охотимся на чудовищ и судим их, но чего ради? Наставница лгала мне, обещала раскрыть все тайны… и сегодня раскрыла. Что их нет. Что я сотни лет буду влачить бесцельное существование и не получу ни единого ответа. Абель не знал, что ответить. Не знал даже, что думать. Мальчишка схватил его за плечи и уставился с мольбой в единственном чёрном глазу, и что-то внутри Абеля сжалось. – Прошу тебя, единственный человек в мире, которому я верю… И тут лабиринт расступился, даровав встречу, которой Абель уже почти не ждал. Кинжал сам лёг ему в ладонь. Сестра – то, что когда-то ей было – ощерилась полной пастью игольно-острых зубов. Гневно взмахнула хвостом – в воздух взлетели травинки, будто скошенные, и так отчаянно неуместно запахло летом. Абель крепче сжал рукоять краденого клинка. Не потому что собирался им воспользоваться, о нет, просто… просто слишком ярко светил её огонь, то во лбу, то на шее, то на кончике хвоста; просто слишком гулко билось сердце, не в такт с его собственным, значит – чужое. Она настигла его в два прыжка. Мир завалился на сторону и зазвенел в ушах; Абель не был ни воином, ни охотником, и никакой волшебный кинжал не мог этого изменить. Был ли толк в длившейся вечность погоне, если чудовищу достаточно одного удара, чтобы покончить с преследователем? Время загустело, завязло, как мёд, и Абель не знал, Сад ли Прошлого играет с ним злую шутку или его собственная голова. Он видел своё отражение в лишённых человечности синих глазах, он чувствовал тяжесть острого колена на своей груди, камни, впившиеся в спину и запястья, и то, как медленно жало хвоста взрезает кожу на его шее. Звёзды собрались вокруг пьяными зеваками на площадной казни. Они светили и смеялись, и огонёк под кожей его скорой убийцы тоже беззвучно смеялся, смеялся… – Эври, стой! – Откуда мальчишка знает её имя? Время в Саду Прошлого вновь завернулось узлом, и Абель сам рассказал ему, но позже? Значит, он выживет? Пожалуйста, пожалуйста, пусть это будет так. – Он не причинит тебе вреда! Что?! Разумеется, он, Абель, не навредит ей, он не хотел этого никогда, а сейчас и вовсе не сможет! – Громкие слова о человеке, который смотрел на меня жадными волчьими глазами и смотрит до сих пор. – Голос чудовища-Эври оказался совсем низким и холодным, но не это поразило Абеля. Разве она может говорить? – Не ты делил с ним кров последние шесть лун. Не ты видел, как он неотвратимо меняется, как он точит ножи на закате, не ты просыпался по ночам, чтобы увидеть занесённое над тобой лезвие. …Так это были не сны. – Видит Вседержитель, я не желала брату зла, и звезду я похитила ради него – не зная, конечно, о правиле, что ты мне поведал. Но он слишком далеко ушёл. Это уже не мой брат. – Я знаю его голод, – тихо сказал мальчишка, положив руку на плечо Эври. – Я не был собой, пока не вырезал сердце своего первого чудовища, и он тоже. Но его первым чудовищем будешь не ты. Клянусь. Давно уже не мальчишка, конечно. Ошалевшему от падения, от страха, от внезапного спасения Абелю он показался вдруг почти богом. Мгновение тягостного молчания – и Эври выпустила Абеля из мёртвой хватки. Окинула подозрительным взглядом. – Я всю библиотеку перерыла, когда он стал меняться, и вычитала о таких, как вы – что, мол, без двух сердец и двух звёзд вам не жить. Пыталась объяснить ему… тебе, Абель, но ты меня не слышал. До сих пор не слышишь. Я не знала о правиле крови, не знала, что звезда проклянёт меня за дерзость. Схватила её, пока она спала в ветвях старой сосны на краю города, думала отдать тебе, но звезда пробурила мою кожу и преобразила меня. К Гремори обратиться я осмелилась, только когда отчаялась и искала себе защиты… от тебя. Абель боялся пошевелиться. Боялся, что Эври нападёт снова, но больше – что он сам на неё набросится. Эври выдохнула и прикрыла глаза. – Если ты и правда всё ещё мой брат, и тебя можно вернуть – я отдаю тебе свою звезду вместе с моей кровью. Но только кинжал будет держать он, – сощурилась Эври, – и его клятва остаётся в силе. Моё сердце ты не получишь. Абель кивнул, одеревенело поднимаясь на ноги. – Я немного пьян, – предупредил мальчишка… Гремори. Его имя Гремори. – Тебе я всё равно верю больше. Значит, они когда-то успели друг друга узнать. Об этом он расспросит Эври позже – если она станет с ним говорить. Гремори поднял отлетевший в сторону кинжал. Свет звезды прекратил метаться и застыл на чешуйчатом плече Эври. Один небольшой, но глубокий надрез – и окровавленный зелёный огонёк осторожно высунулся наружу… – Лови! Абель успел поймать тёплую от крови звезду, пока она не улетела в небо к товарищам, а дальше – что было дальше, он бы не вспомнил. Наверно, он вырвал кинжал из рук Гремори, наверно, он вырезал собственный глаз, наверно, это было неловко и больно, потому что позже, много позже, он увидел в зеркале сеть свежих шрамов на брови и скуле. Когда он снова мог смотреть на мир, мир двоился – часть его Абель видел глазом, а часть видела звезда. – Спасибо тебе, Эври. Не за звезду даже, а… ты дала мне второй шанс, хотя не была должна. Всё это время я думал, что чудовищем становишься ты, а не я. – Ну хоть признал, – Эври криво усмехнулась клыкастым ртом. Рана на плече успела затянуться. – Вот и всё, ваше время пришло, – хрипло произнёс Гремори. – Сад вернёт вас в тот час, откуда вы явились. Вокруг рук и ног Абеля обвивались ветви терновника, будто лозы. – Ты знаешь, где найти сердце. Сразу два, и вторую звезду тоже. Абель отчаянно замотал головой. Нет, после всего, что случилось, как он может… – Поклянись мне. Поклянись, что этим самым кинжалом разрежешь мою грудь и закончишь моё существование. Меня никто не сможет убить, кроме тебя, даже я сам. И ты – найди себе преемника, когда всё надоест. – Погоди… – До встречи. Помни, что я тебя не узнаю сразу. Убей до того, как это произойдёт. Пожалуйста. Губы Гремори вдруг коснулись уголка его рта – коротко и стыдливо. – Надо же, не вижу твоего лица, а угадал. А мог попасть в нос или ухо… Горький смешок был последним, что услышал Абель. И даже когда время прекратило бешеную скачку и выбросило его в беззвёздную ночь, он не нашёлся, что ответить. *** Гремори стоял всё так же, устало прислонившись к стене, и ждал. Сколько лет прошло для него с их последней встречи – двадцать? Двести? Он не пошевелился, когда кинжал разрезал ткань его рубашки, потом кожу, потом плоть. Легко выдохнул, когда одно из его чёрных сердец нащупала рука и вынула – мягко и плавно, будто оно лежало в груди, как в шкатулке, а не приросло к мясу и жилам. И вздрогнул, когда на его место легло другое, скользкое, холодное, едва бьющееся – и через три удара прижилось, как родное, понеслось вскачь, а плоть и кожа вновь сошлись, мгновенно зарубцевавшись. – Почему? – просипел он, вглядываясь в Абеля неверящим взглядом звёзд, заменивших ему глаза. – Там пара-тройка сердец уцелели в твоей лаборатории после того, как я её разнёс, – пояснил Абель. – Ты же сам говорил, что с кровью нужно добыть только первое сердце, остальные как получится. Так что убивать тебя не было смысла. – А смысл мне жить дальше? Что ты наделал? Зачем?! Как не бывало отрешённости, ну надо же. Абель улыбнулся. – Так и есть, не узнаёшь меня. Давай я тебе напомню. Гремори был тёплым, а биение его сердец больше не будило в Абеле прежний голод. Разве что немного – совсем другой, тот, о котором поют песни и слагают баллады. Абель обнял его и ткнулся губами в его губы – так же легко и неловко, как Гремори тогда, на прощание. И радостно прошептал на ухо: – Не вижу твоего лица, а угадал. И почувствовал – по недоуменному вздоху, по тому, как вдруг расслабилось тело в его объятиях, – что Гремори вспомнил. – Я в каждом затронутом звёздами видел тебя, но перестал надеяться уже давно. – Ты и тогда спросил, зачем тебе жить. А я тебе скажу, зачем – затем же, зачем и все люди. У счетовода нет великой цели, у портного, у алхимика. Что ж с того, что у владыки звёзд и терновника нет великой цели? У владык. У нас. – Тогда… что ты собираешься делать? – Вживить себе второе сердце из твоей коллекции, а то моему старому человечьему уже как-то неуютно рядом с твоим. Посмотреть, приживётся ли это человечье сердце в колбе со слизью, оно мне дорого как память. Починить твою чудо-машину, уж не знаю, для чего она была, но зря я её поломал. Поймать вторую звезду. Поцеловать тебя ещё раз – а, впрочем, это можно сделать и сейчас. – А потом? – спросил Гремори, когда они смогли оторваться друг от друга. Абель пожал плечами. – Убивать чудовищ, тех, которые это заслуживают. Помириться с Эври, извиниться перед ней как следует, надеюсь, она не сбежала насовсем. Обыскать дом и окрестности, вдруг где-то есть тайник с книгами твоих предшественников. Если хочешь, можем начистить наглые морды звёздам за то, что не хотят ничего объяснять. Можем отправиться в путешествие по всему свету в поисках легенд о нас. Но это если тебе так нужны знания. Можем послать всё к дьяволу, потому что мы бессмертны и сильны, и звёзды требуют с нас не так уж много. – То есть жить просто ради жизни? – Для чего же ещё жить человеку? Гремори рассмеялся, тихо и счастливо, и Абель уткнулся лицом в его волосы. *** Говорят, в беззвёздные ночи можно увидеть на дороге терновую кибитку. Тянут её кони о шести ногах, в копытах их сталь, а в гривах – луна. Правят кибиткой двое возниц да едут куда глаза глядят, вот только нет у них глаз, лишь зелёные болотные огни. Рыскает вокруг дева бледная да страшная, под юбкой хвост, на хвосте серп, а вдоль спины будто бы частокол торчит. А к чему это, увидеть коней да возниц да деву, дурной знак али хороший – того нам знать не дано.