Резкие тени
Всего несколько минут каждый день город проводил в темноте. Когда солнце покидало улицы, с чердаков бессонных домов вылетали тысячи светляков, высвобождая накопленную за день энергию. Они садились на стены и крыши, ставшие бесполезными уличные фонари, на окна и перила балконов, на печные трубы и волшебные приемники. Впрочем, приемники были выставлены специально для них: целый день светляки, прячась в подвалах и на чердаках, накапливали магический свет, который по ночам отдавали городу – и любой желающий мог воспользоваться их щедростью, зарядив всю домашнюю утварь на несколько месяцев вперед. Крупные торговцы скупали целые кварталы, чтобы занять их громадными аккумуляторами, поскольку в других городах, где не было такой насекомой роскоши, волшебство стоило денег.
Элдлонг Круст просыпался как раз в эти минуты, когда город погружался в прохладную недолгую темноту. Синтезатор, в котором он работал, занимался расчетом моделей архитектурного развития города. Каждое утро он ложился в небольшой капсюль и засыпал, отдавая своё сознание в распоряжение Ректората. Элдлонг весьма смутно помнил, что именно ему снилось, но прогулки по городу регулярно вызывали в сознании ощущение, будто эти дома мелькали в дневных видениях. Незначительные изменения часто происходили той же ночью, как только Синтезатор набирал достаточно энергии от светляков. На новые постройки иногда уходили недели, а то и месяцы.
Эл стоял в коридоре и смотрел в темное окно, пока на стене соседнего Синтезатора не появился первый светляк. Он сел прямо посреди стены, сложил крылья и затих. Эл застегнул куртку, открыл дверь и вышел на улицу. К этому моменту район был полностью освещен вылезшими из своих укрытий жуками. После долгого сна архитектору хотелось гулять до самого утра, пока не начнется следующий рабочий сон. С тем же желанием из соседних Синтезаторов и Анализаторов выходили люди, размышляя о том, как провести свободные часы.
Со стороны Анализатора Статистики послышался звон колокольчика, и вскоре из-за угла выехала телега с торговцем. Перед ней мельтешила ногами иллюзорная лошадь, дешевый волшебный мираж, который должен был напоминать о романтике темных ночей. Настроена лошадь была ужасно, её ноги двигались куда медленнее, чем ехала сама повозка, так что фантом выглядел крайне неестественно. По бокам телеги висели плоские стеклянные улавливатели, которые собирали энергию для вращения колес. Эл помахал торговцу рукой.
– Не знаете, чем заняться ночью? У меня полный кузов развлечений на самый взыскательный вкус!
– Брось, Твист, свои рекламные фразочки, я у тебя каждую неделю что-то покупаю.
– Но сегодня вам особенно повезло... В смысле, это, ну... Короче, у меня есть новые амбрисы. На той неделе появились, удивительная штука!
– Что нового может быть в амбрисе? За последние инновации трех человек повесили, если я правильно помню.
– Он открывает просто невероятный...
– Короче, Твист!
– Можно менять свою тень перед уплощением.
– Как менять?
– Да как угодно. Можешь шляпу какую-нибудь смешную приделать, можешь ноги подлиннее вытянуть, можешь кулаки себе потолще надуть.
Особого смысла в таких метаморфозах Элдлонг не видел, но амбрисом он не пользовался почти полгода, поэтому решил поддаться на рекламу и купил себе скромную черную коробочку с белой гравировкой в форме стоящего мужчины.
Первые амбрисы появились много лет назад, еще когда светляки обитали лишь на окраинах города. Один волшебник заметил, что тень, которую рождала люминесценция насекомых, несла в себе отпечаток ауры своего владельца, и чем ярче сверкали светляки, тем рельефнее становилась тень. Несколько лет он потратил на эксперименты, наконец получив жука, который не просто создавал особо глубокие тени, но будто впечатывал человека в темное пятно. Дальше волшебнику хватило лишь усилия воли, чтобы полностью избавиться от своего тела и влиться в тень.
Опасностей такое существование несло куда больше, чем давало преимуществ. Стоило покинуть места обитания светляков, наполненные их магическим светом, или попасть в помещения, куда он не проникал, как тень терялась в темноте вместе со своим хозяином. Так пропал и первооткрыватель амбриса – дойдя до центра города, растворился в обычных городских тенях. Вернуть материальную форму в желаемом месте тоже до определенного момента не удавалось. Шанс оказаться в своем теле давало только утро, когда восходящее солнце постепенно очищало дома от светляков, при первых лучах возвращавшихся в свои дневные обиталища. Вот только материализация происходила ровно там, где до этого исчезало тело, что исключало различные интересные возможности для преступников.
Тень была бесплотной плоской формой, которая не затрагивала реальные вещи, она не могла жить за пределами волшебного света, не позволяла проникать в закрытые помещения и шпионить за теми, кто прятался во мраке – ведь мрак был намного сильнее.
***
Эл открыл крышку купленной коробки и посмотрел на толстого жука, который находился внутри пухлого фонаря. Светляк создавал на стене четкий глубокий силуэт, наполненный едва различимым бурлением. Контур слегка вибрировал, выражая возбуждение. Под фонариком находился кусок белой ткани, которую, по словам уличного торговца, следовало развесить на стене напротив самого амбриса.
Полотно теплело магическим зарядом и липло сначала к рукам, потом к стене. Контур тела теперь выглядел более четким, он ощутимо контрастировал с белизной материала. Эл протянул руку, дотронулся до стены и начал дорисовывать себе ковбойскую шляпу. Большая часть работы совершалась в голове, но прикосновения рук завершали превращение. Тень стала выглядеть, словно её хозяином был ковбой: сапоги со шпорами, шляпа, пояс с револьвером. Эл посмеялся над получившимся черно-белым рисунком, закрыл глаза и мысленно окунулся внутрь.
Через минуту он представил себе, как открывает глаза, хотя никаких органов чувств на тени не осталось. В этот момент Эл снова осознал, почему амбрис стал так популярен среди ночных жителей, не принося никакой практической пользы. Обременение телом сменила потрясающая легкость, все чувства полностью реформировались. Больше не было звуков, однако волнения воздуха отлично ощущались и интерпретировались, так что становилось понятно, как именно слышится окружающий мир. Хотя зрение давало представление только в двух цветах, от черного до белого, множество оттенков было столь велико, что определение истинного цвета не составило бы большого труда. Теперь мир вокруг воспринимался совсем иначе, голова успевала превратить все ощущения в типичные чувства, которые вполне можно было бы описать привычными словами.
Перемещение было плавным и ровным, пока новое плоское тело не достигало края поверхности. Тогда тень за мгновение перемещалась в другое место со скоростью, рождавшей легкое помутнение. В первые часы прогулки Эл наслаждался этой каруселью, прыгая с одной стены на другую. Бояться в городе было нечего: светляки давно залепили каждый переулок, так что залететь в опасную темноту становилось практически невозможно.
Прогулка по стенам доставляла немалое удовольствие. Так не чувствовали себя даже птицы, которые все равно ощущали потоки воздуха и части собственного тела. У тени не было ни веса, ни плотности. Происходило не движение, а перемещение, почти незаметное, ощутимое лишь потому, что менялось положение относительно окружающего мира. Наверное, тень могла бы двигаться куда быстрее, но содержание в ней человеческой сущности накладывало свои ограничения.
Эл ходил по улицам, осматривая дома, выискивая среди воспоминаний о своих снах следы архитектурных изменений. Кое-что действительно казалось знакомым, хотя сам город за последние несколько месяцев изменился почти полностью. Кроме Элдлонга в Синтезаторе работали и другие архитекторы, работу которых контролировал Ректор. По ночам он, бодрствуя, просматривал плоды бессознательного творчества своих подчиненных и решал, какие модификации претерпит город в ближайшее время.
Иногда Эл замечал другие тени, спешившие к центру города. В очертаниях человеческих фигур издалека ощущалось вибрирующее волнение жизни. За ними следовал шлейф небольших комкообразных мыслей. Общение между тенями происходило без посредства воздуха, достаточно было взять одно из ощущений или соображений и отправить его в сторону собеседника. Иногда обломки мыслительных процессов пролетали мимо и застывали на свободе, медленно истаивая. Их можно было притягивать к себе, прикасаясь к чьей-то совершенно чужой жизни. Иногда мысли выпрыгивали сами, но для этого человек должен был окончательно потерять контроль.
Осмотрев старые районы, привыкнув к ощущениям бестелесного движения, Эл вслед за другими гуляками отправился в центр города. Как и тень Эла, производные других ночных горожан выглядели немного неестественно: выше, осанистей, в вычурных костюмах. Новые амбрисы быстро разошлись по городу, так что почти все тени несли на себе отпечаток неумелой, но искренне увлеченной ретуши. Иногда попадались весьма диковинные тени, почти уже не напоминавшие человеческие – с квадратными головами, руками до земли, колесами вместо ног.
Центром ночных развлечений служил Проходимый Лабиринт, построенный в прошлом году памятник, состоявший из множества стен, которые могли бы формировать запутанную головоломку для вошедшего, ни будь в них столько намеренных проходов. Выйти из него было так же просто, как войти. Однако нагромождение бетонных поверхностей позволяло теням собираться большими группами, чтобы танцевать и обмениться сумбурными мыслями. Над лабиринтом висела большая шарманка, звуки которой могли показаться стороннему слушателю резкими и неприятными, однако тени ощущали нескладную музыку совершенно иначе, увлеченно следуя за ней рваными движениями.
В пространстве вокруг танцующих теней висели плотные облака сплетающихся неясных мыслей, среди которых можно было уловить лишь общее настроение иступленного упоения. Эл тоже расположился на одной из стен, стремясь уловить такт движений танцующих. Он быстро вошел в волну, выбросив ненужные мысли и фразы из головы. Они какое-то время висели в пространстве, но недолго, поскольку довлеющее настроение экстаза разрушило их четкую структуру.
Эл остановился, оставив вокруг себя несколько жестких воспоминаний. И форма тени, и танец, и музыка напоминали ему о сне, в котором, как любой работник Синтезатора, он проводил почти треть своей жизни. Без тела, без мыслей, без четких очертаний вокруг, Элдлонг начал терять ощущение реальности. Его новые чувства железом повисли в киселе общих эмоций, окончательно выдернув Эла из ритма дискотеки. Он покинул Лабиринт, осмотрелся и подошел к женскому силуэту с тонкой сигаретой в руках. Достав рукой до края её тени, Эл начал приватный диалог.
Зачем тебе сигарета? (Девушка мысленно улыбнулась, поднесла сигарету к губам и выпустила струю дыма, содержавшего ответ.) Красиво и совсем не вредно. Удовольствие какое-то есть? Нет, а разве от настоящих сигарет есть? (С началом разговора тень слегка оживилась, потеряв спокойное состояние скуки.) Ну, может тебя успокаивает. Я и так до ужаса спокойна. Тебя твой ковбойский костюм успокаивает? Просто первое, что в голову пришло – либо ковбой, либо мафиози. Не танцуешь? Нет, там можно обжечь кого-нибудь сигаретой. Разве что острыми дымными мыслями. И это тоже, особенно серьезные мысли сбивают с ритма. Что ты тогда тут делаешь? Смотрю, курю. Ты тоже вроде не потанцевать пришел. Я потанцевал уже, решил поговорить. А я жду утра, когда солнце взойдет, меня выкинет обратно в тело, это такое ощущение – особенно когда далеко живешь. Ты далеко живешь? Да, в пригороде, там новые дома рядом с конюшнями. Прилично лететь, я-то рядом с работой обитаю, около Архитектурного Синтезатора. Архитектор? Посмотри ночью мой дом, сделай комнаты побольше, а? (Эл выпустил наружу облачко улыбки.) Хорошо, если они мне приснятся, я сделаю из твоего дома замок. Нет, замок я не хочу, лучше сделай его шоколадным. Но он растает быстро, или жуки скушают. Пусть тает, я бы поплавала в шоколаде. Я Эл, кстати. Я Варта.
Даже увлеченный разговором, Эл начал замечать нарастающий контраст в окружающем пространстве. Из Лабиринта вылетали острые негативные ощущения, обстановка приобрела оттенок непонимания и жути. Несколько теней быстро выбежали наружу, еще одна вылетела, словно после сильного удара. Следом за ними тянулись острые струи воспоминаний, судя по которым в Лабиринте происходила драка между бесплотными участниками, некоторые из которых пришли с оружием.
Вскоре плотность ощущений достигла той стадии, когда любая тень могла чувствовать все происходящее в лабиринте сквозь его стены. Внутри действительно происходила драка, в которой участвовало несколько совершенно черных, непроницаемых теней. Они вели бой, раскидывая окружающих в разные стороны. Вокруг жертв была хорошо ощутима аура, комбинировавшая дрожь и удовольствие. Удары приводили тени в трепет, они мерцали, разлетались в разные стороны. Упавшие вставали, пытались принять в сражении более активное участие, но не могли даже всколыхнуть твердые грубые почти объемные тени нападавших.
Из лабиринта, слегка пошатываясь, вышла почти прозрачная тень молодого человека и распласталась на той же стене, где только что обменивались мыслями Эл и Варта. Он наклонился, уперев руки в колени, и пытался сосредоточить свой расплывавшийся бледный след. Элдлонг отправил в его сторону волну недоумения, быстро получив скомканный насыщенный ответ. Несколько человек использовали в амбрисе не жука, а волшебный свет из Аккумулятора Стивена Голда. Кажется, одним был сын самого торговца, Андриан Голд. От такого потока света тени получались невероятно плотными, совершенно живыми, почти полностью поглощая материальную сущность хозяина. Более того, так они могут взаимодействовать с другими тенями не только мысленно.
Сильный удар приносил обычным теням странное тошнотворное удовольствие, которое можно было сравнить с резким притоком адреналина, если бы гормоны вообще существовали в нематериальном мире. Драка быстро превратилась в аттракцион, ради которого бывшие жертвы напрыгивали на друзей Андриана, получая новые удары.
Поток мыслей неожиданно резко сместился в сторону лабиринта, где вместо ощущения страха и возбуждения образовался комок отсутствия эмоций, полной чувственной пустоты, к которому потянулись все окружавшие потоки. Эл с ужасом взглянул на растерянных людей в лабиринте и понял: одна из теней исчезла, погибла, от неё не осталось ничего – ни темных очертаний, ни живой дрожи, ни окружавших облаков сознания.
Виновники драки обнажали тонкие ленты испуга, они побросали оружие и побежали в разные стороны. К тому моменту солнце только начинало освещать улицы, светляки понемногу расправляли крылья, а тени расплывались и слетали с занятых поверхностей, каждая туда, где стоял создавший её амбрис. Когда последнее насекомое скрылось от солнечного света, в городе осталось всего несколько нетипичных теней – тех, что недавно раскидывали ночных горожан выдуманным оружием.
Эл успел обменяться с Вартой последними лучами волнения, в одно мгновение потерявшись посреди головокружения материализации. Вернувшись в себя, он с трудом подошел к кровати и рухнул на покрывало. Тело было очень тяжелым, зрение и слух злыми и непривычными, ощущение свободы и легкости пропало окончательно. Надо было быстрее перетаскивать свой грузный организм в Синтезатор, переставляя такие массивные ноги, державшие реальное тело.
***
– Круст, твою мать, проснись уже! – Ректор, устав трясти спавшего, с размаху влепил ему пощечину. – Какого черта ты натворил, истеричная скотина?!
В сонном сознании Элдлонга мельтешили остатки ночного кошмара, хотя точное его содержание восстановить было уже невозможно.
– Я ведь тебя предупреждал, я ведь в договоре даже написал, я табличку на входе в Усыпальницу повесил: «НЕ РАБОТАТЬ В ВОЗБУЖДЕННОМ СОСТОЯНИИ». Не мог купить настойку какую-нибудь, успокоиться? Немедленно, черт тебя дери, иди домой и поспи там спокойно. Скушай Леший Стебель, выпей чего-нибудь. Отработаешь в выходной.
– Я что-то натворил, да? Вроде кошмар какой-то приснился.
– Мало сказать – натворил! Я не знаю, что за кошмар тебе снился, но за час ты потратил весь световой заряд Синтезатора, а потом еще умудрился украсть половину энергии из какого-то частного Аккумулятора, сделав из него, ты подумай только, памятник лапте…
– Памятник лапте?
– Да, черт подери, самый настоящий памятник лапте. Хорошо, что закончить не успел. Я смотрел через Провизор, там два парня стоят – один с палкой, мячик отбивать, а второй только наполовину получился. Ты не успел, видно, вторую половину доделать, у него верхняя часть туловища словно испаряется в воздух, нет ничего.
Рул, кажется, успокоился и даже улыбался. Он часто устраивал небольшие диверсии в городской архитектуре, но замечал их мало кто, только поэтому Ректор не менялся долгие годы. Это масштабный бунт доставлял ему видимое удовольствие. По крайней мере, в Провизор Рул посмотрел до того, как пошел будить своего погруженного в кошмар работника.
На улице было светло и солнечно. Эл подошел к информационному шару, положил на него руку и закрыл глаза. Гильдия Волшебников сообщала о том, что ночью несколько человек таинственным образом погибли, находясь в теневом состоянии. Один растворился перед восходом рядом с Лабиринтом в центре города, еще пятеро, по словам очевидцев, сумели задержаться в форме тени на несколько часов после исчезновения светляков. В конечном итоге даже их чрезмерный магический заряд кончился, но возвратиться в материальную форму они не смогли. Отдел Расследований собирал информацию о происшествии. По предварительной версии, дело было в нестандартных амбрисах, конструкция которых отличалась от рекомендованной Советом по Магическим Приборам, из-за чего последствия их применения были непредсказуемы.
Эл вызвал извозчика к Синтезатору. Из-за поворота выехала телега торговца, хозяин которой выключил свою мнимую лошадь, чтобы не тратить лишнюю энергию.
– Сэр, представляете, что вчера творилось в центре города! Говорят, там была заварушка, несколько человек погибли, а все потому что кто-то изобрел заклинание, убивающее теней…
– Да, я только что читал. Слушай, у тебя есть цветы?
– Конечно, у меня есть портативная клумба! За несколько секунд на ней можно вырастить хоть пальму, если будет угодно.
– Хорошо, тогда вырасти мне хороший букет фиалок, пока сюда не приехала моя повозка.
– Свидание, сэр?
– Захотелось чего-то реального.
Эл сел в повозку с букетом свежих разноцветных фиалок и поехал на окраину города, искренне надеясь, что в кошмаре ему успели привидеться расширяющиеся комнаты одного жилого дома рядом с конюшнями.
