Тхари
..И солнца лучи сокрыты от взора, не ясен уж день, - восходит луна,
Серые Тхари блуждают по миру, в страх всех ввергая, и тень наводя.
Дварлокк крылами простор рассекает и грозной стрелой пикирует вниз,
Грязными лапами деву хватает, - пронзает тишь ночи ужаса крик!
В Мёртвые Скалы несёт он добычу, чрез Пустошь Цвимбалльскую, через моря,
Там Тхари терзают деву младую, жизнь выпивая и плоть потроша.
Уж то не одна безвинная дева сгинула жертвой, пропав навсегда,
Глумливые Тхари неумолимы, - плачет навзрыд Тель-Фигора земля.
/отрывок из тель-фигорской былины “Песнь о Тхари”/
…Дикий ритм отбивался в висках. Бешеная скорость владела сознаньем, холодные потоки воздуха врезались в моё обветренное лицо. Каждый мускул тела был напряжён, каждый мускул ощущал напряжение дикого зверя, почуявшего свободу. Я будто слился со своим скакуном в единое существо - энергичное, жаждущее, свирепо рвущееся вперед!..
“Тысячи Тхари!.. Только бы успеть,” - гулко стучало в моей голове. Стиснув зубы, обливаясь потом, до рези в глазах всматриваясь вперёд, я нещадно хлестал гнедую. Ещё никогда во мне не вздымалось столь неистовой волной негодование. До последнего надеялся, что отец передумает и всё же позовёт со всеми. А Ронус?! Как он мог уйти без меня?! Как мог!..
В ноздри ударил солёный морской воздух, хотя набережная ещё не открылась.
Песчаная тропа сменилась каменистой, разлетаясь звучным цоканьем под лошадиными копытами; вместо скудных бурьянов по бокам всё чаще играла зелень - я въехал на брестольскую дорогу. Осталось совсем немного! Ещё яростней пришпорил Твийю, - я не мог допустить, чтобы корабль отплыл без меня! Нутром чуял - не должны идти на Дварлокка без меня. Не одолеть им. Так было во сне. Я привык верить снам. Тем снам, которые чудодеет Омана.
…Когда Твийя вынесла меня на набережную, сердце моё оборвалось - “Т’Ибриус” уже снялся с якоря. До слуха доносились отрывистые команды:
- Отдать швартовы! - Есть отдать швартовы. - Поднять паруса! - Есть поднять паруса!
Грузное туловище сверкающего белизной гиганта, развернувшись кормой к берегу, постепенно набирало ход.
Не помня себя, я спрыгнул с лошади, бросив её без привязи. Не глядя ни на кого, кинулся к пристани.
- Нееет! Ронус!!! - разрезал пространство мой исступлённый ор.
- У-уф, как коняку-то загнал, - буркнул рядом кто-то.
Бросив испепеляющий взгляд в сторону лохматого существа, издавшего звук, я тут же позабыл о нём. Мой взор метнулся вдоль причала, рассчитывая обнаружить хоть какое завалящее судёнышко. Но гавань была пуста.
Лохмач снова прошамкал что-то, но я не слышал его. Скинув с ног сапоги, не раздумывая, прыгнул в воду.
Тело вытянулось тугой струной и с шумным плеском вошло в морскую твердь. Ледяная вода обожгла, оглушила, накрыла с головой. Тут же мощным толчком выпихнула наружу. Отплёвываясь и хватая ртом воздух, я тряхнул головой, пытаясь найти взглядом корабль. Зацепив его, наконец, и стараясь не выпустить из поля зрения, изо всей мочи ринулся к нему вплавь, разгребая воду точными большими гребками. Знал, что доплыву. По-другому и быть не могло! Сейчас увидят, спустят шлюпку.
Я плыл, но корабль не приближался. Напротив - со стремительной неизбежностью уходил всё дальше и дальше.
- Но почему?! - почти взревел я, - неужто не видят?! Рьяная злость раздирала изнутри, заставляя упорней плыть вперёд. Однако “ Т’Ибриус” был слишком быстр. Я… - был человек.
Остановившись, вглядывался вдаль, но яркие, бьющие в глаза косые лучи, преломляясь сквозь застрявшие в ресницах брызги, мешали увидеть корабль, если он был ещё там…
- Отееец!!! Ронус! - ещё раз крикнул в небо, глотая режущую горло обиду вместе с солёной водой.
Но ответом мне были лишь далёкие крики чаек, да тихий шелест равнодушных волн, захлёстывающих воду в уши.
Обернувшись к пристани, я обвёл взглядом серые каменистые строения Брестоля, безучастно взирающие на меня с набережной. Мелкими мурашками виднелись редкие прохожие. Наверное, с берега я казался им таким ничтожным и жалким! Жгучая досада от того, что “Т’Ибриус” всё же ушёл, глодала меня, но ещё нестерпимей была мысль о возвращении. Как мог я вернуться вот так.. - на потеху праздно слоняющихся оборванцев?!.
С трудом далось решение возвращаться, - но выбора не было. Проглотив саднящий комок, я нехотя поплыл к берегу.
Как побитая собака, уставший и злой, я выбрался на сушу. Мокрая одежда противно липла к телу, повиснув тяжёлыми мешками. Беспокойный бриз хлопал по мне своими плоскими крыльями, пробивая в теле дрожь. Только сейчас, стягивая с себя рубаху, ощутил, как сильно продрог.
Подбирая с земли сапоги, украдкой скользнул взглядом по пристани, опасаясь насмешников. Невдалеке обнаружил поджидающую меня Твийю, возле которой хлопотал всё тот же патлатый карлик в бесформенных лохмотьях. Он бережно натирал мою взмыленную кобылу тряпкой, смоченной в широком чане с водой, угощал яблоком. Почему-то закралось ощущение, что сквозь длинные космы, скрывающие лицо существа, всё же проглядывает насмешливая ухмылка. Благо кроме лохмача меня, похоже, никто не замечал. Портовый городишко жил своей жизнью: молоденькие матросики с грохотом катили непомерно огромные деревянные бочки к прибрежной таверне, распространяющей на весь причал аппетитные ароматы; мимо проехала, стуча колёсами по мостовой, гружёная толстыми тюками повозка, накренившись на один бок; возничий грубо прикрикнул на влюблённую парочку, чуть не угодившую под копыта его клячи, а те, едва увернувшись, вновь замкнулись друг в друге, позабыв об окружающем мире; чумазые мальчуганы, галдя и заливисто смеясь, соревновались, кто дальше запустит камень лягушкой по воде.
А я одиноко стоял у причала, брошенный и растерянный, не зная куда податься. Ждать у моря погоды не было никакого резона - нагнать “Т’Ибриус” не представлялось возможным; оставалось одно - ехать обратно в Ардалион. Ни с чем…
Рассветные лучи осеняли высокий небосклон янтарно-огненным заревом, поджигающим на горизонте облака. Бросив последний взгляд на море, мерно колышущееся в солнечных бликах, я с тяжким сердцем подошёл к лошади.
Во рту всё ещё оставался иссушающий привкус морской воды, а на душе - осадок. Я понимал, что, в отсутствии отца и старшего брата, на мне, как на сыне Держателя, лежит ответственность за Ардалион, понимал, что дома ждёт мать, что она на сносях, и все ожидают моей поддержки. Но разве не будет лучшей помощью всем - избавить наши земли от нависшей угрозы злобных Тхари?!
Приняв поводья, кивком головы поблагодарил космача, кинув привычное:
- Там у седла - кошель. Возьми, сколько нужно.
Тот ворчливо пробубнил что-то в ответ, поглаживая гнедую по её лоснящейся шее.
Быть может, стоит ещё раз поговорить с Оманой? Ведь не ошиблась же? Ведь должен быть путь! Ясно ж явила, что сойтись с Дварлокком надобно мне! Почему ушли?!!
- Йох, двархово племя Тхари! - ругнулся в сердцах, вскакивая в седло.
- Не говори так о Тхари, - донёсся строгий упрёк, заставив меня вновь остановить взгляд на нелепом лохмаче.
- Как ещё я должен о них говорить?! - вспылил я. Моему возмущению не было предела! - Я буду отзываться об этих бестиях так, как они того заслужили! Или это не для их ненасытных утроб Дварлокк таскает ни в чём не повинных детей?! - с надрывом воскликнул я, едва сдерживая желание огреть наглеца хлыстом.
Карлик пытался что-то возразить, но я не слушал его.
- Знай, близок уже тот час, когда Дварлокк будет повержен! А с его гибелью голодной смертью падут и Тхари, - возгласил я, высоко вскинув подбородок. Моя ладонь уверенно легла на рукоятку меча, прикреплённого к седлу.
- Бастард-то хороший у тебя, годный, - одобрительно молвил карлик, поведя по нему взглядом.
- Ардалионский сплав. Лучшая сталь, - с гордостью произнёс я, осязая кожей фактурность затейливой вязи пляшущих арабесок. - Его ковал сам Ойер из гномьих пещер, да заговаривал знаменитый Морлан.
- Отож, - крякнул малый. - Только Дварлокка не убить.
- Почём знаешь? – внутри похолодело. - На нём живучие чары?
- К-хе, о том мне не ведомо. Слыхал только от Того-кто-Знает, что не убить. И всего-то, - космач вновь спрятал свой прозорливый взгляд.
- Постой-ка! - я соскочил с Твийи на землю, ухватившись за карлика. - И ты можешь указать, где искать Того-кто-Знает? - пылко вопросил я, не сводя с существа пытливых глаз.
- Обитатель он Чёрных Болот. Там и искать надобно, - изрёк лохмач.
- Почему говоришь об этом мне? - в душу внезапно закралось сомнение - до сих пор никто не сказывал, где можно отыскать Того-кто-Знает. Сие не ведомо было даже Омане. А уж о Чёрных Болотах ходила и вовсе дурная слава. Сказания гласили, что блуждающие они, болота эти, - редко кто оттуда возвращался, да всё больше помалкивал.
- Ты спрашиваешь, - ответил он.
…Ехать пришлось долго. Твийя шла подо мною медленно, заплетая шаг, словно увязая в киселе. Видно, и в самом деле загнал её, бедную.
По обе стороны дороги на необозримую даль раскинулись пастбища. Густо пахло скошенным сеном и полевыми цветами.
Спешившись, я расседлал Твийю, решив сделать привал. Усевшись на траву, развернул котомку, собранную наспех матерью. В воздухе повеяло дразнящим запахом ржаного хлеба. Только сейчас осознал, как сильно проголодался. Я отломил от краюхи ломоть, с наслаждением вгрызаясь в его пряную и чуть кисловатую мякоть. Запрокинув голову, хватал жадными глотками из фляги воду, ненароком хлынувшую по подбородку, стекшую по шее, студеной струёй забежавшую за ворот рубахи, да скатившуюся по спине.
Насытив свой тощий желудок, я опрокинулся навзничь, позволяя былинкам щекотать лицо, и подумал, что жизнь-то ведь хорошаа!..
Бестелесные стрекозы-символы обозначили собой глубину лазурного пространства. Зажмурившись, ловил круглые кусочки-лучики бесконечного солнца. А стрекозы продолжали трепетать своими прозрачными крылышками, тормозя полёт времени. Юрк, - исчезла одна, юрк, - возникла вторая.
И Время было тождественно Добру. Откуда пришла эта мысль? Её прострекотали кузнечики. Они говорили на языке детства. Я снова их понимал.
Тепло.
Какая лёгкость! Какая радость!
И ничего не нужно решать, и никуда не нужно спешить… Веки отяжелели, и тягуче-медовые путы сна приняли меня в свои царственные объятья.
…Чёрных Болот я достиг с закатными лучами оседающего за рваной тканью лесных крон светила. Лохмач верно указал направление. Только вот на подходе к лесу, Твийя заупрямилась. Ерепенясь и упираясь, она нервно ржала, не слушая плети хозяина, разворачивалась обратно.
Не в силах что-либо поделать с упрямой скотиной, я спрыгнул на землю. Сунул за спину меч, в голенище сапога - острый клинок, перекинул через плечо котомку, - и отпустил норовистую кобылицу.
- Скачи, милая, домой! - хлопнул её по крепкому крупу, не зная, увижу ли когда-нибудь вновь свою верную спутницу.
Твийю, нетерпеливо перебирающую копытами, уговаривать не пришлось - стремительным галопом лошадь умчалась прочь от леса.
…В сгустившихся сумерках, болота и в самом деле зияли непроглядной чернью, несмотря на низко нависшее над лесом белёсое око луны. Сломав прочный прут и опираясь на него, как на посох, я брёл, стараясь не угодить в трясину. Я не придерживался какого-то определённого курса, - если верить карлику, это было бесполезное занятие. “Лес сам выведет тебя к Тому-кто-Знает, - вещал он. - Главное не противится его воли.”
Всю ночь кряду я не противился воли леса, вконец измотавшись, изрезав лицо и рубаху о колючие ветви кустарников, промочив все ноги в вязкой слизи и вдоволь надышавшись болотным смрадом.
Да и утро выдалось на редкость скверным. Промозглый туман вкрадчиво подступал с низин, проникая в каждую клеточку моего продрогшего тела. А признаков хоть какого-то обитания до сих пор не было. За всю ночь я не услышал ни единого уханья чвуши, ни один лесной зверь не метнулся в чащу, потревоженный приближением чужеземца. Лишь чёрные ветви когтистыми пальцами подрагивали в тишине, да затхлые топи одиноко хлюпали под моими сапогами.
Я устало опустился на полусгнившую корягу, поросшую бурым мхом. Мною овладело смятение: “Как так?! Уж не наколол ли меня малец? Дварлокк его дери!”
Но вдруг неожиданный внутренний оклик, отдавшийся резким ударом по темечку, заставил меня подняться, - да что там! - чуть ли не подскочить с коряги! Вглядываясь перед собой, поддавшись порыву, я ступал шаг за шагом, ведомый каким-то неясным гласом, чьё густое звучание заполонило моё сознание всецело.
И тут сквозь тенистые заросли забрезжил просвет, возникший как-то внезапно. Раздвинув ветви, я увидел, что оказался на лысой круглой поляне, в центре которой древним исполином возвышалось крепкое белоствольное древо, каковое разом могли обхватить разве что не менее четырёх мужчин. Мертвенно-бледная кора была грубой, шершавой, испещрённой, как вспаханное поле, тысячью глубокими бороздами. Голые ветви уходили высоко вверх, срастаясь друг с другом, переплетаясь между собой длинными извилистыми жгутами.
Несмотря на видимую безжизненность древа, я почти физически ощущал какие-то незримые токи, идущие от того и возвращающиеся обратно. Я уже будто и не шёл, но дышал ощущением живого естества, глубокого и древнего, как сама вечность. Кряжистыми корнями входил я в могучий ствол старого и прочного, как земная твердь, древа; рос, высился, рассыпаясь гибкими ветвями и порослью, пел, звучал мощной жизненной тягой природного бытия, - яркого, неизбывного…
“Я - Тот-кто-Знает,” - зычным колоколом пробило во мне.
…Какое-то время я молчал, осознавал себя, отрешённо, проникновенно.
Древо молчало тоже.
Неожиданно у меня в памяти полузабытой искоркой вспыхнул эпизод из далёкого детства. Эпизод, который я тщательно прятал ото всех, от себя самого, но который больше всего хотел поведать кому-нибудь. Кому-нибудь, кто бы услышал…
Древо умело слушать. Не задавая вопросов. Не прерывая повествование нечаянным словом, неловким жестом.
- В детстве мы с братом часто любили играть среди древних развалин. Мы отыскали их за стенами Ардалиона у Млечного залива. Там было очень много потайных мест и лазеек. Да что лазеек! - там были целые лабиринты и секретные переходы. Это была наша крепость, лучше которой не было на всём белом свете! - начал я. - И вот однажды, будучи бесстрашными пиратами, мы высадились на необитаемом острове. Нашей целью было найти несметные сокровища, на наличие коих достоверно указывали старинная карта (которую мы рисовали пол-утра) и не менее старинный компас (который мы стащили у отца). И вдруг около самых руин мы увидели туземца! Туземцем была тоненькая девочка в короткой тунике с растрёпанными тёмными волосами. Её точёная фигурка, перескакивающая с камня на камень, как-то уж очень неожиданно возникла у побережья. Морские волны окатывали босые ступни девочки пеной, а она, стойкая, продолжала идти.
Мы тогда сразу поняли, что этот туземец выведет нас к искомым богатствам, и незамедлительно последовали за ней.
Она шла, не оборачиваясь, лишь иногда задирала носик в небо. А мы с Ронусом крались за ней как можно осторожнее, чтобы туземка не заметила нас. Потому что если бы такое случилось, то она могла бы подать сигнал “своим”, и тогда нам точно было бы несдобровать!
Но вот неожиданно мы потеряли её из виду. Как так получилось - понять мы не могли. То была-была - и вдруг разом не стало, словно испарилась.
Какое-то время мы продолжали красться в том же направлении. И когда, с победоносным возгласом обнаружили её следы, уходящие с прибрежной линии в заросли, растущие поодаль, сзади раздался не менее победоносный, но гораздо более звучный возглас.
Девчонка обвела нас вокруг пальца, застав врасплох! Она стояла с длиннющей палкой, воинственно вытянутой в нашу сторону и явно требовала повиновения. Несмотря на то, что мы с Ронусом оказались так бесславно повержены, геройский дух нас не покинул. Хотя и не понадобился. Нам удалось договориться. До сих пор не пойму, за что нам была дарована её милость, но она даже согласилась отдать нам спрятанные на острове сокровища взамен на перочинный ножик Ронуса и мой сеххажий клык. Не знаю, был ли клык действительно сеххады, но сокровища оказались настоящими.
Туземка привела нас в заброшенный замок, утопающий в кустарниках цветущих роз, каждая из которых была, по меньшей мере, с два моих кулачка.
Мы незаметно миновали двух старых туземцев, и, совершив обходной манёвр, пробрались к нашим сокровищам. Они хранились в одной из комнат замка под кроваткой туземки в маленькой шкатулочке. И это были самые настоящие драгоценности! Сверкающие алмазы и рубины, золото и бриллианты! Наша черноволосая проводница милостиво позволила взять каждому по понравившемуся ему драгоценному камню, а остальные спрятала обратно. И тогда мы поняли, кем на самом деле была эта девочка. Она была Чудодеей! Удивительно, как мы сразу не догадались об этом!..
Той же ночью я снова пробрался к заброшенному замку. Я не мог упустить случая увидеть прекрасную Чудодею вновь… Ведь только мальчишки знают наверняка, что нет никакого мифического “вчера” и нет никакого предполагаемого “завтра”, - есть единственно возможное сейчас, и всё по-настоящему желаемое делается именно в это мгновение!
Когда огни её обветшалой хибары погасли все до единого, я влез в окно по той же лестнице, которой вела нас Чудодея днём, и оказался подле её спящего лика. Я положил около её маленькой ладошки бутон розы, сорванный мною тут же в саду, и долго-долго смотрел на Неё, овеянную чудесными сновидениями…
Больше я не видел её. На следующий день мы узнали, что девочку унёс Дварлокк, - горько закончил я.
- Скажи, это ведь было именно так? - обратился я к Древу.
- Да, это Дварлокк унёс Эфель в Серые Скалы, - подтвердил Тот-кто-Знает.
Моё сердце упало. Во мне до сих пор, спустя почти десять лет, всё ещё теплился осколок надежды, что девочка просто уехала, сбежала, жива…
- Её имя было Эфель? - дрогнувшим голосом спросил я. В горле саднило, в груди разгоралось безудержное пламя огня, грозя оставить в душе мёртвое пепелище.
- Её имя Эфель, - подтвердил Тот-кто-Знает.
- Я убью Дварлокка, - шепнул я себе.
- Его не убить, - услышал в ответ, отчётливо увидел образ мощнокрылого зверя. Тело его было черно, как уголь, и неуязвимо, как сама бездна. Четверолапый был молниеносен, умён и безмерно силён, и ещё: он никогда не отступится от защиты Тхари. До последнего вздоха. А впереди у него - вечность.
Когда я подумал о Тхари, в голове ясно проступил образ тонких человекоподобных сущностей женского рода. Они казались хрупкими и грациозными, почти невесомыми. Пришло осознание, что Тхари имеют способность перемещаться в пространстве совершенно немыслимым образом, попадая из одной точки в другую за считанные мгновенья, вне зависимости от того, на каком расстоянии находятся эти места; Тхари могут проходить сквозь любые стены (каменные, деревянные ли) и взлетать в воздух, не имея крыльев.
Пришло знание, что некогда Тхари жили среди людей, но из-за их нечеловеческой, несмотря на облик, природы, Старейшины приняли решение уничтожать бестий, чтобы тем самым обезопасить простых людей. И тех сжигали на высоких кострищах…
Если бы не Дварлокк - не жить бы им в этом мире.
- Как же выйти из этого замкнутого круга?! - воскликнул я. - Неужели Омана не права?!
- Омана права. Тебе нужно сойтись с Дварлокком, - сказал Тот-кто-Знает.
- В его жилище можно попасть только с моря? – спросил я у Древа. В одном из своих “видящих” снов Омана явила образ Серых Скал, омываемых волнами Великого Кайседора, у подножья которых был расположен грот - обиталище чёрного Дварлокка.
- С моря никогда не достичь его жилища, - ответствовало Древо. - Не достигнет его и “Т’Ибриус”. Тхари надёжно защитили Серые Скалы, направив морские течения нести суда мимо, едва те достигают их незримых чертогов. Буйные ветры дуют по велению Тхари, подводные рифы вырастают по мановению их воли. Знай, не один незваный гость не подойдёт к скалам с моря. Но я не предвижу будущее. Я всего лишь Тот-кто-Знает.
С последними словами Белого Древа, я почувствовал, как меня наполняет сумасшедшее намерение пересечь Цвимбалльскую пустошь, чтобы войти в Серые Скалы с суши. Я не мог больше ждать, собираясь оказаться у подножия скал как можно скорей! Мысленно поблагодарив Того-кто-Знает, я развернулся, чтобы отправиться в путь.
Но.. - я сделал лишь шаг - и мои ноги разом вдруг погрузились в трясину. Блуждающие болота! Испугавшись, я совершил отчаянный рывок, однако увяз ещё больше: болото тащило меня вниз. Попытался обернуться к Древу, мысленно окликнув его, но оказалось - наша связь оборвалась.
Так вот отчего никто не возвращался из Чёрных Болот… - мелькнуло в сознании. Но ведь тот карлик вернулся! Как же Древо могло допустить такое со мной!? Однако мысли о допущении вмиг испарились, уступив место единственно возможной мысли - мысли о спасении. Она тикала в висках, судорожно колотилась в каждом вздохе, пока тело с пугающей быстротой погружалось в топкое болото. Я лихорадочно искал руками хоть что-нибудь, за что можно было бы ухватиться, но рядом не было ни ветки, ни даже соломинки. Болото держало меня цепкой хваткой, обволакивая торс. Я вытащил из-за спины свой меч, но усилие было напрасным - им не за что было уцепиться…
Когда вязкая жижа подступила к лицу, я чуть не взвыл. Нужно кричать о помощи -прострелило в мозгу. Но кто услышит меня в этом необитаемом лесу? К тому же что-то внутри не позволяло кричать. Что-то внутри противилось, не хотело признавать свою беспомощность, реальность опасности. Мне казалось смешным, неуместным, стыдным кричать о себе, о своей жизни в последний её миг. Я погрузился в болото.
…Густое месиво засасывало в себя глубже и глубже. Жижа заполнила мои ноздри, уши, щипала глаза, я не мог дышать. Но вдруг мои ноги ощутили свободу, - их больше ничто не сковывало. И уже в следующее мгновение я рухнул на твёрдый пол тёмного грота. Болото выплюнуло меня в какой-то свой подземный мир. Глубоко и часто вдыхая щедрый сырой воздух, я постепенно приходил в себя. Сверху липкими комьями ещё падала болотная жижа, стекая на волосы, плечи. Рядом со мной со звоном упал мой меч, и я подгрёб его рукою к себе.
Оказавшись в кромешной тьме, я радовался хотя бы возможности дышать. Просто дышать! Утерев дланью лицо, высморкав вонючую жижу, желая избавиться от прилипшей ко мне, моей одежде грязи, но в конечном итоге махнув на напрасное старание рукой, я попытался на ощупь определить размеры грота. Он оказался немногим выше моего роста. Руками нащупал свисающие надо мной корни и вздрогнул: на миг воображение нарисовало мохнатые лапы гигантского паука.
И вдруг чёткая мысль взметнулась в голове: я нахожусь в туннеле. Туннеле, ведущим к Скалам! Это Знающее Древо явило короткий путь, вняв моей немой просьбе, - с восторгом осознал я. Даже знал направление: какой-то тихий, похожий на женский шёпот-шелест звал меня за собой, называя по имени: “Горон, сюда!.. Горон…”
Крепко сжимая рукоять меча, я шёл сквозь беспросветную тьму. Воздуха хватало, - а это было самое главное.
Через четверть литта ходьбы, глаза привыкли к темноте: оказалось, тусклый свет создавали мельчайшие голубоватые вкрапления, вросшие мириадами поблескивающих звёздочек в землистые своды туннеля.
Но вот мне показалось, что я вижу настоящий свет! Неужели свет выхода?! Я ускорил шаг, и вскоре надо мной повисло отверстие, выхватывающее диск яркого солнца.
Подтянувшись на руках за край, я вылез на поверхность, ослеплённый светом, словно только что вылупившийся птенец чвуши.
Пахнуло жаром пустыни, расходящейся во все стороны золотистыми барханами. На горизонте виднелись грозные силуэты Серых Скал, остроконечными пиками уходящих в небо. Удивительно - они были совсем рядом! Как я мог преодолеть под землёй всю Цвимбалльскую Пустошь так быстро?! Оказывается, не только Тхари владеют секретами мгновенных перемещений, но и сама земля способна на такие уловки! Не иначе, как само провидение благоволило мне.
Удобней перехватив в руке меч, я отважно двинулся к Скалам. Лицо обдувал жаркий порывистый ветер, под сапогами словно сахар, скрипел песок, оставляя за мной цепочку следов.
Но, не пройдя и двадцати шагов, я вдруг заметил копошащихся в песке сеххад. Это были гусеницеподобные клыкастые твари, перебирающие сотней коротеньких лап - наружных по бокам, и внутренних - под животом. Сверху сеххады были покрыты толстыми панцирями, своим окрасом в точности повторяющим охристый цвет пустоши. По величине они достигали размера внушительного тель-фигорского кабана. Песчаные хищники медленно преодолевали большие расстояния, но в ближнем бою были стремительны. Они нападали исключительно стаями, предварительно подкравшись к жертве и окружив её таким образом, чтобы у той не было шанса спастись бегством.
Туполобые морды сеххад были сейчас низко опущены к песку - верный признак того, что зверюги готовятся к нападению. Не медля ни мгновенья, я взмахнул мечом, расчищая себе дорогу. Тут же кровожадные хищники градом обрушились на меня со всех сторон. Я рубил зверьё направо и налево, будто захмелев, рассекал их туловища, кромсая на куски! Бурая кровь хлестала ручьями, смешиваясь под ногами с песком. Раненые истошно скулили, живые продолжали истово бросаться на меня, норовя ухватить за конечности, корпус. Но я умело парировал их выбросы.
- Взыннь! Взыннь, - солировал среди сеххажьих стонов мой меч.
Одна из сеххад исхитрилась вцепиться острыми зубьями в голень сапога, пропоров его насквозь, вонзившись в мясо. Мои глаза застелила тупая боль, - разящим взмахом отсёк тварскую голову, отшвырнув ногой.
- Мерз-кое жучь-ё! Не по-тер-плю!! Плю! - рубил я, снова и снова взводя меч. Под сапогами хрустели останки гнусных тварей.
И только когда в живых не осталось ни одной сеххады, я остановился.
- Не видать вам человечины, - зло процедил сквозь зубы, довольствуясь исходом боя.
Внезапная атака сеххад только утвердила моё намерение повергнуть Дварлокка. И я с воспрянувшим боевым духом вступил на территорию Тхари…
Почти не сомневался, что хозяин сам встретит меня.
Стоило мне оказаться меж Скал, в разверзнувшейся пасти ущелья, испуская из ноздрей чёрный густой пар, показался громадный антрацитовый монстр. Его голова была приплюснута сверху, напоминая морду гигантского ящера. Пронизывающий взгляд, впившись, просверливал меня насквозь. Рельефная груда мускулов поигрывала под его лоснящейся шкурой. К спине были плотно прижаты огромные крылья, испещрённые хитиновыми жилками-трубочками.
Он шёл ко мне, но при этом было ощущение, что зверь стоит на месте, когда же он остановился, то создавалась видимость, будто он продолжает надвигаться на меня.
Но я врос в землю и не собирался отступать.
Наши взгляды - зверя и человека - скрестились, словно стальные клинки. И ни один из нас не сдвинулся с места.
Крепким хватом сжимая меч, я был готов в любой момент отразить нападение, ожидая обрушивающейся на меня громады. Но знал… - теперь только понял: мне никогда не одолеть его.
Рот Дварлокка презрительно скривился в ухмылке, выплюнув из глотки глухой шипящий хрип:
- Мальчишшка. У тебя нет ни малейшшего шшанса.
- У меня есть моя вера! - услышал я свой голос, не успев осознать, что разговариваю со зверем.
Раскатистый рогот сотряс пространство, гулким эхом прокатившись по ущелью.
- Щщенок. Твоя вера - ничтожжна! - резанул Дварлокк. Зрачки зверя сузились, двумя чёрными лезвиями рассекая ядовитую желтизну его глаз. - Попробуй, возьми меня, - снисходительно бросил мне оплеухой.
А я стоял и судорожно искал в себе выход. Ведь должно ж быть решение! Должен быть способ! Иначе так и не будет спасения от ненасытных Тхари. Почему он охраняет их, словно верный пёс? Уж не околдован ли?.. Но он зверь. И он умён. В голове складывалась схема.
- Мне не нужна твоя жизнь, - метнул в него слова.
- Неужжели, - язвительно прошипел Дварлокк, вопросительно поведя одним глазом по обнажённому мечу “воителя”, хотя вопроса в его тоне не звучало.
- Ты не ослышался. Я не стану тебя убивать.
- Раззумеется, - игриво вильнул змеиным хвостом зверь, не снимая сосредоточенный взгляд. - Ты просто не успеешшь.
- Я пришёл не за этим! – прикрикнул я, опережая его дальнейшие действия.
- Не надрывайсся. У меня превоссходный слух, - желчно выдавил Дварлокк, оскалившись. - Хочешшь меня удивить? - нарочито скучающим тоном поинтересовался он.
- Хочу, чтобы ты пустил меня к Тхари! - заявил я.
- С какой это сстати? – ощетинился зверь.
- Только так я смогу освободить тебя.
Знакомый рогот вновь окатил меня оглушающей волной.
- Оссвободить меня?! - ехидно усмехнулся зверюга. - И как величчать моего спассителя?
- Моё имя Горон Ардалионский, - с достоинством произнёс я. - А ты? Неужели ты сам не осознаёшь, что являешься пленником Тхари?! Их верноподданным рабом! Так и будешь до скончания века прислуживать этим бесхребетным тварям?! Или позволишь мне раз и навсегда положить этому конец?!!
- Раз и навсегда… - Дварлокк оценивающе водил по мне взглядом, ни на миг не спуская со своей самодовольной морды ухмылку. - Что жж, Горон Ардалионсский, - наконец проговорил он. - Я пущщу тебя к одной Тхари. Но с уссловием: ты оставишшь свою жжелезяку здессь и поговоришшь с ней. После того ты будешшь волен посступать, как соччтёшь нужжным.
Я не верил своей удаче! Неужели так запросто удалось уговорить этого зверя, наёмника, убийцу?!. Либо легенды “знающих” слишком преувеличены, либо мне действительно суждено изменить мир! Сначала я расправлюсь с одной Тхари, а затем, по словам Дварлокка, буду волен уничтожить и остальных.
Доверившись судьбе (ибо выбора у меня не оставалось - с “железякой” или без неё - зверь разорвёт меня в клочья), я положил меч на землю и последовал за ним. Ожидал подвоха, но на горизонте брезжила цель. Дварлокк почему-то давал мне шанс, хотя запросто мог убить меня.
- Здессь, - мотнул Дварлокк могучей мордой, указав на вход в пещерный грот, оставляя меня.
…Я вошёл в темноту, впервые ощутив настоящий животный страх: мне предстояло встретиться лицом к лицу с гадючьей тварью, чьё хладнокровие и беспощадность не имели границ. Если бы Дварлокк не поставил одним из условий наш с ней диалог, то Тхари, верно, разорвала бы меня ещё на входе. Видно, он тоже жаждет избавиться от своих жестоких властительниц, только почему-то не может сделать это сам. Что ж, я сделаю то, что должно.
- Ты пришёл… - остановил меня всколыхнувшийся во тьме нежной мелодикой голос. Казалось, я никогда не слышал звучанья волшебней, теплей. О, их коварство поистине велико!
Взгляд поймал в глубине грота тонкий силуэт, окутанный мраком.
- Я пришёл воздать должное, - не стал юлить я.
- Воздать должное? - непонимающе метнулось в тишине.
- Да, - я был непреклонен. - Или вы думали, что безвинные человеческие дети не смогут быть отомщены?
- Ты о тех легендах… - сокрушённо произнесла она.
- Я о ваших деяньях! - стоял на своём я. Ей не удастся заговорить мне зубы! Не для того пришёл сюда.
- Ты пришёл слушать или говорить? - горделивые нотки уловил я в её голосе. - Тебе о чём-нибудь говорит имя Эфель?
Говорит ли мне?! Ярая буря вскипела в моих жилах! Болью отозвалась в сердце… Как смеет эта тварь осквернять имя той, чью душу, капля за каплей высасывала, чьё тело кромсала своими когтями, насыщая утробу!..
- Не смей произносить её имя! - зашипел на Тхари я.
- Выслушай меня, - спокойно предложила она.
Дрожащий от ярости, я вглядывался в темноту, пытаясь увидеть издёвку в её глазах.
- Когда-то я была маленькой девочкой… и жила в обыкновенной человеческой семье, - певуче начала Тхари, заставляя слушать её чарующий голос. - Там я родилась, но я не была человеком. В том смысле, в котором его понимают люди. То есть мой облик действительно не отличим от вашего, - она развела руками, - я же отпрянул назад, не будучи уверен, не удлинятся ли её пальцы, скользкими щупальцами сомкнувшись на моём горле. - Но на этом сходство заканчивалось, - кажется, в её голосе проступила грусть. - С самых ранних лет я осознавала, что не такая, как все. Я обнаружила, что могу проникать сквозь стены, ещё с детства усвоив, что между двумя соседними комнатами находится потайное пространство, существование которого строго противоречит человеческому представлению о мире. Кроме того, за нахождение там длительное время, родители частенько наказывали меня, объясняя это своим беспокойством, хотя более надёжного и спокойного места не сыскать… - велеречивые речи Тхари отравляющим ядом въедались в моё сознание. Неужели поганой твари удалось задурить мне голову?.. После стольких лет ненависти, после горечи самой дорогой потери… Держись, Горон! Держись. Не поддавайся на её сладкие речи. Ей тебя не провести! - Я с лёгкостью могла перемещаться с одного места в другое в одно мгновенье, могла взлетать в небеса! Но я никому не рассказывала о себе. О той себе, какая я есть. Людей пугает всё необъяснимое. Они придумывают себе какие-то страхи и стараются тщательно оградить себя от них, впихивая весь мир в пронумерованные ячейки своих установленных определённостей, - продолжала Тхари, а я не понимал уже слов, - ненависть бурливо клокотала в моей груди, грозя разрушительной лавиной вырваться наружу. В моей голове уже складывалась траектория стремительного прыжка, который я совершу, чтобы вонзить клинок в её прогнившее сердце. Главное - внезапность. Чтобы не успела уйти, раствориться. Я должен застать её врасплох. Нет тебе оправданья, лживая тварь! Не верю ни единому слову! - …Для того, чтобы существовать, мне не нужна пища - ни обычная людская и никакая другая. Конечно, под строгим надзором родителей, я для приличия запихивала в себя продукты человеческого питания, но только для видимости казаться нормальной. Да и продолжалось это всего-то двенадцать лет, пока Великая Чёрная Мать не забрала меня из людского мира, чтобы уберечь от ваших человеческих законов - убивать не-таких-как-вы-сами…
“Убивать! Убивать-не-таких..” - щёлкнул в мозгу взведённый курок. Сорвавшись с места, я рванулся к Тхари, схватив её за грудки, оборвав на полуслове. Рука молниеносно выдернула из голенища сапога клинок. Коротко блеснуло лезвие, очертив в воздухе звенящую дугу, и грубо врезалось в живую плоть.
Алая кровь прыснула мне в лицо, - на руки упало хрупкое тело девушки. Её прекрасные фиалковые глаза распахнулись, удивлённо, по-детски. Остановились на мне, заставив содрогнуться.
Раненый нечаянной красотой, до щемящей боли такой знакомой, такой родной… я обмер, не в силах пошевелиться.
Алая кровь хлестала из её сердца, тёмно-багровым гранатом расходясь по прозрачной тунике.
- Горон… Почему?.. - почти беззвучно прошептали её побледневшие губы.
В горле пересохло, я задыхался - сжимая в руках Её, мою Эфель.
Подхватив её, словно она была невесомой пушинкой, я выбежал к свету. Споткнувшись, упал с нею вместе, глотая слёзы, зажимая рану… Но её жизнь просачивалась сквозь мои пальцы.
Я стоял перед ней на коленях, не веря себе, не веря небесам, которые вдруг обрушились на меня, придавив своим весом.
- Остановись, Горон… Остановись… - шептала она, пытаясь поймать меня за руку, прижать к себе, обездвижить. - Я ждала тебя. Я звала… - слова давались ей с трудом, но глаза пытались улыбаться мне, всё прощая, всё отпуская.
- Почему? Эфель… - шептал я уходящей из неё жизни. - Эф, не уходи, ты ведь Тхари… - проронил я, задохнувшись.
- Теперь ты знаешь, - роняли её губы последние слова. - И… ты сможешь всё изменить. Теперь.
Уста Эфель сомкнулись.
Я взвыл диким рёвом, словно хотел пробудить небеса!
И они откликнулись, вдруг разверзнувшись проливным ливнем, нещадно хлеща меня тяжёлыми струями, омывая девичье тело на моих руках, рождая пустоту в моей окоченевшей душе…
Сквозь дождевую завесу мрачной громадой проступил тёмный силуэт Великой Чёрной Матери.
- Я убил её, - тихо сказал я.
Дварлокк ничего не ответила. Она неподвижно стояла у тела Тхари и молчала.
И ничего не было больше кроме плачущих небес. Кроме умирающей дочери земли.
Душу маяла не стихающая боль… ледяным потоком лились сверху хладные струи…- стоны…- струны…- руны… - мир перевернулся. Теперь я видел.
Пелена спала с моих глаз… Но было слишком.. слишком поздно.
- Теперь ты знаешь, - скорбно повторила Дварлокк слова, произнесённые умирающей Эфель.
- Она звала меня… - выдушил я из себя признание.
- Да, - просто ответила Дварлокк. - Она хотела поведать… Давно хотела. Тебе. Тхари - дети природы. Земля рождает их, дабы поддерживать баланс, гармонию всех пластов Сущего. Они - хранительницы. Хранительницы нашего мира. Да, они обладают свойствами, пугающими людей, но только благодаря своим способностям Тхари могут сдерживать проникновение в наш мир низших сущностей из-за Грани. Не существуй Тхари - мир был бы заболочен грязью множественных потусторонних проявлений. Люди же устроили на Тхари травлю… Серые Скалы послужили нам пристанищем, чтобы укрыться от вас.
На склон одна за другой спускались девушки-Тхари, обступая нас молчаливым кольцом. Я не мог смотреть им в глаза, оглушённый их болью.
- Садись, - приказала мне Дварлокк, подставляя свою широкую спину, расправляя мощные крылья.
Едва я обхватил её крепкую шею, - мы взмыли ввысь, рассекши тучи. Под нами заиграли скалистые рельефы, танцующими змейками заискрились меж ними прожилки рек. Открылись распахнутые ладони пустыни, заставив меня устыдиться тому, как безжалостно я расправлялся с сеххадами, будто оголтелый мальчишка, напав на них первым.
Дварлокк несла меня над безбрежным Кайседором, и я видел возвращающийся к тель-фигорским берегам корабль отца. Густые массивы лесов пролегали под нами, сменяясь равнинами с рассыпанными по ним блюдцами синих, поблескивающих на солнце, больших и малых озёр моего родимого края, который я так рьяно рвался освободить от Тхари, не ведая, что на самом деле мир нужно было спасать от страхов людских.
Горло сжимал тугой обруч вины, гнетущей, непоправимой. Во мне не смолкала страшная мысль о том, что я лишил жизни Её… Живую. Ту, о ком грезил все эти годы… Ту, которая звала меня. Тогда, в подземном мирке, соединяющем пространства, и в каждом сне, которые я забывал, просыпаясь.
Как жили они?.. - эти непохожие на людей девочки, среди пустоши и мёртвых скал, хранимые лишь Чёрной Матерью, защищавшей их от людской глупости… Как обустраивали они свой быт вдали от родных мест, словно отвергнутые изгнанницы?.. В чём они были повинны?..
…На горизонте показались очертания моего родного Ардалиона. Но я был не рад ему. Как на прокажённого уродца смотрел на величавые абрисы прихотливых строений. Вереницы караванов, тянущихся к городу, люди, живущие своими мелкими жизнями - всё было мне безразлично. Внутри зияла одна пустота. Болезненной ямой-провалом.
Чёрная тень Дварлокка прокатилась по людским головам устрашающей волной, рождая панику. Люди бросились врассыпную, самые отважные пытались пускать в небо стрелы.
Пролетев над городскими воротами, миновав усадьбу Старейшин, Дварлокк спустилась у дома Держателя - моего отчего крова. Ничего не сказав, она покинула меня, скрывшись в небе.
Я стоял, опустошённый, не решаясь сделать шаг.
И вдруг навстречу мне выбежала мать. Побелевшая, не чуя ног, она подбежала ко мне, и я поймал её, родную, в крепкие объятья. Держал, не выпуская.
- Сынок мой, Горон! Ты жив! Ты вернулся… - срывающимся голосом вдыхала она слова, заливаясь слезами, гладя сухими тёплыми ладонями мои спутанные волосы.
Так мы стояли под небом, не в силах разомкнуться.
Долго…
Внезапно меня осенило: когда я уезжал - мать носила под сердцем ребёнка, а теперь.. его не было там.
- Где? - изумился я, глядя на неё. Мягкая улыбка коснулась её добрых глаз - и я понял: ребёнок родился!
Я буквально взлетел по ступенькам в дом, вихрем устремившись в её горницу. Мать едва поспевала за мной.
..В нос пахнуло мятой и парным молоком, пробудив во мне почти позабытые воспоминания. Посреди светлой горницы стояла колыбель, которую мерно покачивала старая седая нянюшка.
Робко нагнувшись к колыбели, я узрел крохотное существо, спящее в своём чистом и светлом мирке. Я почти осязал льющуюся откуда-то.. (из безмятежных ли снов крохи?) волшебную мелодию… Но неожиданно малышка пробудилась ото сна, распахнув свои большущие светло-фиалковые глаза. Они воззрились на меня спокойно и глубоко, будто ребёнком был я, а не она! Я обмер, словно сражённый молнией, вдруг осознав: на свет появилась маленькая Тхари.
Ошеломленный, я смотрел на неё, не сводя глаз, осознавая, принимая, оживая… Волна нежности и трепета захлестнула меня. Так вот о чём говорила Эфель! Так вот о чём были её последние слова… Да, да, Эфель, да: теперь я знаю. Теперь смогу всё изменить! Теперь никто не посмеет поднять руку на благословенных Тхари. Теперь все гонения и страхи канут в Лету, и всё пойдёт по-иному! Счастливые слёзы падали из моих глаз, окропляя младенца. Теперь у меня появился шанс. Шанс всё исправить. Шанс сделать хоть что-то для тех, кто всё отдаёт ради тебя. Просто так. Просто потому, что рождён любить.. и хранить свою Землю. Ибо самый большой Дар нам от мира - это наша Любовь миру! Теперь я понял это. Теперь.
