Единою мыслью

Часть 1. Люди

 

«Рука судьбы коснется на рассвете – к закату не узнаешь отраженья», – изрек древний поэт с острова Валаанна. Мне довелось убедиться в правдивости этих слов.

Я рассматриваю вывеску над входом в собственную контору «Поиск и розыск» и размышляю  о тяжких цепях морали и долга, которые не дают человеку жить счастливо. Срок уплаты аренды комнат близится, как ураган, и я уже дошел до идеи продать что-то из артефактов, как вдруг тяжеленная лапища капитана Стронга шлепает меня меж лопаток.

– Здорово, Шустер!

Пытаюсь впустить воздух обратно в легкие, попутно соображая, для чего я  понадобился начальнику городской стражи.

– Здо…ро…во, Стронг! Что случилось?  Потерял что?

– Гы! –  водянисто-голубые глаза капитана щурятся, загорелая рожа расплывается в улыбке. – Скорей уж, ты потерял. Учителя своего помнишь?

Еще б я не помнил! Хисториан  –  творец артефактов и мой маг-наставник, был когда-то выслан в наше захолустье из столицы. Три месяца назад пришла новость о смерти монарха, и учитель надумал рискнуть. Он сложил вещи в шлюп, оставил мне враз опустевший дом и много добрых советов, и с попутным ветром отправился восстанавливать репутацию.

– Что с ним?!

– Да путем всё, не ёкай!  Письмо тебе от него.

– Так давай! Где оно?

– В караулке. Пошли. Сам и отыщешь.

– Спрятано? Зачем?  И как оно к тебе…

Но Стронг уже развернулся и вперевалочку идет в сторону крытой тростником хижины, которая у нас в Кунамаре гордо именуется «Крепостью городской стражи». Приходится спешить за ним, изнывая от любопытства.

Как сказал древний философ Мелалий Тельтамарский, «Боги глухи к словам, но внимают молчанию духа». И поныне любой маг, чтобы сотворить чудо, должен сперва очистить голову от мыслей и установить в ней покой и безмятежность. Лично я начинаю с того, что представляю себе...

Белое небо рассвета и розовые облака. Тихо-тихо дышит море – крошечными волнами. В такт ему шелестят ветви. Птица цвета лазури парит в вышине. Еще немного, и я услышу ее пение…

– Эй! Ты чо, про баб расслюнявился? – стирает видение рык капитана.

Сбил настрой, мерзавец. Глядя на него, можно подумать, что прав был философ Фарес Нищий, когда учил: «Человек – суть обезьяна, прикрывшая срам рассудком». И зубы скалит, словно и впрямь пошутил. Ну что это за жизнь, если тупая гора мышц считает себя вправе указывать магу?! Да я его три раза в печень кулаком двину, пока он размахнется. И в беге я выиграю, я поджарый и легкий… Стоп, стоп! Надо добрать еще сведений. В сущности, у Стронга нет причин враждовать со мной.

– Капитан, расскажите подробно, как к вам попало письмо?

– Тебе на…?

– Для магии. У человека есть тайное Имя и прозвище. У животного – только кличка. У вещи нет ничего. Поэтому, чтобы найти письмо, я должен ясно представить то, что разыскиваю. Фактуру бумаги, чернила, запах. Его историю, «жизнь». С автором я хорошо знаком, это облегчает дело. Но остальное…

Стронг запрокидывает голову и глядит в потолок, хмуря брови.

– Да чего там истории… Купца Кэмеля знаешь? Ехал он, стало быть, из Южного Велла. Жемчуг и карри там загнал, а обратно, чтобы порожняком не скучать, набрал крючков, грузил, короче, железок всяких. Тут-то ему твое писемышко и вручили. В ратуше. А туда, вроде, местный маг из Хэвэна привез. Говорит: от мастера Хисториана в Кунамар, магу Шустеру. Ну, Кэмэль взял почту и потащился к перевалам. Тут прибился к его каравану человек один. По виду – ремесляга бродячий. Да так складно врал – Кэмель говорит, век бы слушал. Про службу королевскую, про северные моря, про плавучие камни с корабль размером. И не веришь, а забирает. А как поутру с последней стоянки сниматься, тут-то все и взгоношились. Сумки с письмами нет, кошеля с серебром нет, да и люди купцовы – кто серьги, кто перстня недосчитался. Ну, и болтун наш, конечно, утек. Да только недалеко!

Стронг горделиво расправил плечи и самодовольно ухмыльнулся.

– Чтобы мои ребята чужого вора к нам мышковать пустили? Да ни в жисть! Кэмэль, поди, еще от жены не все выслушал, а этот хват уже полы у нас подметал, да не веником, а собственной рожей, х-ха! Только он, подлюка, артефактик запас. Пока ребята его карманы на стол выворачивали, исхитрился раскусить. Ох, и вспышка была! А когда проморгались: рубаху-то держат, а хитрован утек. Ну ничё, еще попадется.

– Как он выглядел?

– Навроде тебя, только рожа темней. Плюгавый такой, вертлявый. Волосы – как черный леер из макушки торчит. Глаза хитрые…

***

…Голос Стронга вдруг отдалился. Тонкий-тонкий писк зазвучал в пустоте, мысли осыпались пылью цветов под ударом дождя. Выдох медлил смениться вдохом. Ужас вздыбился валом, сорвался и канул в пучину, ибо ведомый Удачей не чувствует ничего, кроме несущей его силы. Не меняя выражения застывшего каменной маской лица, маг-розыскник поднялся, сделал два шага, повернулся к стене…

***

Теперь главное – сохранить чувство направления. Транс должен привести меня к спрятанному Стронгом письму – но совать искомое в руки богиня не станет. Прислушиваюсь к себе… Так, кажется угасающий след тянется вниз. Приглядимся получше… Ага, на половице свежая царапина… А если перевернуть? Вот и бумага!

– О-го! – лицо капитана на мгновение стало как у мальчишки, увидавшего с борта стаю дельфинов. – Ты, значит, и правда маг. А я думал, так, следами находишь. Ну, всё!

– Что – всё? – тон начальника стражи мне очень не нравится.

– А ты в письмо-то глянь.

«Премного рад сообщить тебе, любезный ученик мой (…)молодой лорд Пауэр удостоил меня личной беседы (…) мудрость вкупе с проницательностью одержали победу над наветами и клеветой…»

– Там в конце сказано. – Ждать капитану быстро наскучило,  – На Валаанну тебе дорога.

– Что?!

***

В сухой сезон от гавани Кунамара до большого острова Валаанна – день пути. Ветер, несущий над океаном песчинки с отрогов Щитовых гор, домчит и тебя, и твою лодку. К закату увидишь прибрежные скалы и обломок гигантской стелы из розового гранита – руины маяка.

В сезон дождей ветер сперва обежит весь остров. Взобьет кроны пальм, польет заросли мангров на берегу и баньяны на склонах. Украсит каплями лотосы в древних каналах, взъерошит смоковницы. И лишь потом полетит дальше, над гладью пролива – на материк.

Когда-то на острове жили люди. И поныне не все развалины скрыли джунгли. Древний народ, что освоил его, не зря нарек эту землю Даром Богов. Обильная пресной водой, теплом и солнцем, она щедро раскинулась рисовыми полями, рощами кокосовых пальм, пастбищами для скота. В горах нашлись залежи меди и олова, прочный гранит и красивый мрамор. Окрестные воды изобиловали рыбой. Неудивительно, что островитяне выросли числом и возмужали духом, научились строить быстроходные корабли и прекрасные дворцы. А взрастив плеяду магов и мудрецов, без лишней скромности назвали себя «орахеллаи» – «лучший из народов».

***

– Вы с ума сошли, капитан! Бывал я уже на Валаанне! Там орки!

….Длинную хламиду учителя пачкает пепел. Пахнет гарью и тухлым мясом. Желудок наизнанку, вкус желчи во рту.

– Наместник, Вам придется послать в столицу скорбную весть. Отряд королевской пехоты полностью уничтожен. Увы, обжить остров будет очень трудно. Отродья Тени хитры и ловки. Шустер! Умой лицо и записывай!

«Орки используют разнообразные способы умерщвления жертв. Солдату, несшему воду, сломали шею. Часового задушили, подкравшись сзади. Вахтенного – зарезали, причем рана на животе – явно не от металла. Грубый каменный нож, скорее всего».

– Ты пишешь? Пиши быстрее. Посмотрите на следы! Они подобрались к кораблю с двух сторон и напали одновременно! Что говорит о рассудке, не меньшем, увы, чем у нас с вами. А теперь взгляните на эти трупы. Мы ясно видим, что орки используют топоры, причем не только для убийства, но и для разрубания тел!

***

– Да они меня сожрут! – я осекся. Взгляд капитана даже не злой – скучный. Таким взглядом он, наверное, окидывает пойманного на горячем воришку, прежде чем отправить его в крысиную яму.

– А так – пойдешь черепах пасти. Сколько у тебя было заказов за месяц? Не то два, не то один, верно? И все грошовые. Серьезные люди тебя не знают, серьезным людям подтверждение нужно: точно ли ты «Поиск и розыск» или, может ты – «Кукиш и дырка»? И в долг тебе верить перестанут скоро. И будешь в дереве жить, как этот, древний… Фарес Нищий.

Видя, как я недовольно морщусь, Стронг удовлетворенно хмыкает. А затем выхватывает меч и одним движением водружает на стол перед собой.

– Что скажешь?

А что я скажу? Пожимаю плечами, и произношу очевидное:

– Артефакт. Изготовлен орохеллаи. Двести-триста лет назад. Отличная вещь: не стареет, не ломается, не ржавеет. Откуда?

– По наследству достался. От одного наглого вора. Все ты правильно говоришь, но! – этот красавец, увы, тупится. И правится только белым корундом. А раз его на Валаанне ковали, стало быть, и точило там есть. Точно, есть. Какой дурак с собой точило потащит?

Я печально внимаю этому триумфу логики.

– В общем, лодку я дам, свезут тебя в лучшем виде. А ты найди мне корунд. Ну, и что учитель там тебя просит, тоже приволочешь. Учителей – их завсегда слушать надо!

Не размыкая губ, пытаюсь сказать: «Я подумаю». Получается плохо, но для Стронга сойдет. Ну что он, в самом деле, дураком меня считает? Безмозглым рабом ученического долга, не способным самостоятельно мыслить? Вообще-то я не любитель вертеть кукиши, но для такого клиента могу сделать исключение!

 

***

«…Что скажет неискушенному взгляду запись о том, что корабль «Лингвилоки» покинул гавань в двенадцатый день после равноденствия 859-го года Горения Маяка? Ничего! Но я, любезный ученик мой, не зря полжизни потратил на постижение мудрости древних!

 «Лингвилоки» упомянут в списке имущества мага и философа Мелалия, жившего в поселке Тельтамара, из коего выросла наша столица. Весть о плавании воспламенила мою любознательность. Я начал собирать сведения об этом легендарном творце артефактов. И вчера, наконец, мне улыбнулась Удача…»

Я иду по городу, цепляясь взглядом за стены. Мимо беседок, увитых жасмином. Мимо дворов, где играют дети. Мимо колодца, из которого плечистый парень наполняет ведро за ведром, и девушки берут их, пересыпая смехом слова благодарности. Мимо навеса, в тени которого гончар, улыбаясь и насвистывая, дарит горшку орнамент. Мимо ухоженных садиков, где старики и старушки, прожившие вместе жизнь, глядят друг на друга без слов, и глаза их грустнеют мне вслед. В ворота рынка, в базарный день.

Иду по рядам, киваю, здороваюсь.

Вот и прилавок Ната: куча лохматых кокосов и торговец, неподвижный, как статуя. Сколько я его помню, Нат всегда такой - спокойный, немного грустный.

– Тебе как обычно? – улыбается он, протягивая мне чашку кокосового молока.

– Да. Представь, тут предложили заказ найти –  знаешь, где?!

– Да, серьезно тебя Стронг наладил. На Валаанну смотаться – не в хлев сходить, – меланхолично отвечает Нат.

Так. Слухи уже разошлись по городу. Не удивительно, что торговцы в курсе новостей: где еще людям сплетничать, как не на рынке? Но я-то не просто поболтать шел, а озвучить протест!  Нат, похоже, не собирается меня понимать…

– Побольше бери, – подсказывает из-за своей бочки продавец рыбы – коренастый Сквид, – чтобы лодочнику тоже хватило. Удача – она щедрых любит!

– Это что же такое деется!? – возмущается толстая Клабби. От ее резкого голоса вздрагивает даже товар – простокваша в огромном чане. – Такого молоденького – и к оркам в зубья! Сиротку бедного, горемыку!

Когда у меня были родители, наши дома стояли на одной улице. После Пятнистого мора Клабби и меня хотела усыновить – в придачу к своим четырем отпрыскам. Но я отказался. Спрятаться под крышу нового дома мне казалось трусливым бегством. А я хотел воевать с мором. Так и остался при храме Бессменного Стража: покровителя вождей, воинов и лекарей. Помогал старому жрецу и тем, кто боролся с болезнью. Кипятил бинты, заваривал чай и лекарства. Очень старался не плакать.  А потом у меня обнаружился дар, и я стал учеником Хисториана.

– Перестань, тетя Клабби! Мне уже восемнадцать! Я старше твоего сына!

– Ну, значит, набирай побольше, – подытоживает мясник Хаунч. – Что люди тебе говорят? Народ – он плохого не посоветует. Как там сказано у Мелалия? «И тысяча мужей единодушно лишь варварам способны зла желать!»

И тут я понимаю, что ехать придется. Потому что люди не свободны разумом, они пребывают под властью убеждений. Одно из них - что ученик непременно должен сделать шедевр – работу, которая подтвердит его мастерство. И теперь все ждут от меня чуда.

Если я его не совершу – мне не стать в их глазах взрослым. Так и останусь мальчишкой, который до шести лет картавил, а в восемь – свалился с крыши и порвал штаны. Меня будут подкармливать из жалости, а дела не доверят. Никогда.

В кишках поселяется холодный спрут, ноги слабеют, во рту пересыхает.

– Вы верите, что я справлюсь с толпой людоедов? – ухмыляюсь я, скрывая испуг.

– Ну, что – людоеды… А ты – маг! Заколдуй их там чем-нибудь. Или сам заколдуйся.

Говорят, сладко чувствовать, что в тебя верят. По мне – очень на любителя блюдо!

***

«… в мои руки попало письмо Мелалия, в котором он сообщает, что завершил работу над Венцом Желаний и намерен испытать сей несравненный артефакт на турнире философов в Калеондо. Величайшее из творений магической мысли давало человеку, лишенному способностей к волшебству, возможность совершать чудеса невиданной доселе величины. Разумеется, Мелалий предвидел опасность такого могущества, и потому уже при создании сделал свое произведение достоянием общества: лишь мысль, которую держат в умах не менее десяти сотен человек, находящихся недалеко от Венца, имеет шансы на воплощение…»

После ужина, как обычно, валяюсь на плоской крыше дома. Читаю письмо учителя и слушаю, как затихает город. Над головой перемигиваются звезды. Пахнет морем и тростником. Скоро сезон дождей загонит меня в комнату. Если вернусь… Вчера звуки наступающей ночи казались мне скучным шумом – а сейчас я ловлю их жадно, как драгоценности. Пастух уже прогнал стадо по улице, и теперь далеко внизу, на берегу брякают колокольчики. Припозднившиеся рыбаки шагают с лова – навстречу ухе и теплым лепешкам. Семьи садятся ужинать, матери окликают заигравшихся детей...

Но вот над морем всходит Луна – и, приветствуя ее, басовито повел мелодию колокол храма Дарящей Плодородие. Через несколько вздохов тему подхватывает горн Бессменного Стража, к ним присоединяется флейта Вечного Ловца… Боги вселяют спокойствие, боги зовут – нет, не в наилегчайший мир, где пребывают, но – вперед, к жизни…

Просыпаюсь на диво бодрым, и в хорошем настроении.

Я почти готов к путешествию. Кладу в дорожную сумку кусок копченого мяса, сухари, смоквы. Достаю подарки учителя: сапоги и плащ. Плащ отлично маскирует – если находишься в тени. Тогда сливаешься с нею, и заметить тебя почти невозможно. А сапоги делают шаг мягким, как у кошки. Кладу в сумку кристалл голубого цвета и вспоминаю, как учитель объяснил мне, что такое лед. Вернее показал. Я нарочито дулся, лелеял обиду, пока у меня заживали синяки на седалище – а сейчас улыбаюсь. Наверное, так взрослеют. Спасибо тебе, Хисториан, спасибо за все.

Спускаюсь к морю не торопясь, впитывая ласковую тишину сонного города. Вот и пристань. Стражник Брейв, который доставит меня на Валаанну, машет рукой. Животы облаков розовеют – пора. Ветер наполняет парус и несет меня навстречу судьбе.

 

 

Часть 2. Орки.

 

Увитая лианой дикого перца треугольная арка выглядит так, что я опасливо толкаю ее рукой – не обвалится ли? Конечно, скрепленные раствором камни не шелохнулись. Они много чего пережили за последнее столетие: строгие службы и бурные празднества, удары каменных ядер и крики: «В атаку!», стоны раненых и плач побежденных. И уж, конечно, не собираются покидать друг друга от моего прикосновения.

С самого утра я пробираюсь по развалинам Калеондо – когда-то «прекраснейшего из портов», «рубина-на-побережье», «отца городов», как пышно именовали его жители. Даже сейчас, когда на уцелевших колоннах гнездятся птицы, а мостовую проломили юные деревца, руины выглядят величественно. Глядя на них, я впервые поверил, что и тихий Кунамар, и гордый Лордхаус начинались как поселки, основанные орахеллаи, чтобы выменивать у варваров железную и серебряную руду на ткань, приправы и артефакты.

Наконец, нахожу удобное место. Храм богини Удачи – а форма арки неопровержимо  свидетельствует, что это именно он! – лучше всего подходит для чуда поиска. Прикидываю, где когда-то был центр зала, расчищаю площадку от зелени, лезу в сумку. Краем глаза ловлю чей-то взгляд…

… И стрелой мчусь за дерево! Выглядываю. Все тихо. Не свистит камень из пращи, не летит копье. Ни птицы, ни хищники не спешат по моим следам. Но возле остатков стены теперь можно разглядеть силуэт, похожий на человеческий. Осторожно возвращаюсь, убираю зелень… На меня «смотрит» мраморная статуя с каменными черными глазами. Гордо задранный подбородок, сурово сведенные брови, а в особенности – спиральная татуировка на щеках – дают знать, что в камне увековечен правитель.

Я невольно любуюсь работой древнего скульптора: даже волоски кругом лысины тот сумел вырезать, даже венчики орхидей в парадной гирлянде! Присматриваюсь и вижу постамент: кусок отполированного когда-то камня, покрытый выбоинами и трещинами. Видимо, некто упорный не пожалел времени и сил, чтобы низвергнуть кумира – но тот умудрился прислониться к стене.

Меня вдруг посещает совершенно сторонняя мысль: а почему, собственно, турнир философов в Калеондо стал последним событием в девятивековой истории орахеллаи? Почему пять городов острова вдруг в одночасье сцепились в жестокой междоусобице? И отчего не затухала она более двух столетий, пока, наконец, Валаанна не обезлюдела, а от «лучшего из народов» не остались лишь руины и «свитки мудрости» в окраинных поселках? Cвитки, ныне служащие потомкам варваров источником мудрых изречений, поэм и анекдотов.

***

К сожалению, у Стронга нашелся лишь очень маленький и затертый образец белого корунда, а сведения о Венце Желаний и вовсе ограничиваются строками из письма Хисториана. Поэтому, слившись с тенью наклонной стены, я добросовестно вспоминаю все, что читал и слышал от учителя о Мелалии. По капризу судьбы, имя этого мудреца сохранились лишь благодаря скандальной полемике, которую он вел с калеондийцем  Фаресом по прозвищу «Нищий».

Происходя из богатой семьи, Фарес к зрелым годам прослыл мудрецом, но безнадежно разорил свое имение. Тут и пристала к нему кличка – философ гордо отверг поддержку родных и удалился от мира, кормясь подношениями учеников. Жилищем он избрал пустой древесный ствол, и время от времени потрясал народ меткими афоризмами, полными презрения к людям и всему, ими созданному, чем снискал известность и боязливое уважение. Мелалий, когда-то друг детства Фареса, а после – преуспевающий маг-творец артефактов, много спорил с ним в письмах, но не убедил.

***

Направляющее чувство возникает, как тонкий, едва уловимый аромат. Мне с трудом удается сориентироваться: на юг, вглубь острова. Остаток дня я осторожно пробираюсь к бывшей дороге на Келманену. Ночь провожу в развалинах храма Бессменного Стража, завалив колючими ветками вход в единственную каморку с крышей и стенами.  Выщербленная статуя Стража с обломком меча в руке охраняет мой сон.

С рассветом двигаюсь дальше. «Аромат» усиливается, зовет, манит.

Теперь мне все чаще попадаются следы присутствия орков: пни от деревьев, сколотые лица на барельефах, старые кострища. Я удваиваю осторожность и, когда солнце уже клонится к западу, выхожу к одной из стоянок.

***

Полированные стены дворца отражают восходящее солнце. Хозяин выходит в сад, окидывает взглядом бананы и манго, улыбается деревцам, посаженным для красоты – за розовые молодые листья – и идет туда, где в утренней дымке простираются рисовые поля.

Давно это было! Теперь манго вырубили, бананы засохли. Отводящие воду каналы забиты грязью, поля поглотила трясина. Лишь розовые деревья уцелели – потому что твердые как железо, стволы не поддались топору. Почернел от копоти потолок дворцовой террасы – на ней постоянно горит костер. Между дворцом и краем болота – вытоптанная площадка, на которой куча мусора и костей пялится по сторонам глазницами черепов. А из кучи торчит самая удивительная статуя, которую я здесь видел.

Во-первых, нагая. Даже гирлянды из орхидей нет. Во-вторых, абсолютно целая. А в-третьих – непонятно, кого изображает. От талии и ниже скульптор явно ваял человека. Длинные мускулистые ноги, поджарые ягодицы – не перепутаешь. Но выше пояса спина почему-то сгибается, грудь раздается бочкой, а толстая шея переходит в маленькую обезьянью голову с огромной клыкастой пастью.

Я притворяюсь тенью железного дерева. В болото за спиной прыгать не хочется, к тому же оттуда летят тучи москитов. Вернусь – отпишу Хисториану, что его плащ от них защищает. Если смогу держать перо искусанными пальцами. Мне очень хочется подобраться поближе к статуе и прочесть надпись, выбитую мелкими буквами на постаменте, но я опасаюсь, что меня заметят.

Здесь живут орки.

Вот к костям подходит и начинает стучать по ним палкой, что-то ища, седой и грязный орк-старик. По виду он не слишком отличается от человеческого старика, если не брать в расчет… многое.

Во-первых, орки сутулятся. Зачем они это делают – непонятно, все равно на открытом месте их прекрасно видно. Во-вторых, странная манера держать голову, одновременно втягивая ее в плечи и пытаясь оглянуться. Грязь и худоба: практически все выглядят, как опустившиеся бродяги, только еще хуже. И выражение лиц – одно на всех: недоверчиво-злобное. Ну и, конечно, отсутствие одежды. Только кожаные пояса, к которым прицеплено у кого что: каменные ножи, топоры, мешки какие-то убогие.

У костра на террасе сидит вожак. Видно, вожаком он стал не вчера, потому что отличается от соплеменников округлой рожей и жирком на боках. Поименую его Аки, по первой букве алфавита. По сторонам от него – два «телохранителя» с топорами – потощее и поскромнее. Назовем их, соответственно, Бира и Сого. Чуть в сторонке сидят две молодые грудастые орчихи. Фаворитки вождя? Похоже, для орка грязь – красоте не помеха.

К Аки по очереди подходят заморенного вида оркские женщины и подростки. За женщин цепляются дети. Все тащат в руках и корзинах плоды – приглядевшись, узнаю дикие бананы – и, подходя к вожаку, отдают ему лучшее из собранного. Вожак придирчиво смотрит, пробует, требует добавки. Время от времени выдает фрукт-другой «телохранителям» или бросает «фавориткам». Те радостно жуют, поглядывая на толпу с нескрываемым превосходством. Мне противно смотреть на этот варварский пир, страшно даже находиться здесь. Но чувство направления тянет меня сюда.

Пока вождь принимал подношения, отгорел закат. На джунгли упала ночь, посеребренная лунным светом. Странно как-то: неужели у орков на всю эту толпу баб – десятка четыре, не меньше – полагается трое мужчин, плюс старик? Где воины?

Но вот из-за деревьев раздаются победные вопли, и на площадку перед костром входит еще десятка полтора орков. Молодые мужчины, вооруженные и довольные. По крайней мере те, кто идет без поклажи – орут, как зрители на дельфиньих гонках.

Я осторожно подбираюсь к постаменту – благо, старикан уставился на пришедших. Теперь, при свете луны, я могу разобрать надпись: «Томбаро, Фареса Нищего ученик, суть человека в сем камне отобразил». Что за Томбаро? Никогда не слышал. Что за суть?

Но тут орки подтащили-таки свою добычу к костру – и мне становится не до раздумий. Да что греха таить: меня чуть не рвет (по старой памяти, видно), когда я вижу, что они принесли. Труп молодого мужчины - человека. Убит, наверное, топором – вместо груди одна кровавая рана. Волосы скручены в длинную черную косу, торчащую из макушки…

Меня трясет. Меня колотит так, что кажется – выскочат зубы. Я вдруг отчетливо понимаю, как этот несчастный здесь оказался: вор тоже прочел письмо учителя Хисториана, и, узнав о Венце Желаний, решил добыть великий артефакт. И на его месте мог быть я! Да что говорить – я и так почти на его месте, нас разделяет менее ста локтей. И смерть.

Пока я трясусь, орки принимаются делить добычу. То есть труп. Первый отрезанный кусок подносит вожаку рослый орк, который шел впереди «охотников». Про себя называю его Диг – он явно следующий по значимости после Аки, Биро и Сого.

Аки поглаживает редкую бородёнку и принимает кровавый дар, явно прикидывая, кому его бросить. Толпа шумит. Одна женщина, беременная, визжит и тычет пальцами себе в грудь. Вожак презрительно кривит морду и отводит от нее взгляд. Орки гогочут, как будто увидели что-то смешное. И тут, присевший было Диг резко, снизу вверх, бьет Аки ножом под ребра!

Я только охнуть успел, а молодые орки уже зарубили «телохранителей». Тут же среди подростков и женщин вспыхивает драка – по счастью, без оружия. Орчихи дерутся, плюют друг в друга, таскают за волосы. Беременная повалила на землю одну из «фавориток» и пытается задушить. Похоже, успешно.

А торжествующий победитель – Диг – окровавленным пальцем рисует спирали у себя на щеках. Потом снимает с убитого вожака пояс с мешком и вытаскивает на свет – я чуть в болото не упал! – золотую корону. Работу орохеллаи я распознаю безошибочно, а учитывая, что корона мягко лучится золотым сиянием – и в полной темноте. Венец Желаний, я все-таки нашел тебя!

Спохватившись, ищу глазами местного долгожителя – а то, как бы он меня не отыскал! И вижу: мерзкий старик, перехватив поудобнее свою дубину, крадется к маленькому орчонку, который забыл про осторожность и глазеет на драку, на свою беду, слишком близко подойдя к куче мусора. Ну нет, это уж слишком!

Подскакиваю к старику, заламываю грязную лапу и отбираю оружие. Орчонок оборачивается на вопль. Остальные, кажется, тоже – но мне не до них. Бью орка неожиданно тяжелой дубиной – от души, с размахом. Целюсь в голову, вкладывая в удар все отвращение, омерзение от этих подобий людей, потерявших все человеческое. Попадаю в плечо. Старик падает и пытается отползти, подвывая.

Теперь ко мне мчатся все, отталкивая друг друга. Разворачиваюсь и бегу к болоту. Орки – за мной, надеясь поймать  на краю трясины.

Не тут-то было! Голубой кристалл летит в топь, слышится потрескивание замерзающей жижи. Через мгновение племя может наблюдать удивительную картину: человек идет по болоту, легко и осторожно, словно канатоходец. Слышу за спиной шлепок тела об лед, вопль боли и удивления. Даже успеваю подумать: это смельчак, дурак, или просто – сзади толкнули? Но больше не отвлекаюсь. Ходьба по льду – нелегкое дело.

Слева падает камень, но я не оглядываюсь, спешу вперед. Если не успею дойти до каменного берега канала, прежде чем заклятье кристалла утратит силу, меня втянет трясина.

***

Сижу в зарослях лимонного сорго и чувствую себя трубой, на которой долго играли под сурдинку. Гудят усталые ноги, гудят руки, гудит от мыслей голова. Хорошо, хоть москитов сорго отпугивает. Я держусь руками за голову: кажется, она сейчас треснет от понимания.

Я знаю, что случилось с орохеллаи! «Презрительный мудрец» Фарес Нищий твердил свое: «Человек – это обезьяна…», пока не вложил эту мысль в голову каждого жителя острова. Ну, может, не всем, но последователей хватало. Незаметно для себя люди стали уподобляться обезьянам: утрачивать восхищение богами и почтение к законам жизни, возрастать жадностью и скудеть любовью.

Тут кому-то из властителей пришла идея выбить клин клином – устроить турнир философов. На этот турнир на своем «Лингвилоки» спешит Мелалий, который и подумать не мог, что мысль, которую тысяча мужей лучшего-из-народов считают правдивой, обернется напастью хуже урагана. Небось, руки потирал, предвкушая, как покажет давнему другу величайшее из своих творений!

Показал. И Венец Желаний начал воплощать идеи Нищего в жизнь, последовательно и беспощадно…

Разумеется, в орохеллаи со страшной силой взыграли кровожадность и властолюбие. «И восстала рыбная Унотимхала на жемчужную Алмариллу, а обильная Эредхарма – на прекрасный Келманену; с Калеондо же бились все», как говорится в одной из последних хроник погибшего народа. Не знаю, успел ли сбежать Мелалий – о его судьбе после турнира философов ничего не известно. Искренне надеюсь, что Фарес дожил до штурма родного города и был погребен под руинами: он это заслужил.

А островитяне от бед и раздоров еще сильнее уверовали, что Нищий был прав: подтверждения хлынули градом каменных ядер! И после двух сотен лет такой жизни потомки мудрого и трудолюбивого народа забыли земледелие и строительство кораблей, письменность и металлы, утратили даже внятную речь и все сильнее становятся живым доказательством: они – обезьяны, прикрывающие срам. Да нет, уже не прикрывающие.

И что мне теперь делать?

Проще всего – слинять. Ибо кончились дураки, готовые лезть к людоедам за их сокровищем. А если Хисториан будет возмущаться – предложу ему добыть Венец лично. Стронг обещал, что лодка будет ждать у руин маяка послезавтра день и ночь.

Ох. Стронг. Он же спросит про белый корунд.

Да что же это такое – сплошные неудачи!

В отчаянии с силой утыкаюсь лбом в то, что держу в руках – и замираю. Потому что «дубинка» старого орка там, где не обмотана кожаной полосой – тяжелая, как камень и … белого цвета!

Я проверяю – и убеждаюсь, что не ошибся. А потом, смеясь, благодарю Удачу, подняв лицо к посвященному Ей зениту.

И понимаю, что Венец надо добыть.

Не ради Хисториана. И не ради меня. Ради орков.

Чтобы дать им шанс вновь стать людьми.

***

Дворцы орахеллаи строились по канону «древа». От парадного входа – «ствол»  -  анфилада залов, постепенно мельчающих. От залов – «ветви» -  боковые комнаты-комнатки-кладовки-чуланчики. Из кладовки-чуланчика иногда открывается дверь наружу.

Вот такой «черный ход» я и нашел. Маленькая кладовка с рядом вместительных каменных полок по стенам, кучей битых камней на полу и дверным проемом. От него есть дорожка к становищу племени. Забираюсь на верхнюю полку и сажусь, укутавшись плащом. Тяжело вздыхая, привязываю себя, пропуская ремень через дыру в полке. Страшно, но дойти сомнабулой до орочего костра – еще страшнее. Тени надежно скрывают мое присутствие. Воззвав к Удаче, приступаю к делу.

Идея проста: если я не могу прийти к Венцу, оставшись незамеченным и несъеденным – пусть Венец сам придет ко мне. Но легко сказать! Стоит отпустить мысли, как в голову лезет навязчивый образ Дига  с копьем наперевес. То, что на копье висит золотая корона, утешает мало. Закрываю глаза и начинаю дышать размеренно и глубоко…

***

…Небо роится звездами - светляками. Светила переливаются и дрожат, мерцают и слагают узоры. И вот уже птица, сотканная из огней, величаво парит в небе. Птица снижается – или растет? Вот, она уже обнимает небо над островом, и маховые перья царапают горизонт. Голова остается недвижной, но  взгляд устремляется вниз, вниз, к нему …

***

Сытые орки уже вовсю заливаются храпом, а уцелевшая фаворитка Аки никак не может уснуть. От жестоких объятий Дига болят бока и саднит в промежности, душа корчится от обиды. Новый вожак покрыл ее, но не дал ни кусочка мяса! Это значит – конец её сытой и беспечальной жизни. Диг не будет бросать ей корм, выгонит собирать, а остальные женщины будут унижать и мучить ее, мстя за недавнее превосходство.

Орчихе хочется вонзить в нового повелителя нож, выцарапать глаза, задушить. Но об этом и думать боязно – убьет! Внезапно ее осеняет. Она тихо подбирается к спящему и отвязывает мешок с золотой штукой. Это будет получше выдранных глаз! Она унесет штуку в самую глубь дворца: дальше, дальше, еще дальше… Ага, вот эта комнатка подойдет. Пусть-ка Диг завтра поищет свой символ власти! Пусть побегает! Довольная орчиха прячет мешок в куче камней на полу и отправляется спать.

***

Я сижу на «насесте» из веток в прибрежных мангровых зарослях. На поясе – дубинка из белого корунда. За пазухой – Венец Желаний. На душе свет и радость. Из бескрайней синевы моря ко мне приближается белый, как чайка, парус.

«Выше дарителя щедрого тот, кто на вахте был в трудное время», - вспоминаю я, кажется, из Ферена Алмарилльского. И возношу благодарность Удаче. Нам, великим героям, было бы куда сложнее жить, если бы обычные люди не приходили вовремя.

– Живой, зараза?! – Стронг, похоже, искренне рад меня видеть. Удивительно, но я его тоже. Спрыгиваю в лодку и протягиваю ему орочью дубинку. Лицо капитана светлеет.

– Ну, ты даешь! А то, о чем Хисториан просил?

Вместо ответа я спрашиваю:

– Капитан… Вот ты целыми днями всякую шантрапу ловишь. Воров, разбойников… Как думаешь, а людям вообще свойственно друг с другом ладить? Или каждый ждет свое преступление, только не все дожидаются?

Некоторое время Стронг глядит на меня, выпучив глаза. Потом начинает хохотать. Нахохотавшись, отвечает:

– Да ты чего, волшебник?! Мозги у орков забыл? Если бы все были ворами – зачем было бы тогда воров ловить? Не, люди нормальные. Ты не дури! А зачем тебе?

– Да так. Есть одна идея, как вернуть Валаанну. Только нужно собрать тех, кто думает также.

– Много?

– Примерно десять сотен человек. А лучше – пятнадцать.

 


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 5. Оценка: 3,80 из 5)
Загрузка...