Бег быстрее жизни

 

Бык

Кое-где знамена все еще полоскались на ветру: местами опаленные живыми молниями, некоторые – изорванные градом или закопченные жирными черными дымами, давно утратившие горделивый и угрожающий вид.

Снимать их приходилось украдкой, бдительно наблюдая одним глазом, как бы не засекли жандармы или не набежали другие такие же. Те, для кого флаги давно не значили повода к распре, кто ценил внушительные полотнища прочной крашеной ткани. Другие мародеры.

За одно знамя с сизым коршуном у стен замка могли отвалить полную торбу репы и шмат ароматного, с желтизной, сала. Из пестрой ткани, опять же, могло выйти какое-никакое одеяло, а если рискнуть и попробовать стащить сразу пару-тройку, то и еще что-нибудь.

Но если с флагом ты попадался жандарму…

Орвин передернул плечами и дал сигнал Грете и Гайе. Девчонки ловко, точно молодые хорята, вскарабкались на обломки стены, замерли рядышком, сторожко оглядывая улицу, уже почти очистившуюся от дымовых прядей.

Немного погодя они шустро кинулись через усыпанную обломками, камнями и бревнами мостовую. Пытались держаться в тени трехэтажного особняка, зиявшего пустыми зевами окон, избегали световых пятен-взглядов Бдительных Очей, прочесывавших район. Воздух горчил, отчего рот наполнялся вязкой кислой слюной: ошиваясь здесь дольше, чем надо, можно было запросто заработать болячку позамысловатей – или и вовсе затяжную и помпезную кончину.

Первое знамя, желтую гончую на синей и алой горизонтальных полосах, сняли быстро и просто, взобравшись по груде развалин: девчонки были легче и ловчей Орвина, потому он зверски зыркал во все стороны, значительно демонстрируя увесистую дубинку.

За вторым – тем самым коршуном на золотом фоне – Орвин стремительно вспорхнул по наружной стене дома, не рискуя интересоваться, что могло встретиться внутри. Спустившись, он уж совсем засобирался обратно, к матери, как вдруг Гайя увидела это.

Огромный, обшитый золотой бахромой стяг самого Принца, который лежал на просторном перекрестке у общинного колодца. Судя по размерам, знамя упало с одного из драконов: город не отличался обилием высоких строений и вполне обходился значками и стягами куда как помельче.

- Ох, - сказал Орвин зло: уж чему-чему, а нежеланию лишний раз рисковать, замахиваясь на слишком многое, жизнь научить успела.

Гайя помотала головой и ткнула в изумрудную полосу несколько раз. Грета показала двумя крохотными пальчиками, как живенько можно обернуться.

Орвин заколебался, облизнулся три раза кряду, потом кивнул, поудобней берясь за дубинку. Была – не была.

…Конечно же, засада: трое выпрыгнули на девчонок из чересчур широкого бесформенного провала, еще двое, низкие и очень широкие, выкатились из бокового переулка. Орвин замешкался всего на мгновение, отчаянно прижимая к телу уже захваченную добычу, так необходимую матери. Потом громко харкнул на мостовую и пошел буром, успев разобраться, что низкие – это литиды, курчавые бороды и крючковатые носы компенсировавшие медвежьей силой и живучестью. Видимо, недавние наемники герцога – а сейчас уже ничьи не наемники. Гайя и Грета завизжали, уворачиваясь от загребущих лапищ.

- Отпустите! – крикнул Орвин отчаянно и зло, красочно представив, как подыхает с распоротым животом на грязной улице. – А не то…

- А не то вами займусь я, - громыхнул рядом с ним зычный низкий голос, и отшатнувшийся, Орвин увидел несуетливого мужчину, огромного и могучего, что носил все еще почти чистый плащ с треглавым змеем и начищенный нагрудник. Как ни странно, это действительно был бык – не жандарм, а стражник из городских. Ловец ворья и разбойного люда, здоровенная палка в колесе мелких услуг и сделок, которыми стоял квартал бедноты.

Орвин же теперь двинулся вместе с быком. Даже не столько вместе, как следом, понял он чуть погодя, и, стыдясь, прибавил шагу. Почти сразу же рядом оказались оба литида, они были стремительны и точны, атаковали сразу с двух сторон – и не подвернись дурацкая дубинка Орвина на пути боевой секиры сына камней, исход еще мог бы быть другим. Но деревяшку выдернуло из руки, отсушив ее ненадолго, а вспыльчивый литид, не размениваясь на удар железом, наотмашь хлестнул внушительной ладонью в латной перчатке, угодив прямиком в висок.

А потом уже в висок литида, в мокрые завитки вонзился быстрый длинный меч быка, успевшего зарубить второго каменника. Орвин даже не управился рухнуть на колени, не чувствуя ног, - но, конечно, пока остальные разбойники, вопя, набегали на стражника, все пришло в порядок. Теперь-то он стоял на четвереньках и тягостно боролся со рвотой и головокружением, почти не замечая, чему именно служат свитой тяжелые уханье, сопение, лязг, а затем смачные тупые удары.

- Живой-то? – холодно спросили Орвина чуть погодя, и почти сразу же ловкие ручонки Гайи и Греты заботливо стали растирать щеки, лоб, здоровый висок. Лишь сейчас его все же вытошнило, струя едкой желчи плеснула наружу, смешиваясь с грязью. Почему-то стало неудобно перед быком.

- Жив… вой, - проворчал Орвин, прикидывая, как бы сподручней отделаться от нежданного спасителя. Да, быки вроде бы не гонялись за «знаменосцами» и схизматами, но береженого боги оберегают…

- Девочки? – вопросительно сказал стражник, не пряча окровавленный меч. Остро пахло кровью, мочой и свежим дерьмом: кто-то из убитых наверняка опростался, испуская дух.

- Сестры, - проворчал Орвин, пытаясь понять, станут ли сейчас рубить и его.

- Сестры, - бесстрастно сказал стражник, по-прежнему не спуская глаз со старшего, - Что ж не бережешь?

- Берегу!

- Вижу.

Бык наклонился, содрал с одного из литидов капюшон и принялся отирать от крови клинок. Где-то вдалеке взревело, потом громыхнуло, затем скучно затарахтели скорострельные жезлы. Взвыла толпа, и Орвин удивился, что кто-то еще мог отважиться сбиваться в кучу, в такое-то время.

- Возьми топор, - произнес бык наконец, - вон у того. Каменника. Сгодится.

Не веря ушам, Орвин уставился на стражника, но тот оставался невозмутимым – словно каменная стена наподобие еще сохранившихся вокруг… разве что способная лучше постоять за себя. Топор, а точнее, секира, оказался удивительно легким и ухватистым – куда удобней прежней дубинки. С ним приходили другие мысли, странные мысли – вроде того, что ведь быку необязательно глазеть, куда пойдут малолетние мародеры… Подлые мысли. Орвин сглотнул и принялся заворачивать оружие в трофейные знамена, стараясь не встречать взгляд быка. Справившись, закинул сверток через плечо.

Стражник внимательно всмотрелся в лицо Орвина, кивнул – и молча отвернулся, вроде намереваясь уходить. Оставалось только аккуратно подхватить сестренок под локотки, и поспешать домой: уж какой ни добрый стражник им попался, но забрать знамя драконьеров у себя под носом вряд ли позволил бы.

Однако Орвин не успел сделать и пары шагов, как увидел оборванного, грязного и тощего заклинателя, что ковылял, хромая, к быку. Зубы заклинателя скрипели, он тяжело, с присвистом дышал и вроде бы всхлипывал… вот тут Гайя вдруг и метнулась в сторону, припадая к камням и оскаливаясь по своей повадке. Грета не так жгуче чувствовала волшбу, зато оборачивалась куда как споро. Тени, и без того издерганные то и дело вспыхивающими пожарами и пронзительно-яркими зарницами магических пламен, задрожали, пытаясь отодвинуться от изломанных фигурок девчушек.

Орвин уже и сам понял, что то были за всхлипы со скрежетом, и тут же упал наземь, роняя сверток и торопливо шаря в поисках подходящего булыжника. Их было счастье, что бык отвлекал внимание на себя; только надолго такой удачи не хватило бы: заклинателю будет не с руки отпускать аж троих видоков. Вместо камня под руку упрямо тыкалась мягкая гладкая ткань, и Орвин решился.

- Астендул! Кверато схо фахой тарг алиф! – прорычал тощий оборванец, царственным жестом вскидывая костлявую ладонь с обломанными ногтями. Стражник, молниеносно обнаживший меч, выпустил его из пальцев, проводив изумленным взглядом, тут же налившимся болью. На этот раз очередь пасть на колени выпала уже быку: только, будто того мало, он еще и застонал, глухо, протяжно, мощно, - а изо лба уже перли уродливые огромные шишки, уже вытягивались челюсти, уже вдавливался в меняющуюся на глазах морду нос, руки, разорвавшие с отвратным скрежетом рукава, покрывались жестким волосом…

Сверток с секирой угодил заклинателю прямиком в голову, тот упал, не досказав ворожбы, но кузнечиком вскочил на ноги и теперь-то уж глядел только на Орвина с сестричками. Решился-то колдун скоро, очень скоро, и в глазах уже засверкали отсветы выбранной волшбы, - да только Гайя уже взмыла в прыжке, целясь на загривок, а Грета метнулась по-над землей, и даже камень, все-таки найденный Орвином и угодивший прямехонько в морщинистый лоб колдуну, поспел как раз в пору.

Визг захлебнулся, не успев даже потревожить эхо. Запахи умирающего, в изобилии отмеренные заклинателем, не могли, тем не менее, перешибить мускусного духа сестричек. Орвин просто трясся от жажды обернуться и присоединиться к своим; но мать ждала их с добычей, поэтому надо было идти прямо, едва помня себя, поднимать завернутую в знамена секиру, потом долго, запинаясь о непослушные слова человечьего языка, уговаривать Гайю и Грету.

- Дом, - простонал кто-то за спиной, и Орвин запоздало вспомнил про быка, вскочил, готовый бить, что есть силы: теперь-то стражник был прямой угрозой им всем.

- Луговая улица, - прохрипел непослушными костенеющими губами человек с косматой бычьей головой, - дом с красными ставнями… позови… ее…

Он все никак не мог встать – разъезжались огромные копыта, выросшие на ступнях, да и разлапистые руки оказались, видимо, слишком уж неуклюжими. Стражник мучился: доспех, частично лопнув, врезался в тело, да и волшба все еще окутывала его плотной пеленой, продолжая менять. Вряд ли бык превратился бы в быка, как того потребовал заклинатель; по крайней мере, не до конца. Однако помощь уж никак не помешает.

Орвин пожал плечами и отвернулся. Прежде всего надо доставить добычу матери. Потом он вернется – и, возможно, попытается подсобить. Но уже без малых.

Только вот не успел он сделать и шага в сторону дома, как Гайя уцепилась за руку и, мотая головой, потянула в обратную сторону, а Грета загородила дорогу и сердито насупилась.

- Ладно, - сказал он, злясь, - ладно. Сбегаем вместе. Обещаю. Только недолго! И тогда уж знамя-то прихватите.

Завернув секиру в большой стяг, девчонки ухватили Орвина под руки и все вместе, нагнувшись, будто против сильного ветра, они побежали вдоль улицы, сразу же исчезнув из виду, затерявшись среди завалов и баррикад.

Тройка грифонов со всадниками легкокрыло прошлась над кварталом. Город продолжал колдовать, гореть, вопить.

 

Дом

- Всегда, - твердо ответила женщина, не отворачиваясь от окна, заливавшего покои малиновым светом вечерней зари. Невысокая, однако надежная каменная стена впивалась в истекающее остатками дня небо хищными зубцами. На аккуратной башенке вилось четырехцветное знамя с коронованным серебристым соболем – отражение огромного стяга на самом особняке. Блейзу не хотелось бы видеть этого флага нигде и никогда; в этом их с матерью мнения разошлись.

- Ты всегда будешь желанным гостем в моем доме, сын, - сказала женщина, устало наклонив голову, увенчанную пышной фантазийной прической с блестящими лентами и нитями жемчугов. Белоснежные кружевные манжеты рукавов контрастировали с темными исхудавшими нервными руками: истекший год не был легок и прост для семьи, и что еще тревожней, не был и первым из трудных. Мать устала, не меньше, чем любой из мужчин дома, наверняка даже сильнее – после смерти отца на ее плечах оказалось будущее рода. Новые вести: нападение с применением волшбы на заставу воздушной стражи, покарать за которое герцог пожелал, собрав войско из вассалов, - означали всего лишь очередные тяготы и волнения.

Блейз почувствовал укол вины, тут же окрасившийся привкусом гнева, даже пробуждающейся ярости.

Он верный слуга короны и опора трона! Именно его стараниями матери не коснулось бдительное око дознавателей, когда по городу прокатилась волна арестов среди высшей знати. Именно Блейз, – участвовавший в Засаде Семнадцати, застигнувший врасплох и лично убивший двух лучших полководцев, тайно присягнувших претенденту, избравшему серебристого соболя вместо королевского черного, – служил лучшим оправданием для женщины, обезумевшей от горя, подтверждением, что их род никогда не переметнется в стан врагов короля. Именно он…

Именно он должен сейчас одним ударом закончить распрю, пока не началась война. Но для этого понадобится согласие матери. И люди, ее люди. Их люди. Потому следует смириться – или изобразить смирение. Блейз мягко улыбнулся, делая повелевающий знак заклинателю, нервничавшему позади. Не сейчас. Не сметь. В конце концов, это пока еще не его дом, здесь не его власть и люди.

В окна лился свежеющий воздух, несущий будоражащие ароматы Темных Цветов. Одетые в обработанные соком мандрагоры и пинии халаты садовники поили жадно тянувшиеся к рукам бутоны цветов, которые чуть позже, в серебристом мерцании звезд заведут песнь, влекущую нетопырей и сов, мышей и крыс, пауков и ящериц. Мать обожала цветы, любые цветы, но в здешнем саду лучше всего приживались отчего-то именно Темные. Синие и изумрудные, прозрачные и покрытые сетью алых и черных сосудов, их лепестки казались матери удачным украшением ложа, повара использовали их в качестве хитроумных приправ. Блейз порой – обычно в подпитии – думал, что Тьма, накопленная цветами, пропитала душу и извратила разум, которым так гордилась прежде их семья. Вслух он никогда не говорил такого, даже изрядно напившись.

Уважение и повиновение.

- И всегда, - сказала женщина, подняв глаза на Блейза и тут же отвернувшись к окну, - всегда Дом Сизого Коршуна и семья Тайшьен будут поддерживать кровь Старых Королей. Поэтому знамена останутся на местах, пока мы живы.

Она умолкла, словно прислушиваясь к неслышимому для других голосу. Блейз терпеливо ждал, вдыхая странные ароматы Темных Цветов, смешивавшиеся с теплым дразнящим духом кухонных священнодействий. Близилось время ужинать, и он с удивлением понял, что по-прежнему не находит места, дожидаясь стряпни необъятной Поллианны Тунс, заправлявшей на кухне. Демоны адских уст, здесь был его дом, стены, что позволили вырасти и окрепнуть лучшему мечнику короны, не знающему промаха охотнику, преданному волку его величества… здесь было логово волка, и будь он проклят, коли сюда хоть ногой ступят неприятели.

На мгновение он почти захотел переменить решение, обхитрить судьбу: отпустить литидов, отправленных герцогом в помощь человеку короны, отправить восвояси пугливого и поминутно облизывавшего губы заклинателя, остаться возле матери – пусть ненадолго, всего на несколько дней. Этого, наверное, хватило бы.

Они смотрели друг другу в глаза. Густо-синие глаза матери видели не просто крепкого молодого рыцаря в кольчуге и яке с черным соболем, но будущего защитника правого дела, идущего по следам отца; карие глаза сына видели уже немолодую женщину, более сильную, властную и мудрую, чем многие правители-мужчины, как нельзя более пригодившуюся бы на стороне порывистого и вспыльчивого короля.

Однако наваждение не продлилось долго.

- Ты всегда будешь принят с радостью, - повторила женщина громче. - Но не твои подозрительные… друзья. Им придется покинуть наш дом, сын.

Блейз наклонил голову. Повиновение не могло пригасить мучительного разочарования, боли и щемящего чувства потери. Зажмурившись, он еще раз вдохнул запах дома, думая о том, что без матери родовой особняк не будет прежним.

- Что ж, - произнес Блейз вслух, - тогда и я вынужден уйти. Дело короны, матушка. Дело короля. Как я уже говорил.

Ни Урвас Сатен, ни один из семи присутствующих здесь бойцов не поколебался бы и мига, становясь на защиту хозяйки; потому литиды не выдали чувств даже междометием. Повернувшись, они удалились не менее горделиво, чем входили, и только заклинатель, дергающийся, словно в приступе болезни, порывающийся заговорить, вел себя не так, как подобает: сказывалась подлая кровь, не получившая хотя бы какого-то воспитания. Но безмолвному повелению Блейза колдун все-таки подчинился, пусть и сверкая глазами.

Идиот. Даже Блейз ощущал пристальное внимание домашнего чародея – по меньшей мере, одного, но теперь уже нельзя было отмахнуться от сплетен, что род Тайшьен вербует самых лучших волшебников даже в соседних провинциях. Если так, неудачливого человека короля с малочисленной свитой вряд ли бы когда-нибудь нашли.

Тем не менее, Блейз уходил с высоко поднятой головой, как и подобает отпрыску древнего рода. Один из литидов, седобородый кряжистый старик, что дожидался во дворе, - едва заметно шелохнул головой, подтверждая, что приказы исполнены в точности. К тому, что остаться взамен людей дома Тайшьен, пока не закончится охота на разбойников, им не предложат и не позволят, он явно был готов.

Кажется, целый мир знал о делах их дома лучше, чем представитель семьи.

Блейз на мгновение сбился с шага, не в силах расстаться с матерью вот так, даже не глянув в глаза напоследок. Если все пойдет хорошо, мастера-убийцы, литид и два человека, которые применили свитки и зелья, а потом незаметно растворились в коридорах особняка, покончат с матерью сразу же, как претендент проникнет в дом. А потом закончат распрю из-за престолонаследия, предотвратив войну. Если же им не по силам окажется охрана принца, за дело примется альв, умеющий убивать еще и магией.

Так или иначе, его величество победит.

- Постой! – оклик застал его врасплох. Блейз остановился и с достоинством повернулся к крыльцу, к матери, что величаво смотрела вниз на небольшой настороженный и хищный отряд. Теперь уже и ему было понятно, что ввести в заблуждение столь искушенную в интригах владетельную леди россказнями о желании короны заключить пакт с местными домами не удалось бы. Слишком опасными выглядели его люди, слишком пахли кровью.

- Ты забыл кое-что, - теперь заговорил Урвас Сатен, но Блейз понимал, что воевода всего лишь следует приказам матери.

Большой мешок, который вынесли крепкие слуги в плотных кафтанах, протекал. Даже сейчас – в сумерках, освещенных догоравшим закатом и множеством факелов, было хорошо видно, что именно просачивалось сквозь ткань.

- Это ведь наверняка твое? – спросил Урвас Сатен, не удержав бесстрастной интонации и позволив негодованию пополам с насмешкой прорваться сквозь панцирь самообладания.

И слуги перевернули мешок, позволив выкатиться трем головам. Литидьей и паре человеческих. Блейз услышал, как судорожно вздохнули наемники герцога; рваться в бой не спешил, однако, ни один – как и предводитель, хорошо понимали, что их запросто можно перебить прямо здесь, только дай повод.

Молча они развернулись и двинулись к воротам. Пара замыкающих сложила головы в мешок и понесла его следом за колонной. Блейз кривился в ярости и негодовании, пряча как можно глубже даже от самого себя мысль про альва, так и не обнаруженного людьми его семьи. Прекрасно: работу убийце даже облегчит то, что других уже уничтожили, ибо бдительность неизбежно уменьшится.

Темный силуэт, свалившийся с верха привратной башни и закачавшийся на веревке, отдаленно напоминал человеческое тело, разве что не отличался и каплей гибкости. Покачиваясь, он вращался в петле, и факелы по обе стороны ворот позволили различить отдельные черты. Это и впрямь была деревянная статуя, сделанная с невероятным мастерством – вплоть до ногтей на пальцах и до зажатого в руке специфического медальона. Блейз похолодел. Он знал, что за знак держит деревянный повешенный.

Символ доверенного короны, точно такой же, как тот, что висел и на его шее.

К типично альвьему лицу он не стал даже приглядываться: знал, кого обратили в кусок древесины.

Вот и все. Никаких недомолвок: семья Тайшьен уже встала на сторону принца, даже если разразится война.

Ворота заскрипели, закрываясь за отрядом. Вокруг была площадь, все еще сновавшие горожане, ремесленники и торговцы, даже ученый писец в сопровождении слуги с сундучком на ремне. Город был тих и спокоен, пульсировал жизнью и тепло светился множеством окон; неужели матушка всерьез решилась уничтожить этот мир и эту жизнь?

Блейз почувствовал растерянность. Сейчас следовало предупредить герцога и стянуть силы к особняку, чтобы разорить гнездо измены и предательства; но поступить так – означало предать не просто родных, не только свой род, а еще и сам дом – незыблемое, прочное гнездо, укрытие, логово. И, кроме того, так войну мог начать уже он сам. А разрушение оказалось бы произведенным от имени короля…

- Мы двинемся навстречу, - сказал он седобородому литиду. - Мы узнали главное: принц действительно собирается сюда. Значит, перехватим его на подходе.

Колонна устремилась в улицу, ведущую прочь от центра города, прочь от замка и герцога, увлекая с собой и едва державшегося в седле заклинателя, прямо клокотавшего от ярости. Блейз остался у ворот вместе с парой литидов: сейчас колдун вполне мог допрыгаться до славной порки, а Тайшьену вовсе даже не улыбалось портить отношения с единственным доступным боевым магом. Последние пехотинцы исчезли в глубине улочки, и литиды-телохранители вопросительно уставились на Блейза. Тот кивнул, давая знак двигаться.

Вдруг откуда-то возникли три небольшие фигурки. Мальчишка повыше горбился под весом узла, удерживаемого на плечах, две девчонки крутились вокруг него, хлопали по щекам и всячески пытались привести в чувство.

- Зато эта дорога куда быстрее, - возмущенно оправдывалась одна из них, пока другая негодуя ворчала что-то, тыча пальчиком в мальчишку.

- Ад и демоны, - сказал, перекрывая беседу оборванных и измазанных в копоти девчонок, один из литидов, - что это за сверток, э?! Во что это он завернул свою адову поклажу, смотри!

Он ступил шаг вперед, но тут другой литид вдруг схватился за грудь и покачнулся, закатив глаза. Забыв о маленьких оборвышах, первый бородач вернулся к товарищу, обеспокоенно заглядывая в побледневшее лицо.

- Ничего, - прохрипел тот, - просто… словно кто-то топчется… по моей могиле, брат, понимаешь, э?

- Орвин справится, - еще громче сказала первая девочка, и Блейз снова поглядел на них, увидев, как она подхватила под локоть усталого паренька. Вторая схватилась за другую руку и они вместе ступили шаг вперед… а потом сгинули с глаз.

- Ад и демоны, - тихо и зло сказал литид, - что они здесь затевают?

«Не знаю, - подумал Блейз, - но лучше бы нам предотвратить такую затею».

 

Верблюд

Мерривин остановил фургон, натянув поводья и громко почмокав губами. Лысуха покладисто опустила большую косматую голову и ткнулась мягкой мордой в придорожную траву, зато Зубач норовисто дернулся, прядая ушами и пару раз топнул широким мощным копытом по разъезженной пыльной обочине. Мерин сопротивлялся жизни, как умел, потому и нравился Мерривину, пожалуй, больше. Хотя скажи ему кто об этом, бродячий торговец здорово бы удивился, а то и расхохотался бы в лицо – как же, нравится эта скотина! Да знаешь, сколько колотушек за день он получает?!

Но как ни крути, неказистый каурый коняга смотрел на мир так же строптиво, как и сам Мерривин. Ни прибавить, ни отнять.

- Ах, ты ж… - крякнул, скатываясь с козел, торговец и обеими руками уперся в ноющую поясницу. С усилием выпрямился, морщась и хрустя косточками, потом оглядел пригород. Каменные дома по обе стороны улицы, дерновые крыши жизнерадостно-зеленого цвета там и сям сменяются соломенными стрехами, золотящимися в лучах солнца, почти все ставни – расписные и украшенные резьбой – по раннему времени еще закрыты. Воробьи отчаянно дрались посреди дороги, пыля и маша крылышками. Облезлый котяра, курвин сын, скрадывал забияк, двигаясь плавно и едва уловимо для глаза. Тоже, поди, не собирался сдаваться миру без боя.

Вполне себе городок, решил Мерривин, луж не больше, чем их могло бы быть, учитывая, что дожди не заглядывали в округу уже недели две, если не все три. Дымы, вившиеся в прозрачное осеннее небо, пахли не только дровами, но и выпечкой, а лязг, разносившийся из видневшейся поодаль кузницы, свидетельствовал, что и содержать лошадей местные жители вполне в состоянии.

Мерривин обошел фургон кругом, затем быстро расшнуровал узлы и опустил борт. Блестящая, отшлифованная годами лесенка привычно свесилась до земли, и торговец забрался внутрь, прикидывая, чем бы заинтересовать местных. Правда заключалась в том, что в отдаленные места он не совался уже давненько, и привезти необычных, манких вещей, как раньше, не смог. Чересчур большая смута сгущалась и вырастала в южных провинциях, именно потому он и рванул аж сюда, через все королевство, прямиком вдоль границы еретических графств. По слухам, сюда-то вражда между соболями еще не просочилась.

Походило на то, что трепались верно: сонный городок выглядел лучшим из возможных подтверждением. Вряд ли тут поймут, о чем ты толкуешь, коли услышат слово «война»; Мерривин с наслаждением вдыхал запахи мирной жизни, включавшие и острый навозный аромат от коняг крестьян, что везли мимо молоко да птицу в неказистых потемневших телегах. Чужой фургон возницы окидывали пристальным и придирчивым взглядом, но здороваться не спешили, поглубже надвигая на головы грубые капюшоны или же натягивая широкополые шляпы до бровей.

Тем не менее, Мерривин любил их тоже. Он просто обожал каждого, кому могли понадобиться предложенные товары, считал их даром богов, посланным честному торговцу в награду за упорство, присутствие духа и несгибаемую волю, движущую вперед и вперед в любое время года. Торговал всем, чем могли заинтересоваться люди, ну, по крайней мере, почти всем: колдовские штучки очень часто привлекали нежелательное внимание обладавших даром, хуже того – нередко даже побуждали их к очень, очень нежелательным действиям.

Ну, да и без того хватало всякой всячины, что стоила монеты-другой. Мелочей, вроде пятиреченского табака, желанного для горцев, или козьей шерсти с гор, пользовавшейся спросом в северных пущах. Королевство было большим, действительно большим, и в разных его концах ждали и тосковали о различных, непохожих вещах.

Вдоль улицы уже бегали первые мальчонки – сонные, еще не слишком твердые в шагу после сна, отправленные с посылками или за мелкими покупками на рынок, а может, поспешавшие на службу к мастеру, что обучал нужному и полезному ремеслу. Вслед за ними показались и женщины в аккуратных чепцах и передниках, а потом Мерривину стало недосуг разглядывать прохожих: потянулись покупатели.

Здесь охотно брали вышитые платки, кожаные пояса, ножи из драконьего зуба и длинные ясеневые трубки для курения. Как ни странно, брали книги – все три остававшихся азбуки размели вмиг, причем одну приглядела парочка девчонок, сущих ведьмочек с виду, Мерривин даже заинтересовался, уж не нелюди ли они, вручил было по сахарному петушку, да только появился высокий и тощий, как кощей, парень, вылитый брат тем двум. Заплатив за азбуку, он строго отчитал девчонок, не удостоив торговца больше ни единым взглядом.

Мерривин криво усмехнулся, да и выбросил странную троицу из головы: были они вполне себе чистые, ухоженные, а значит, даже окажись девчонки нелюдью, неподалеку наверняка торчит не один взрослый той же породы. После погромов они озлились, так что даже невинно болтая с детишками, запросто можно напороться на неприятности.

Наконец поток, вроде бы, поутих. Мерривин спустился по лесенке и застыл, вдыхая и впитывая городок. Ему уже много дней хотелось вот такой безмятежности, мира, ленивой неги, внутри которых бурлит и кипит нечто, полагающее себя напряженной и опасной житейской бездной, а на деле…

- Рынок дальше вдоль улицы, - голос, раздавшийся рядом с ним, был зычным и низким. А еще властным. Обернувшись, торговец вынужден был задрать голову, чтобы увидеть лицо человека в начищенном нагруднике с нарисованным треглавым змеем на груди. Разумеется, стражник. Огромный, будто дом, с мощной квадратной челюстью и чистым взглядом праведника. В поводу он вел лошадь – не иначе ту, что и подковывали спозаранку. – Поезжали бы вы туда, мил человек.

- Конечно, господин стражник, - поклонился Мерривин, споро закидывая лесенку внутрь фургона. - Незамедлительно.

В конце концов, это ведь было нетрудно – да и покупателей стало куда меньше. Торговец уложил товары, запихнул прилавок вглубь и уж совсем было вознамерился запрыгнуть на козлы, как вдруг странный привкус ветра заставил замереть на месте. Беспомощно глядел он в спину стражнику, спокойно шагавшему к небольшому ладному домишке, от которого уже скакал вприпрыжку малец, торопящийся обнять здоровенного хранителя порядка. Наверняка, сын, подумал торговец, наверняка, это его дом… и запах, стало быть, совсем не от него. Запах людей, сросшихся с оружием, но не только. Пряный, острый дух проливавших недавно кровь.

Мерривин оборвал собственную мысль, отбросил ее в сторону и непроизвольно погладил пальцем камень в одном из талисманов, носимых под одеждой, просто на всякий случай. Запах, который он как будто почуял, не стал ни слабее, ни сильнее, зато слух обострился многократно. «Черные льды, - подумал торговец слегка рассеянно, - Ну, и расслабился же ты, Рив! Какой-то месяц не слышать амбре разгорающейся вражды, не обонять соболей – черных ли, серебристых ли, - и жизнь великолепна? Как бы не так.»

В ароматическую симфонию городка вплелась нотка солдат, причем совсем не простых кнехтов, что таскают пики и катценбальгеры, нет. Пахло чешуей и пламенем, пахло драконами, или ему пора на покой.

Повертев головой, Мерривин осторожно стал обходить фургон в поисках пованивающих распрей. Уловив нужную струйку, замер, пряча взгляд под темным капюшоном, зато вслушался до звона в ушах и кругов перед глазами.

- Кметы, - глухо проворчал один из пахнувших. - Мещане. Бабы. Дети.

- Приказ, - холодно возразил другой, твердо и уверенно. - Мы правы, а они нет.

«Шут его поймет, - неуверенно подумал Мерривин, - звучит, как драная молитва… или заклинание. Что это еще может значить-то?»

- Глупо, - глухой голос не унимался, - ты бы вышел из заставы, кабы они принялись резать наших людей? Или подмоги бы ждал, а?

- Их больше, Курт, - тихо, с чуть шипящим выговором вмешался еще один. - Чего бы им и не потешиться над горсткой бандитов?

- Выйдут! – уверенно припечатал второй голос, казалось, прямо за спиной, из фургона. - Соберутся нас разогнать. Тогда – огнем.

- Помню, - отрезал начавший разговор.

- Орудия, - тут же перебил второй, - главное – орудия, бомбарды и копьеметы. Нужно разрушить башню, а еще лучше – всю заставу. А уж потом мы подождем людей герцога.

- Их будет много.

- Чем больше, тем лучше. Потому что с нами будут друзья. С нами будут огни, которых не собьют с башни, - голос выделил последнее слово с угрюмым удовлетворением. – Но сначала нужно выманить воздушную стражу сюда, вот какая штука.

Да уж. Мерривин нервно обернулся к стражнику, все еще обнимавшемуся с семьей; только теперь на его шее повисла еще и стройная женщина с густыми, заплетенными в косу волосами.

- За дело! – жестко и властно приказал первый голос, звучавший прямо за спиной, и Мерривин, вздрогнув, отпрыгнул назад, выйдя из-за фургона, оказавшись на видном месте. Выругавшись, он быстро повернулся лицом к центру городка – и увидел говоривших. Их было не трое. Их было пятеро. Темные плащи, чешуйчатые доспехи драконьеров. По меньшей мере, один, а может, и двое сами были драконьей крови. Скверно все это пахло, ох, скверно.

Увидев торговца, они вдруг вытащили из-под плащей кривые мечи и быстрым шагом двинулись к нему. Кто-то не глядя рубанул порскнувшего было в сторонку мальчонку, другой развалил надвое выскочившую не ко времени свинью. Короткий, мигом заглохший взвизг послужил зачином, тут же подхваченным горожанкой, что взвыла, потрясенно глядя на подергивающиеся ноги хавроньи. Немедленно вступила еще одна – перепуганная окровавленным телом мальца. Их рубили плавно, походя, одну распластав пополам, другой снеся голову вместе с чепцем, но вой и вопли только множились и делались громче.

Что и требовалось убийцам.

Мерривин, едва держась на ногах, сунул руку под рубашку, сузив глаза. Беда только, сам он не представлял, каким амулетом можно спастись от пятерых отборных рубайл.

Зубач почувствовал приближение окровавленных клинков, всхрапнул и ощерился, норовя цапнуть. По счастью, на него пока внимания не обращали: смотрели только на хозяина фургона, безошибочно чувствуя что-то хитрое. Мечи поблескивали алым, словно безмолвные обещания.

Мерривин попятился, обреченно увидел, как ускорил шаг один из чешуйчатых, занося клинок.

- Эй!!! – гулкий, раскатистый вопль разом перекрыл гвалт и заставил убийц замедлить шаг. Торговец обернулся: стражник уже подходил к нему, а затем прошагал мимо. Бесстрастный, непоколебимый. Не умеющий сомневаться. Раньше странствующему купчику уже попадались такие, и он хорошо запомнил, где.

«Черный клинок, - изумленно сказал себе Мерривин. - Вот фарт так фарт. Черный клинок служит в городской страже! Ну-ка, ну-ка…»

И он решил ненадолго отложить бегство. Судя по тому, что видывал прежде, могло обернуться по-всякому. Шут его знает, клинок мог даже разделать одного, а то и двух драконьеров, чтобы остальные убедились, что пора драпать.

А вот убийцы в себе сомневались мало. Они тут же принялись брать стражника в клещи, сужая круг.

- Пшли вон, разбойнички, - на удивление мягко сказал стражник, не глядя ни на кого конкретно. – Пшли вон, пока живы.

Подумав, он добавил еще одно слово, и сразу же взвились клинки, стремительные удары сопровождались лязгом и звоном металла, сливаясь в мелодию, которой подпевал вопивший от ужаса городок.

- Мрази, - вот что сказал стражник, точно принял удар первого из нападавших на косо отставленный меч, увел в сторону – и ткнул длинной, до поры не замеченной Мерривином дагой в горло противнику.

«Минус раз», - бледнея, посчитал торговец. Время замедлилось, растянувшись в бесконечное сейчас, полное чужой боли, ярости и страха.

Пропустив мимо сразу два клинка, стражник широким взмахом достает второго убийцу, перерубая запястья. Тут же уходит, ускользает, парируя удар, еще один удар, еще. Третий валится на колени, зажимая руками бок. Судя по алой грязи, которой уже много на пыльной улочке, рана серьезна. Стражник танцует мимо, походя едва заметно касаясь клинком затылка раненого. Тот валится ничком – молча, как подрубленный дуб, разве что ноги мелко вздрагивают. Сзади на голове зияет рана, пульсирующая кровью. На оставшегося без рук внимания уже не обращает, ибо теперь двое наседают слаженно, бьют, составляя из ударов жуткий, слишком быстрый и хитрый ритм.

Не может стражник не ошибиться, вдруг понимает Мерривин, а значит, сейчас придет черед умирать мирным купцам. Он пробует попятиться, но бросить фургон – значит, остаться без средств накануне опасного времени. Идти надо к фургону, потом взять лошадей под уздцы…

Одновременно случаются две вещи: еще один убийца откатывается от места схватки безжизненной куклой и тут же в мостовую впивается огненная струя. Взрыв – и осколки камней разлетаются во все стороны. Торговец бросает быстрый взгляд и убеждается, что пламя изрыгнул покалеченный убийца, и что он явно намерен продолжать. Вот какой огонь они собирались бросить на воздушную стражу, приходит запоздалое понимание об руку с леденящим ужасом. И все начинает струиться мимо, убегать прочь, меняться.

Мерривин бросился к коням, не зная, то ли спешит выпрягать, то ли прыгать в фургон и давать деру. Все решилось помимо него – так или иначе: огненная струя хлестнула в лошадей, взорвалась прямо между ними, разнося живых и смекалистых коньков в клочья. Торговец грязно выругался, и вторая струя угодила уже в сам фургон, превратив в огненный шар. На этот раз разлетающиеся ошметки еще и горели будь здоров. Соломенные стрехи по соседству уже затлели.

Стражник попытался добраться до огнемечущего врага, но последний противник изо всех сил сдерживал, не пускал, а затем и сам движением левой руки бросил в лицо мастеру меча пламя. Слишком близко – и стражник, уйдя от магии, не колеблясь ткнул клинком вперед. Тут же высвободил меч и ударил еще раз. Не глядя на результат усилий, подскочил к безрукому, который продолжал швырять пламя в жилые дома, в людей, даже в сруб колодца на перекрестке. Добил тычком в висок.

Мерривин смотрел на это широко раскрытыми глазами, покачиваясь и тихонько стеная.

- Сучьи дети, - причитал торговец, - кой ляд вам понадобилось все это?! А ты, на кой ты-то влез между ними и добычей, - говорил он уже в сторону стражника, устало бредущего к дому, где жена прижимала к себе сынишку, не позволяя разглядывать мертвецов, - пусть бы рубили, а я бы авось ушел… Где теперь мой фургон, а? Куда мне идти? В разбой разве что?

Стражник прошел мимо, будто и не видя торговца.

- Вот этот дом, Орвин, - вдруг услышал Мерривин, и обернулся удивленно.

Долговязый мальчишка и пара девчонок, все оборванные и измазанные пеплом и копотью, стояли неподалеку. За плечами мальчишки висел немалый узел, свернутый, похоже, из знамени.

- Кажется, успели, - сказала та же самая девчонка. – Пойдем, скорее!..

Огненная струя, огромная, пронзительно-золотистого цвета, плеснула в дом стражника, в его родных, так и стоявших на крылечке, проломила стену и шумно, мощно взорвалась внутри.

Мерривин подпрыгнул и уставился на мертвецов, один из которых как раз начинал снова лепить что-то невидимое, поглаживая и скатывая в шар. Более живучий, чем мог предположить черный клинок, теперь уже драконьер держал жизнь помешавшего им в руках. И собирался прервать ее раз и навсегда.

Вот только он не видел того, что уже разглядел Мерривин, занятый болью от смертельных ран и предвкушением мести. Не слышал топота коней, не слышал отрывистых возгласов всадников в закрытых шлемах и без гербов на щитах, не мог видеть пику, занесенную в точном замахе. Умер, так и не поняв, что пронзило спину.

- Господин Сатен, - негромко, но внятно для торговца, все еще пребывающего под воздействием волшебства, сказал один из верховых, - что мы будем делать теперь? Одна группа Верина вряд ли сумеет выполнить задачу…

- Мы вернемся, сынок, - с ощутимой горечью произнес названный Сатеном, - даже с нашей помощью успех на заставе теперь вряд ли достижим: половина огнеметателей уже мертва, а стражи там хватает. Надо только предупредить… - он повернул коня и погнал вдоль улицы, а следом тянулись полторы дюжины, не меньше, бойцов.

- Что же делать? – спросила девочка, о которой Мерривин успел позабыть. - Мы опоздали!..

Мальчишка хмуро смотрел на стражника, слепо идущего по улице, по дороге обтирающего меч лоскутом плаща одного из убийц.

- Вижу, - сказал он отрывисто, - нам надо было бежать еще быстрее.

- Но мы и сейчас можем, - сказала вторая девчонка. – След еще не остыл! Ну же. Давайте за мной.

Взявшись за руки, они дружно шагнули вперед – и пропали из виду. Мерривин моргнул.

Поднявшись на ноги, он побрел к фургону, махнув рукой на стражника и на собственные причитания. Что и говорить: боги наглядно показали, как оно бывает – хуже, чем пришлось лично ему. Оставалось только поискать уцелевший товар.

А потом найти шинок поближе.

 

Дверь

- Во имя памяти нашего отца, - величественно, но в то же время тепло сказал его высочество. - Во имя памяти твоего отца, Райген Тавр, и во имя мира в королевстве.

- Я сделаю это, - странно приглушенным голосом обещал огромный мужчина в доспехах и плаще городской стражи. - Сделал бы даже просто из мести. Если это действительно тот, кто виновен в смерти моего отца.

- Не мальчишка Тайшьен, - уточнил принц спокойно, - а его колдун. Фактотум самого Штефана Цойсса, придворного Старшего Мага. Он очень, очень опасен, учти это, Тавр.

- В городе живет моя семья, и я не хотел бы войны у самого порога, мой повелитель, - наклонил крупную лобастую голову стражник, - я найду способ перехватить их на улице так, чтобы никто не ушел. Не стоит беспокоиться: я разглядел их и хорошенько запомнил.

- Мальчишка Тайшьен… - принц поморщился. - Его мать правит большим Домом, оказывающим поддержку нам в трудное время…

- Он тоже убивал, ваше высочество, - сказал стражник, и тут уж ничего нельзя было поделать: Райген жил ради справедливости, убивал ради нее же и себя не щадил тоже. Что ж, дому Тайшьен придется простить гибель Блейза, даже если они узнают о том, кто приложил к ней руку. Придется, ибо впереди война.

Стражник неслышно покинул шатер принца, оставив того наедине с мыслями – и с чародеем, укрытым пеленой невидимости. Теперь надобность в ней отпала, но маги слишком привыкли перестраховываться.

Голос из пустоты заговорил с принцем.

- Он отличное оружие, мой принц, но это клинок о двух лезвиях.

- Это не самое худшее, что мы станем делать в здешних краях, друг мой. Не самое мерзкое и не самое опасное.

- Вы о заставе…

- О ней. Все ли готово? Люди? Драконы? А готов ли боевой клин?

- Все ждут сигнала, мой принц. И мнимые разбойники, и боевые расчеты драконов готовы.

Принц опустил голову. План был хорош: выманить стражу, уничтожить заставу, открыв сектор воздушной обороны столицы провинции, затем уничтожить основные силы герцога при помощи драконов – и занять замок. Надо же с чего-то начинать!

Но с каждой минутой ему это нравилось все меньше. Не слишком ли много людей придется убить ради такой неказистой, отнюдь не окончательной победы?

- Я собираюсь пройтись по лагерю, - сказал он сухо. - Сопровождай меня и будь бдителен.

 

***

Блейз уводил свой небольшой отряд прочь. Как и на пути сюда, их должны были окутать завесой темноты, чтобы не позволить узнать дорогу. Трое магов, сильных и готовых к бою, сопровождали группу посланников от правящего короля. Заклинатель, едущий след в след с Тайшьеном, предложил было попытаться оставить незримый след или прорвать пелену, но Блейз настрого запретил делать глупости. Гарантий, что оставленные метки не увидят колдуны претендента, не было ни малейших, а в таком-то случае темнота вполне могла быстро обернуться смертоносной тучей или чем-то похуже. У короля был план и на этот случай, план, из-за которого и был послан именно Блейз. План, предлагавший прощение и примирение не только его высочеству, а и дому Тайшьен – если претендент откажется проявить благоразумие. Блейзу предстояло явиться к матери, и он нервничал больше от предвкушения встречи, нежели от возможного вероломства принца.

Серебристый соболь редко прибегал к подлости.

- Постойте! – детский крик оказался неожиданностью и вырвал из тревожных грез о будущем. Мальчишка и пара совсем уж мелких девочек рвались к Блейзу.

- Вы не видели тут женщины?! – кричал он. - Такой красивой, с длинной косой? Нам очень нужно попросить у нее кое-что!

Их отпихивали древками копий, мальчишка даже упал на мгновение, уронил в пыль узел и бросился с новой силой прорываться к Блейзу.

- Нам нужен маг! – закричал он, и Тайшьен дал знак остановиться. Заклинатель уже тронул поводья, направляя лошадь к детям. Нагнувшись, колдун внимательно и серьезно выслушал рассказ, потом кивнул и принялся шарить в седельной сумке. Нашел пузырек, взболтал содержимое и протянул мальчишке. Улыбнулся в ответ на благодарность и вернулся к Блейзу.

- Дети, - тихо рассказал он. - У них кто-то попал под неполное заклинание, так что сделался наполовину быком. Вроде буцефала. Нестабильная метаморфоза. Скверно, но угрозы для жизни нет, а если успеют напоить ремедиумом, то, скорее всего, вернется и человеческий облик. Можем ехать?

Блейз покачал головой, впечатленный не так жутким рассказом детишек, как тем, что у заклинателя оказался под рукой препарат, преодолевающий подобное колдовство. Чем же они занимаются с этим самым Цойссом, раз такие случаи – привычное дело?

Тайшьен вздрогнул и послал коня вперед, к уже заждавшимся магам претендента. Сейчас он уже менее мрачно смотрел на будущее, коль скоро с ним был подобный мастер.

- Вы очень многое умеете, - сказал он заклинателю, но тот медлил с ответом. Обернувшись, Блейз увидел, как руки колдуна начинают мелко дрожать. Он выглядел так, словно увидел собственную смерть – или хотя бы поздоровался с ней за костлявую лапищу.

- Очень многое, - кивнул наконец заклинатель, в голосе которого звучало горестное прозрение, - очень многое. Лучше бы я умел вовремя остановиться.

Блейз пожал плечами и пришпорил коня.

 

***

Принц встал, как вкопанный.

Легкий ветерок, шумевший кронами сосен вокруг лагеря, теребил край ткани. Узел был большим, тяжелым даже с виду, но больше всего удивляли цвета. Цвета знамени полка драконьеров, присягнувшего серебристому соболю. Стража не прикасалась к странному свертку, а за Блейзом наблюдало множество глаз, и оставить узел он просто не смог бы.

- Магии нет, - заявил невидимый маг, - но лучше возьму я.

Узел развернулся в воздухе, и на землю упала неплохая боевая секира литидов. Осталось знамя, слегка опаленное с краю. Шепот прокатился оп сопровождавшим принца воинам и придворным. Не составляло труда додуматься, о чем именно они шепчутся. «Знамена говорят!» Предзнаменование. Предвестие. Символ. Указание свыше. Некоторые были удивительно суеверны.

- Это ли не знак? Это не знамена ли говорят к нам? – задумчиво спросила пустота, и принц кивнул, щурясь на восходящее солнце.

Может быть, стяг и вправду был провозвестником побед и славы. Может быть, кто-то просто пытался стащить запасной флаг полка. Так или иначе, он уже слишком много времени провел в изгнании, в неустанных трудах по постройке дома из мокрого песка, норовившего рассыпаться без следа. Пока родич правил в столице и отправлял на виселицу сторонников серебристого соболя. Пока грабили и убивали, прикрываясь необходимостью бороться со смутой, той самой, которую он не решался начать в открытую.

- Знамя драконов, - сказал он печально, - одолевшее литидов герцога. Пусть так. Передай им всем, - в голосе зазвенела медь приказа, повеления, - что мы поступим именно так. Пусть начинают. Мы выступим, когда увидим большой пожар.

 

***

- Так, - негромко сказал Орвин, приобнимая девчонок за плечи, - а теперь нам бы надо найти того парня. Что с бычьей головой. Сможем?

Гайя и Грета переглянулись, потом закивали.

- Это надо бежать, - Грета вдруг запнулась, - ну вот так, - она отчаянно зашевелила руками, - ну… будто сквозь воду, понимаешь? А потом будет такая калитка, ты ее не видишь, только левой рукой открываешь, и все, а пото-ом…

- Только это у тебя сразу не выйдет, братик, - сказала Гайя, - придется потерпеть. Мы тебя не бросим, не бойся. Мы вместе доберемся до нужного времени. Просто доживем. Минута за минутой. День за днем. Это ведь не так долго, знаешь?

Орвин изо всех сил отодвигал подальше паническую мысль о том, где они оказались и чем это может обернуться. Уж костром – как пить дать! Слыханное ли дело: по двое одинаковых ребятишек?! Тут уж даже мама может встретить их по-всякому, как наперед угадаешь?..

Вокруг грузно ворочались засыпающие драконы, перекликивались караульные, от костров вкусно тянуло мясной похлебкой и кашей.

- Доживем, - проворчал он, понимая, впрочем, что после города, разрушенного войной, они и впрямь найдут способ дожить до нужного времени. - Если только выберемся из этого места.

- Мы покажем, - тихо сказала Гайя, - ты только держись за нас, хорошо? И мы обязательно покажем! А потом будем учить буквы дальше, да? Ведь мы еще столького не умеем!

- Буквы, - запела Грета, улыбаясь, - да! Да! Буквы!

Они вцепились в Орвина с обеих сторон – теплые, растрепанные, возбужденные, и он улыбнулся им почему-то и почти весело спросил:

- Ну что ж… На которой мы остановились?

- Делт, - защебетали сестренки, - иначе «дверь». Осторожно, - в один голос добавили они, - сейчас немножко вверх надо шагнуть!

- Да, - сказал Орвин, чувствуя, как под ногой и впрямь нащупывается странная упругая ступенька, - так вот, дальше буква хэ, или «молитва»…

В следующий миг их уже не было в лагере принца под знаменем серебристого соболя.


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 20. Оценка: 3,05 из 5)
Загрузка...