Холодный камень, жертвенный алтарь. Кто эта женщина? Как ее звали? Рассекает плоть в очередной раз мой кинжал, стекает кровь дымясь. Крик ужаса и боли в ушах стоит привычным звоном. Кто я? Кем был я наречен?

Очередной разрез и резко отрываю кусочек кожи. Ласкает слух надрывный вопль. Агония, страдания — ее. Блаженство для меня. Так важно правильно все делать: терзай, но не убей раньше положенного. Какой по счету станет эта жертва?

Я выполнял свою работу всегда хорошо. Но меня прежде никогда не прерывали. Моя мастерская страданий всегда служила мне оплотом уединения и спокойствия. Оттого дверь, что с шумом отворилась, впуская в просторную залу непрошеную гостью, отвлекла меня. Я допустил осечку: рука дернулась, и кинжал прошел слишком глубоко, задев артерию. Гнев охватил меня. Намереваясь убить гостью, я метнул орудие своего творчества в сторону двери.

— Весьма… теплое приветствие, — отозвалась девица, в замешательстве глядя на рукоять кинжала, торчащую из ее груди.

Не обращая внимания на кровоточащую рану, она грациозно пересекла залу.

— Непросто было найти это местечко. Не скажу, что всегда мечтала оказаться в страдальщине ревнивого божка…

— Как ты смеешь?! — меня охватила ярость. — За такую дерзость, оскорбление Бога тебе следует отрезать язык и заставить съесть его!

— О-о, звучит интригующе!

Присев на алтарь, девица с интересом устремила свой взор на меня. Ей в самом деле пришлась по нраву эта идея.

— Убирайся из моей мастерской, — я отвернулся от нее, намереваясь прибрать инструменты или заняться чем-либо еще, покуда моя жертва скончалась раньше положенного.

— Обязательно покину это дивное местечко сразу, как исполню волю душонки, — девица небрежно провела пальцем по луже крови у тела женщины, а затем облизнула его, очевидно, смакуя. — Столько отчаяния и абсолютно никакого желания жить. Лишь жажда смерти.

Я молчал, протирая тряпкой свои ножи и скальпели, щипцы и молоточки, пока гостья без умолку болтала невесть о чем.

— А ты, я смотрю, не из общительных, — напускная досада отразилась на лице гостьи. — Скажи мне, помнишь ли ты свое имя?

— Кинжал, — приказал одним словом я вернуть свое орудие, все еще сидевшее в груди незнакомки.

— Ц-ц, нет, это не имя, — она отвела взгляд. — Мне кажется, Микола. Да-да, точно! Ми-ко-ла.

— Я сам его достану, если не отдашь.

Она спрыгнула с алтаря. Разыгрывая раздражение и обиду, веселясь таким образом, девица продолжала сыпать словами и вопросами. Но, в конце концов, сдалась под моим напором безучастности. Ловко потянув за рукоять, она достала кинжал из своей груди. С интересом я отметил, как мгновенно затянулась рана, не оставляя и следа от недавнего ранения. Лишь кровь, пропитавшая ее черное платье, говорила о том, что девица была смертельно ранена. Смертельно ли? Мои мысли заполнили фантазии о том, как долго можно было бы ее пытать, кромсая плоть, дробя кости.

— Я знаю, о чем ты думаешь. Боюсь, демоницы в жертвах не сгодятся. Все удовольствие от пыток я заберу себе, оставив твоего бога и тебя самого ни с чем, — на ее лице играла опасная улыбка, притом, вероятно, вполне искренняя. — Как давно ты смотрелся в зеркало?

Эти глупые вопросы утомляли, как и затянувшееся присутствие гостьи. Убить ее не получится, с силой выволочь — тоже. Вернется ведь обратно.

— Говори зачем пришла и поскорее.

— А куда торопишься? Жертвы новенькой нет же еще, — девица демонстративно покружилась на месте, разглядывая зал. — Пусто. Тут только ты да я. А, ну и вот эта бедняжка бездыханная. Кстати, мне любопытно, чем ты занимаешься, когда заканчиваешь с одной жертвой, а новой еще нет?

И вновь оставил вопрос без ответа, отвернувшись от нее, принялся начищать инструменты. Скоро творить на новом теле. В мастерской должен быть порядок. Бездыханную жертву окутало черное пламя: ее кожа зашипела плавясь. Гостья с неподдельным интересом наблюдала за тем, как стремительно сгорает истерзанная плоть, обугливаясь и следом рассыпаясь.

— Как занимательно. Напоминает дом! — она с восторгом хлопнула в ладоши. — Всего за пару мгновений от тела остался лишь прах.

— Что тебе нужно здесь?!

— Ты не отвечаешь на мои вопросы, зачем мне отвечать на твои? — девица надула губы и скрестила руки на груди. — Давай так. Ты ответишь на один мой вопрос, а я расскажу тебе, зачем я тут.

Мне совсем не хотелось разговаривать с этой демоницей, но я понимал, что она вряд ли покинет мою мастерскую, не получив желаемое.

— Ладно.

Девица вновь уселась на алтарь. Закинув ногу на ногу, она наклонилась вперед, заглядывая мне в глаза, ища в них что-то. Недобрый блеск в ее взгляде насторожил меня, но не испугал. Лишь Бог может вызвать во мне трепет или страх, но точно не демоница.

— Столько дев побывало на твоем жертвенном алтаре. Как много крови было пролито на этот камень. А сколько воплей слышали эти стены, — она прикрыла глаза, словно прислушиваясь к чему-то, на ее лице растянулась улыбка. — Да-а, я слышу. Эта мольба, это отчаяние.

— Каков твой вопрос?

— Ах да. Вопрос. Скажи мне, была ль на этом алтаре твоя возлюбленная?

Я рассмеялся. Искренне и громко. Какой абсурдный вопрос!

— У меня нет возлюбленной.

— Ну, если она была здесь, то ты прав — ее уже нет.

— И не было. Мое дело — служить Богу и только ему.

— Ты не помнишь, — озарение отразилось на лице демоницы. — Как не помнишь своего имени и даже своего лика.

— Мое дело…

— Да-да, — она отмахнулась от меня прерывая. — Служить Богу и все такое. Жертв своих ты не запоминаешь. Осуждать не буду, кто б их стал запоминать. Скука. Ладно, разговаривать с тобой и в самом деле невозможно. Тут молчишь, тут не помнишь ничего. Перейдем к делу.

Демоница вновь спрыгнула с камня и повела плечами разминаясь. Прочистив горло, она медленно подняла одну руку над головой, а затем взмахнула ей в воздухе. Рядом появилось облако дыма. Оно стало постепенно уплотняться, пока не обрело человекоподобную форму. И вот передо мной стояла дымясь незнакомая старушка.

— Таких я в жертвы не беру, — фыркнул я.

— О, милый, это не жертва. Впрочем, ты и сам сейчас все узнаешь, — демоница повернулась к старушке, ее лицо исказила ядовитая улыбка. — Как и обещала: я его нашла. У вас есть пять минут. Наслаждайся!

Пожилая женщина сощурилась, разглядывая мое лицо. И отчего-то мне стало не по себе. Она была мне незнакома, но где-то в глубине моих остатков души заворочалось неприятное чувство. Было ли то сожаление, иль стыд, а может и подобие страха — я не знал. Подумалось тогда мне, вдруг это мать одной из жертв, что стала моим шедевром, подношением Богу. Я отвернулся, старательно ища в себе привычное спокойствие.

— Микола? — старушка наклонилась ко мне ближе. — Мои глаза давно уже не так остры, как прежде. Да и в посмертии все видится совсем… иначе. Но чувствую, что это ты. Сынок, что с тобой стало?

В ее голосе слышалась боль. Эта душа страдала — я знаю.

— Вы меня с кем-то путаете. У меня нет имени.

— Мой мальчик… Неужто от тебя совсем уж не осталось ничего? Должно же быть в твоей груди сердце. Оно-то знает, чувствует и помнит все.

Старушка сделала шаг мне навстречу, протянув руки.

— Миколушка, взгляни на меня. Не прячь лица, молю, — ее голос дрожал в волнении.

И это задевало мою… плоть? Я обернулся в удивлении, не понимая, что со мной не так. Зудели легкие, сжималось сердце, а в голове воцарился хаос из непонятных мне мыслей. Они порывистым ветром взмывали и пикировали, кружились вихрем, и ни на мгновение — не останавливались. Не давали мне и шанса ухватиться хоть за одну. Мой взгляд встретился со взглядом старушки. На секунду, и только, ее напугал мой лик. А следом она горько улыбнулась.

— Это в самом деле ты, мой мальчик. Что же ты сотворил с собой? Куда же привели тебя странствия? Неужели — это, — она обвела рукой просторную залу, — то, что ты искал?

— Я вас не знаю и ваши вопросы мне непонятны. Мое дело — служить Богу. Я его жрец, его избранник, любимый муж. А ты, — гневливо обратился я к демонице, — вторглась в мою мастерскую и устроила тут весь этот спектакль! И так ведь и не ответила зачем ты здесь! К чему мне здесь эта старушка?

— Ц-ц, — девица даже не подняла на меня своих глаз, ей куда более интересны были ее острые ногти. — Старушка эта, мать твоя, заключила со мной сделку. Особо мне неинтересны души стариков, но, как мы понимаем, жертва — есть жертва. В моем же случае — душа. Мы, демоны, честно выполняем свою часть сделки, иначе бы давно уже иссохли без, так сказать, заказов. Просила эта бедная женщина разыскать ее бесследно пропавшего сына. Мол, отправился он лет тридцать назад в некий поход, да так и не вернулся. Все, чего она желала — лишь узнать, что сталось с ним. Коль умер, так помолится за душу, а если жив — то хоть поговорит. И вот ты здесь, она здесь и я тоже.

— Молитвы боле мне недоступны. Могу лишь поклясться в любви своей. Я каждый день молила о спасении твоем, о том, чтоб невредимым ты вернулся в отчий дом. Быть может, Боги слышали меня. Быть может, укажут тебе путь спасения, — старушка вновь протянула ко мне руки. — Миколушка…

Слова незнакомой женщины резали мое нутро. Часть меня откликалась на каждое сказанное ею слово. И незаметно для себя, я протянул свою руку навстречу ей. Но ощутил лишь плотный воздух, смятение и отвращение к самому себе.

— Ан-нет, никаких касаний! — возмутилась демоница и взмахнула рукой в воздухе. — Поди прочь, твое время истекло.

Старушка обратилась снова в дым. Девица щелкнула пальцами, и тот вовсе исчез, оставив после себя лишь слабый запах гари.

— Ну, что ж. На этом все. Можешь вновь возвращаться к своим кроваво прекрасным шедеврам. Жаль только, что ты не смог утолить моего любопытства.

Непрошеная гостья расслабленно вздохнула и, окинув напоследок взглядом мою мастерскую, развернулась и зашагала в сторону выхода.

— Постой, — окликнул ее я. — Как твое имя?

— Знаю, я само очарование. Но ты, мягко говоря, не в моем вкусе, — бросила мне с насмешкой в голосе демоница.

— А если мне нужны будут твои услуги?

— Ну и ну, — мой вопрос вынудил замереть ее в дверях. — Сожги перо, что я оставила на алтаре.

Я бросил взгляд на алтарь: на камне и в самом деле лежало черное птичье перо. Часть меня намеревалась избавиться от него тотчас, другая же, о существовании которой и не знал, или не помнил, до этого дня, оказалась проворнее. Перо я решил отнести в смежную комнату, где хранились различные книги и свитки. Разместив его на одной из полок, намеревался уже вернуться к подготовке алтаря для новой жертвы. Вот только мой взгляд зацепился за корешок какой-то книги. Сколько ж она здесь стояла, на самом видном месте, но была незаметна для моего острого глаза? Мои пальцы потянулись к книге, но замерли в паре сантиметров. Чужеродное сомнение, словно поселившийся паразит в моем разуме, парализовало тело. Второй раз за сегодня с шумом отворилась дверь в зале, отвлекая меня от загадочной книги. Я поспешил встретить охотников и новую жертву.

И вновь моя мастерская наполнилась ласкающим слух криком отчаяния, мольбой прекратить эти пытки и страдания, надрывным плачем и прерывистыми всхлипами. Инструменты были продолжением моей руки, самого меня. Каждый надрез был безупречен. Шедеврален. Жертва за жертвой. Боль за болью. И в конце — незримая благодарность Бога. Я чувствовал ее в своем сердце и плакал каждый раз, ощущая его присутствие в себе. Вот только мне стало казаться, что я не совсем искренен в проявлении своих чувств. Словно моя беззаветная любовь к моему Богу пропитана ложью. И с каждой новой жертвой пересыхало горло, дрожь пробегала по спине, навязчивая мысль поселилась в голове: кто я?

В свободное время я все чаще стал удаляться в смежную комнату, полную свитков и книг, но не помнил, что меня туда так тянет. Отчаянно пытаясь вспомнить, я обводил помещение взглядом в поисках чего-то необычного. И каждый раз не находил. Однажды даже я пришел в ярость, сам не понимая причин. Полетели чернила и перья, свитки и дневники с записями на пол. Я вопрошал своего Бога отчего он безмолвствует. Лишь принимает мои шедевры, одаривая очередной порцией благодарности… Благодарности ли? Не наказывает покорного раба своего за спутанные мысли, не чувствует неискренность в жертвоприношениях. Бог отвернулся от меня? И следом зародилась следующая мысль: мой ли это Бог?

Перед глазами встал образ демоницы — недавней гостьи мастерской. Она насмехалась надо мной, водя перед лицом черным пером. О чем я мог бы попросить ее, зачем вообще спросил тогда, как мне найти ее? Я подошел к той полке, где покоилось перо с намерением сжечь его. Быть может, демоница что-то сотворила со мной, запутала все мои мысли своими играми. А та старушка… При мыслях о пожилой женщине мое сердце сжалось. Глаз зацепился за корешок загадочной книги, которую в прошлый раз я так и не решился раскрыть. Сейчас же, одолеваемый яростью, потерявший покой, схватил книгу прежде, чем подвергся бы сомнениям. Упал на колени и трясущимися руками открыл случайную страницу, страшась того, что могу узнать. Откуда такая мысль зародилась в моей голове? Как появился в моей душе страх перед чем-то кроме Бога?

Жадно впитывал каждое слово, сражался с паразитом внутри себя, не веря написанному моей же рукой и, одновременно, надеясь, что все истина. Чем дальше я читал, тем прочнее убеждался в том, что книга эта — мой дневник. Позабытый, спрятанный на виду с одной лишь целью: не быть прочитанным. С каждой страницей менялся слог, а почерк становился рваным, словно выводить буквы написавшему становилось трудно. Мне открывалась правда о самом себе, но верить ей было невероятно сложно. Вся моя гниющая и смердящая плоть противилась написанному. Но на последней странице во мне снова что-то треснуло. Дневник выпал из моих рук, а сам я с непониманием уставился на свои серые руки. Я ощутил жжение в глазах и влагу на щеках. Слезы? О жертве? Туман ядовитых мыслей заполонил мой разум.

Перо горело невыносимо медленно. И все же, сгорев дотла, оно исполнило свое предназначение. За моей спиной послышался стук каблуков.

— Не думала, что это произойдет. И все же, я заинтригована.

Демоница прошла мимо и, прислонившись к столу, принялась разглядывать с интересом отступника, предателя ревнивого Бога. Меня.

— У меня есть ответ на твой вопрос, — скорбно заговорил я.

— Ответ? — растерянно спросила она. — А каким был мой вопрос?

— Как же ты не помнишь? — возмутился я.

— Милый, десяток лет уж прошел, — демоница рассмеялась.

— Но… как же так?

— Так что же за вопрос там был?

Поднявшись с пола вместе с книгой-дневником, я подошел вплотную к демонице, вызывая у нее видимое отвращение.

— Скажи мне, как покинуть это место, как освободиться от этого… лжебога?

Демоница разглядывала меня с недоверием. В ней не было прежней веселости.

— Тебе нечего мне предложить. Твоя душа смердит подобно плоти.

— И все же, ты здесь. Ты мне оставила свое перо, — довольно протянул я. — Вот, мой дневник, ты его получишь. Если поможешь мне освободиться.

Она звонко рассмеялась.

— С чего ты взял, что мне это будет интересно? — она сделала паузу, явно обдумывая предложение. — И даже если так, неужто думаешь, я способна тебя вывести отсюда?

— Уверен, тебе ничего не стоит вытащить меня отсюда. Что касается дневника — в нем я описал свои странствия, поиск одной реликвии и Бога. Меня обманули и с тем и с другим. Но полученные знания оказались довольно ценными. Помоги мне выбраться отсюда, а я найду эту реликвию для тебя.

Помедлив в нерешительности, демоница все-таки взяла протянутый дневник. Она открыла его и принялась бегло читать. Поначалу смеялась, листая страницы, но вскоре веселье на ее лице сменилось серьезностью. Дойдя до середины, она захлопнула книгу-дневник, задумчиво вперила свой взгляд в мое лицо.

— Ты жаждешь выбраться из рабства лжебога и сразу броситься во власть демоницы?

— О, я буду свободен. В конце концов, мы договариваемся лишь о том, чтобы я достал тебе эту реликвию, не более.

— Что помешает мне самой ее добыть? Вот твой дневник в моих руках, а на его страницах все о реликвии и как ее найти.

— Так ли это? — тут уж усмехнулся я, ощущая собственное преимущество.

Моя гостья вновь распахнула дневник. Найдя нужную страницу, стала перечитывать слова и предложения, все сильнее хмурясь. Чертыхнувшись, она подняла взгляд на меня.

— Что ж, ты и вправду меня заинтересовал. Предложение крайне вкусное. Я вытащу тебя отсюда, но будь готов, что твой бывший божок станет точить зуб.

— Уж в этом я не сомневаюсь.

Я почувствовал некоторое облегчение. Мне еще многое предстояло вспомнить о своей прежней жизни, о путешествии, что стало поворотным в моей судьбе. Еще многих предстояло оплакать. Мне не вернуть себя, не повернуть вспять время. О, моя плоть не перестанет гнить, как и не исчезнут жестокие мысли. Желание приносить страдания, темные мысли и жажда крови будут преследовать меня покуда не буду повержен или обращен в прах годами. Я буду сопротивляться своей, извращенной лжебогом, новой сущности как только смогу. Но боле не останусь здесь, не буду прислуживать обманщику.

Демоница щелкнула пальцами: комната поплыла перед глазами, все вокруг словно размазалось. Мои ноги подкосились и я упал, но вместо холода гранита, ощутил под пальцами влажную и мягкую землю. В нос ударил солоноватый воздух, ветер ласково щекотал то, что осталось от моей кожи. Я запустил пальцы глубже в почву, и впервые за многие годы по-настоящему радостно рассмеялся. Живой, настоящий, мой родной мир, а не затхлое и темное подземелье да холодные стены, пахнущие кровью.

— Прежде чем я вернусь к себе, а ты отправишься на поиски реликвии, все же хочу узнать, что за вопрос тебе я задавала тогда? Какой ответ? — напомнила о себе демоница.

Сердце сжалось, но вместе со скорбью в нем разлилась еще и ярость. Я жаждал мести.

— Ты спрашивала, была ли на алтаре лжебога моя возлюбленная. И мой ответ: была. Тогда утратил я себя и стал слугой лжеца.