Настя Жолудь

Почему люди такие дураки?

― Не стучи дверями! ― Сола отбросила в сторону снег с деревянной лопаты.

Она поправила седые волосы, которые выбились из-под цветастой косынки, и продолжила очищать двор. Снег прибывал. И если вчера нападало по колено, то сегодня уже до бедра. И это в деревне.

― Я и не стучу, ― как заторможенная ответила девушка в коричневом тулупе с красной косынкой на голове. Девушка потянулась, а потом принюхалась. ― Вкусно пахнет! Ай!

В грудь ударился снежок и рассыпался.

― Димия, ― рыкнула девушка и посмотрела в ту сторону, откуда прилетел снежок. ― Ах ты!

― Линка! ― засмеялась Димия и бросила ещё один снежок, но Лина перехватила его в воздухе.

Через секунду красный платок вместе с хозяйкой оказался около Димии.

― Ешь его! ― протянула Лина и засунула снежок в рот мелкой Димии.

― Девочки! ― шепнула Сола и стиснула зубы, но Лина и Димия вытянулись по струнке. ― Взяли. Сани. Пошли. В лес. ― Она отчеканила каждое слово, а потом снова начала убирать снег, как ни в чём не бывало.

Лина сильнее завязала красный платок и пошла к воротам. Димия отряхнулась, взяла санки и потащила их к Лине.

― Вкусно пахнет, ― повторила Лина и облизнулась.

― Ага, свинью колют в конце деревни, ― она повернулась к Лине. ― А нам в лес.

― За дровами, ― засмеялась Лина.

― За топливом.

Они шли по натоптанной колее быстро, казалось, что им не почём сугробы. Солнца не было уже давно. Только тучи, мороз и постоянная серость.

― Хорошее место, ― протянула Лина. ― Нужно было раньше сюда приехать.

― Если бы кто-то был как все, сидели бы на одном месте, - буркнула Димия. – Я хотела в Берёзовке остаться. И Оля тоже постоянно переезжает из-за нас. Хорошо хоть раз в десять лет встречаемся.

Лина забрала санки у Димии и повесила себе на плечи, как мешок с картошкой. Хорошо, что они уже вышли из деревни, никто не удивился такой силе и выносливости у девушки. Сёстры подошли к лесу. Мрачные серые сосны качались из стороны в сторону, как будто рассказывали страшную тайну. Скрипели, скрежетали и шептали, но, к сожалению, голос леса не все понимают.

Димия и Лина зашли на несколько метров вглубь и свернули с тропинки. И исчезли. Ни следов, ни санок. Только вдали завыли волки, понимая, что появились сильные соперники.

***

Сола закончила чистить двор и посмотрела в небо. Она подняла ладонь, примерила к месяцу, шепнула:

― Сегодня двадцать восьмое, а полнолуние через один, два..

― Здрасти, вам у хату! В смысле во двор! В смысле, просто здрасьте! ― сивый дедок поправил ушанку около калитки.

― Здравствуйте, ― Сола опустила руку.

― Как поживает Степановна? Ей уж легче? ― дедок приоткрыл дверь и остановился, путь к дому перекрыла Сола.

― Степановна, хорошо.

― А ну да, ну да, ― кивнул он. ― А тож обещала она мне, что поможет детей глянуть, пока мы кабанчика разберём. И разболелась так. Я загляну в дом то?

Сола тихонько скрипнула зубами, а потом улыбнулась так, как будто этот неказистый дедок, любовь всей её жизни:

― Никодим Астафьевич, ой, что вы! Она отдыхает сейчас, отсыпается. Вы завтра заходите.

― Дык я одним глазком, гляну и обратно, ― Никодим Астафьевич, попытался обойти Солу, но ничего не вышло. Она стояла, как стена, не пускала его к дому. ― А дочки ваши де поделися?

― Дочки?

― Ну да. Такие молоденькия. А вы скажите им, хай вечерком забегают в хату к старосте. Это самый большой жёлтый дом около магазина. Наша молодёжь вечером собирается.

― Ладно, скажу. Но они не любят, когда много людей.

― Стесняются, дык здорово. Там и хлопцы будуть, - Никодим Астафьевич встал на носочки и смотрел на дом через плечо Солы. ― Дык, де дочки то?

― В лес пошли, еловых лапок набрать, шишек насобирать.

― Дык, я зайду к Степановне, то? ― не унимался Никодим Астафьевич.

― Спит она, лучше пока не тревожить. Я скажу ей, как проснётся, что вы заходили. ― Сола уверенно стояла на своём.

Никодим Астафьевич ещё раз зыркнул на дом, Солу и ушёл. Сола вздохнула, поправила платок и зашла в дом.

***

Старуха сидела около забора и покрикивала:

― Ванька, аккуратней лей воду! Слепой что ль! Матери ещё пальцы нужны!

Сладковатый аромат крови и вонь от фекалий, заставляли шестнадцатилетнего Ваньку каждую минуту отбегать от матери к другой стороне забора, чтобы сплюнуть то, что никак нельзя было проглотить. Слюна впитывала все ароматы и вызывала рвоту, но Ванька держался, не впервой помогать матери. Разбирать и промывать кишки свиньи ― дело не для слабаков. Мороз к вечеру усиливался, так что только вода и грела руки, хоть мать и брехалась, скорее по привычке.

― Осталось три дня. ― Старуха стукнула требухой на белый снег. ― Никодим! Где пропал то?

― Он к Ольге Степановне пошёл, ― Ванька прибежал с новой порцией горячей воды.

― Лей, а то треплешься! Чего иди то, заболела. Бывает. Ещё и племянница с дочками приехала. Да и лет то ей скока? За сотку перевалило. Да ж не знаю повезло или нет, столько жить то. Девки то красивые хоть приехали?

― Ага, красивые,- Ванька плеснул мимо кишок последнюю воду. ― Особенно Линка. Бледная, как снег и загадочная, как богиня.

Старуха развернулась и треснула Ваньку по уху:

― Мал ещё! Заглядываться на девок! Интересно, надолго они к нам? ― шепнула она. ― Осталось три дня. Снова придёт Старец. Кого взять то? Не хочется своих изводить. А, что если… Никодим!

― Ась? ― Никодим зашёл во двор. ― Туточки я уж. Пришёл!

― Проверь дома как невестки колбасы пихают! А то сала набьют и невкусно будет.

Никодим сделал несколько шагов, а старуха снова его окликнула:

― Стой! Сама проверю, а ты отмой остальное.

― Ладно, Бояна, ― Никодим приобнял свою старуху и поцеловал.

Она зарделась и ткнула локтем под бок.

― Ой. Старые мы уж! Слушай, осталось три дня. Коль не найдём девушку, придёт Старец…

― Да знаю я. Мы уж со старостой все обсудили. Своих жалко, попробуем о приезжих всё узнать.

― И я так прикинула. А они нормальные?

― Кто ж их приезжих знает. Но вечером пригласил их на вечорку к молодёжи. ― Никодим подмигнул Бояне.

― Там и проверим. Ванька! Неси бате воду!

Из дома выбежал в безрукавке Ванька. Он нёс кувшин горячей воды и улыбался лоснящимися губами: не каждый день свеженины поешь.

***

Ой, то не вечер. то не вечер,

Мне малым-мало спалось,

Мне малым-мало спалось,

Ох, да во сне привиделось.1

Линка и Димия зашли в жёлтый дом, голоса смолкли. На сестёр смотрели с одной стороны парни, а с другой девчата. Кто с любопытством, кто с радостью, а кто и с завистью. Молодёжь сидела по лавкам вдоль стен, а молодой гармонист на табуреточке около печки. Рядом с ним сидела молоденькая девушка с расплетёнными косами. Она единственная улыбалась и что-то шептала.

Линка и Димия бледные аккуратные, как кружево, выглядели так, как будто из другого мира.

Мелкий Ванька сообразил быстрее других и подскочил, чтобы помочь снять тулуп и куртку. Остальные тоже пришли в себя и зазвучали звонкие голоса девушек и глухие парней.

― Заходите!

― Здравствуйте!

― Давайте с нами петь!

― А танцевать любите?

― Васька, давай Селезня!

Васька растянул баян и заиграл. Посреди комнаты четыре пары выстроили друг против друга и началась канитель. Пары делали ворота руками и ныряли друг другу через них. Они прыгали, подскакивали, махали руками и пели, как и все остальные вокруг. Одни пары напоминали птиц, которых ловили другие. Потом они менялись местами.

Димия крутила головой и высматривала себя пару, а Лина крепко держала её за руку:

― Стой на месте.

― Отстань, ― Димия вырвала руку и схватила Ваньку.

Одного роста и похожие друг на друга, они как воробушки крутились, стараясь повторить за остальными парами. Димия смеялась, а Ванька хохотал вместе с ней. Он покраснел, а его чёрные волосы, стали ещё темнее от пота. Димия же оставалась такой же бледной. Иногда она на секунду опускала голову Ваньке на плечо и вздыхала.

Странная девушка с расплетёнными косами тоже танцевала, но только сама по себе. Она переминалась с ноги на ногу и громко хохотала. Но на неё никто не обращал внимания, не считая того, что все аккуратно её обходили, если девушка их толкала. Никто не ругал и не поправлял.

Лина смотрела на всё, иногда сглатывала слюну и отошла в сторону. Она села на лавку около девушки, которая вышивала васильки на скатерти.

― Странная какая, ― Лина разглядывала девушку с растрёпанными волосами.

― Сама ты странная. ― Вышивальщица подняла голову. — Это наша Антонина.

― Маки добавь, ― буркнула Лина. ― Красный лучше синего.

― Не-а, я васильки люблю, ― улыбнулась девушка. , Если что, после меня останется красота.

Танец закончился, и Димия плюхнулась к сестре:

― Здорово как! Линка, танцуй!

― Отстань, я посижу. Хоть понюхаю.

― Ты что не наелась? ― Шепнула Димия.

― Это не то.

Гармошка зазвучала снова, а к ней добавилась и дудочка. Девушки затянули жалобную песню

Ой, зима, зима настала,

Время жалости пришло.

Ой зима, зима пристала,

Боль былую принесло.

Не хочу я быть такой,

Но хочу я быть другой.

Кто-то должен быть со мною,

Если мне не повезло.

― Кто-то должен быть, ― подключились парни.

Девушка рядом с Линой вытерла слезу. Антонина снова села к печке и подвывала в такт песни. Все опустили голову и пели, тоскливо и обречённо. Васька-гармонист стянул меха и выкрикнул:

― Годе хлопцы горевати! Пора силой меряться.

― Репка, ― сказал Ванька и достал из-за печки палку.

Ребята подхватились, разделились на две команды так, получилось два ряда. Палка оказалась между двумя парнями в начале каждого ряда. Первые крепко ухватились за палку, а остальные вцепились друг за друга и стали тянуть.

Девушки смеялись и подбадривали парней. Линка смотрела под ноги, её ничего не интересовало, кроме одного. А Димия подбадривала Ваньку. Она орала, вскакивала и снова садилась, подбегала и убегала. В итоге палка сломалась, и парни попадали на пол, а в доме хохот стоял несколько минут.

Сёстры ещё час посидели и пошли домой. Ванька вызвался проводить. Димия шла с ним рядом и вздыхала. Лина шла впереди и иногда останавливалась, чтобы подождать парочку.

― Ну всё, мне пора, ― сказала Димия у своей калитки. ― Ты забавный.

Ванька чмокнул её в щеку, а Димия оттолкнула его в сугроб.

― Ты чего!

Ванька поднялся и отряхнулся:

― Вы надолго здесь?

― Нет, тридцать первого уезжаем. ― Димия захлопнула калитку и ушла в дом.

Ванька присел снова в сугроб:

― Бать, выходи уже!

Никодим Астафьевич вышел из-за поворота к сыну:

― Ну что, Ванёк, коли воны уезжают?

― Тридцать первого.

― Ну и отлично. ― Никодим Астафьевич постучал рукавицами и улыбнулся. ― Мороз берётся! Ух! Домой пошли.

Ванька шёл, повесивши голову, и подбивал снег сапогами:

― Па, может не надо? Они хорошие…

― Все добрые, Ванёк. Не своих же отправлять коль приезжие есть.

― А чё! Могли бы Антонину. Она всё равно того, ненормальная. Ай!

Никодим Астафьевич дал поджопник Ваньке.

― Она, своя, деревенская. Ты что!

***

В доме стоял гул, шелест и кутерьма. Димия и Линка сидели на печи и смотрели, как мать носилась из одного угла в другой и собирала в сундук вещи. Аккуратно складывала одежду, обувь, книги, тетради.

― Мам, возьми мой рушник, уже не свидимся. Для тебя вышивала, - Ольга Степановна показала на стопку отглаженного белья.

Сола села на кровать к Ольге Степановне:

― Олечка моя, доченька. Не думала я, что так выйдет. Что дочь свою переживу. Прости меня, - она наклонилась, поцеловала её и взяла рушник.

― Мам, благодарствую, что дала выбор. Это лучший твой подарок.

Сола вытерла слезу и шикнула Димии и Лине:

― Чего расселись? Живо, сбегайте в сарай и сани наши готовьте. Скоро лошадей приведут.

Димия накинула куртку и юркнула на улицу, а Лина медленно сползла, аккуратно затянула алую косынку, застегнула тулуп и вышла следом.

― Мам, я умираю. Пусть Линка выпьет меня досуха. Она ж без человеческой крови, такая заторможонная. А она ж не такая, я знаю.

― Нет, ― твёрдо ответила Сола. ― Так нельзя, Оленька. Ты уже дала ей своей крови, достаточно. Мы уезжаем, до следующей деревни она протянет. А там ведьма, она подскажет кого можно укусить и подкрепиться. А ты живи ещё, хоть час, хоть день. Всё лучше, чем умирать.

― Ма, это ты хотела жить вечно. ― Засмеялась Степановна. ― А я нет. Я хотела чувствовать жизнь. Видеть своих, смотреть как всё меняется и не меняется. Мы разные, мам. Я счастливая.

― Ладно, ― Сола захлопнула сундук, ― к тебе этот проныра Никодим всё хочет зайти.

― Не надо, мам. Уедете и пусть заходит.

В сенях загрохотали двери, зашла Линка:

― Мам, всё готово. Но, Димия с тем парнем, Ванькой, убежала!

― Ладно, поехали. Догонит по дороге, она быстро бегает, когда хочет, - Сола поцеловала старуху Степановну, осмотрела дом и вышла.

Тройка пронеслась по деревне быстро, оставляя после себя следы от полозьев, от лошадей и фекалий. А в деревне стояла тишина. Люди спешили домой, закрывали двери, калитки, ставни. Тридцать первого декабря заканчивалось, а значит Старец на пороге.

***

Димия хлебнула из чашки и поставила её на стол. Ванька сидел рядом и тоже пил чай. Они заговорчески переглянулись и прыснули. Димия прикрылась рукой и тихонько засмеялась, а Ванька захохотал так, что звон отзывался в пустой чашке.

На пороге застучали сапоги, и вошёл Никодим Астафьевич. Димия с Ванькой замолкли и отодвинулись друг от друга.

― О, здрасти, соседушка.

― Здравствуйте, ― Димия встала из-за стола. ― Ну, мне пора. Мы уезжаем сейчас.

― А чего сегодня то, милая? Праздник же, ― Никодим Астафьевич растянул улыбку, но глаза остались серьёзными.

― Не знаю. Мамка велела, вот и едем, ― пожала плечами Димия и зыркнула глазами на Ваньку. ― Мы может ещё вернёмся.

Никодим Астафьевич снял куртку с печи и раскрыл, чтобы Димии было удобно одеться:

― Тёпленькая.

Ванька привстал с лавки, но под колючим взглядом отца сел обратно и опустил голову. Кулаки сжал так, что побелели пальцы. Димия это заметила, но засунула руки в куртку и рухнула в объятия Никодима Астафьевича.

― Да, а казалось бы, просто голубые цветочки. Ан нет. Немного шалфея предсказателей с чаем, немного в куртку, и всё. Правильно Бояна сказала, что берёт нечисть и человека. Ванька, чего сидишь? Понесли, староста ждёт у ворот.

Они аккуратно вынесли Димию и положили в сани. Староста потрогал её запястье:

― Чего она холодная такая? И пульса нет.

― Трава так действует. Поехали, пока не очнулась.

Никодим Астафьевич сел на сани сзади, а Ванька около Димии. Он взял её за руку и поцеловал. Лошадь тронулась и медленно потащилась.

Люди выстраивались вдоль своих заборов и смотрели на эту процессию. Вокруг стояла тишина, не считая скрипа саней и фырканья лошади. Солнце так и не было, просто вокруг серость превращалась во тьму. Молодые и старые крестили сани, когда они проезжали мимо, а потом сплёвывали через плечо. Некоторые бросали еловые ветки, так, что сзади осталась заснеженная еловая дорога.

Лошадь остановили у огромной лиственницы на дальней поляне в лесу. Димия ещё спала.

― Я сам, уйдите, ― Ванька спрыгнул с саней.

Он подождал пока отец со старостой отошли так, чтобы их не было видно. Ванька раздел Димию догола. Движения были аккуратными и нежными, но он не позволил себе ни одного лишнего прикосновения:

― Прости меня.

Он поставил её у лиственницы и привязал крепкой верёвкой. Ванька отошёл к саням, сел и шлёпнул лошадь:

― Но! Пошла! ― злобно крикнул он и оглянулся на Димию.

Она выглядела, как белая богиня. Цвет тела мало отличался от снега, казалось, что она сама зима. Что Димия неземная, невесомая сущность всего вокруг.

Ванька спрыгнул с саней, которые продолжили двигаться, подбежал к Димии и обнял. Она открыла глаза.

― Ты чего? ― Димия хотела его оттолкнуть, но не смогла, так как верёвка крепко держала. – Какого лешего?! – Она дёрнулась ещё раз, и верёвка разорвалась.

― Димия? ― Ванька сделал шаг назад и упал в снег. ― Как ты смогла порвать верёвку?

― Что происходит? ― Димия нависла над ним и показала острые клыки. ― Говори!

― Это батя, ― вздохнул Ванька. ― Понимаешь, каждый год 31 декабря приходит Старец. Ему нужно отдать девушку, иначе…

― Иначе, что?

― Иначе он выберет девять домов и заморозит всех там. У нас нет выбора, ― развёл руками Ванька.

― Нет выбора? ― Димия рассмеялась. ― Да, у вас нет выбора. Вы дураки. Вы всё равно погибнете. В итоге.

Ванька встал и снял с себя тулуп:

― Держи, а то замёрзнешь. Пошли Антонину приведём?

Димия одела тулуп и рассмеялась:

― Какие же вы дураки! Антонина, ха! Ты хоть знаешь кто я?

Вмиг она оказалась на нижней ветке лиственницы, а потом спрыгнула в снег. Аккуратно, как будто ступила на твёрдый пол. Ни одной снежинки не поднялось. Ванька подбежал и обнял Димию.

― Какая разница, кто ты. Я точно дурак. Давай убежим? Чёрт с ним, с этим Старцем.

― Ванька! Ты где де… ― Никодим Астафьевич не закончил предложение.

Он стоял около ёлки вдали и смотрел, как Ванька обнимает Димию.

― Ты зачем её отвязал?

Никодим Астафьевич по колее от саней быстро подбежал к парочке. Димия, не скрывая клыков, улыбнулась ему:

― Ещё раз здравствуйте.

― Вупырь, ― шепнул Никодим Астафьевич и перекрестился. ― Ванька, беги! Она вупырь!

― Да, уж. Беги, Ванька! ― Димия отпустила Ваньку, но он остался стоять рядом.

Никодим Астафьевич медленно пошёл обратно, даже не повернулся, так и двинулся спиной вперёд. Димия не сводила с него взгляда. При желании, она спокойно могла его догнать и вонзится в артерию на шее, которая от натуги и страха пульсировала быстрее. Особый запах загнанной жертвы ни один хищник не мог пропустить. Димия сглотнула слюну и повернулась к лиственнице.

― Уходи, ― она толкнула Ваньку вслед за отцом. ― Ты такой же, как вы все. Предал один раз ― предашь и ещё. Свои для тебя ничего не значат.

Димия запрыгнула на дерево и понеслась по веткам, как белка. Нагота ей совсем не мешала. Только осыпавшийся снег показывал, где Димия пронеслась, потому что разглядеть её было невозможно. Вдалеке завыли волки. Тонко, протяжно, как будто звали к себе в гости.

Ванька опустил голову и побежал за отцом.

***

День прошёл и ночь пришла,

Силу всем принесла.

Девы кровь сильней,

Чем деревни всей.

Вокруг лиственницы водили хоровод черти, бесы, аспид, шишиморы и высокий худощавый Старец в белой шубе с посохом. На ветке сидела Сирин и подъухивала им в такт.

Они ходили против часовой стрелки. Старец остановился и подошёл к обнажённой девушке, которая была привязана к дереву. Девушка замёрзла, в ней уже не было жизни.

Нечисть собралась за Старцем. Он поднял посох и аккуратно сделал надрез на животе. Сначала выступило несколько капель крови, потом ручеёк. Водопад кишек вывалился из пореза. Нечисть накинулась на тело и стала вытягивать всё изнутри. Они подбрасывали вверх потроха, а те, как игрушки застревали в ветвях. Кровь окропила снег вокруг, деревья и Старца. Его шуба стала багряной.

Сладковатый запах крови привлёк волков и лис, но они не подходили близко. Звери стояли и смотрели из далека на самых страшных хищников в округе. На тех, кто не боялся ничего.

Когда от девушки осталась одна оболочка, Старец снова к ней подошёл и дотронулся посохом:

― Вставай моя помощница, проснись. Настало твоё время.

Шов на девушке исчез, как будто его и не было. Она открыла глаза.

― Где я?

― Ты дома, внученька, ― сказал Старец и протянул ей руку, чтобы она поднялась.

Девушка смутилась, что она голая и прикрылась руками, как смогла. Старец стукнул посохом и появилась голубая шубка.

― Это тебе, милая. Сегодня твоя ночь. Можно всё.

― А можно ещё и голубую шапку?

Старец стукнул посохом и на девушке появилась красивая шапочка с серебристой вышивкой. Сирин спустилась с ветки и села на плечо девушки:

― Уф! Милашка какая! Поехали, побалуемся! Как тебя звать то?

― Антонина, вроде, ― шепнула девушка.

― Поехали! ― Старец снова стукнул и появись белые сани и шесть вороных лошадей, у которых огонь шёл из ноздрей. – Эх погудим!

Сани поднялись в воздух и скрылись, а нечисть продолжила дикие пляски под деревом, на котором висели девичьи потроха. Иногда кто-то из круга подпрыгивал и съедал кровавую игрушку.

***

Димия сидела на санях и смотрела в небо, как будто ждала чего-то.

― Что с тобой? ― Сола толкнула дочь.

― Ма, а почему люди такие дураки?

Сола обняла дочь и тоже посмотрела в небо:

― Они не дураки. Глупые, может быть. Хотя, скорее они трусы, бояться жить. Вот и маются.

― Как Олька?

― Оленька, не такая. Она Человек, которых мало. Жаль, что у неё детей не могло быть. Хотя она чужих постоянно нянчила, может кому-чего и привила правильного.

― Хо-хо-хо! ― по небу пронёсся странный бас, а потом проплыли огромные сани с чёрными лошадьми.

― А мы плохие? ― Димия повернулась к матери.

― Конечно, ― хмыкнула Линка, сняла косынку и взвизгнула саням. ― Хорошо погулять! Возьмите меня с собой!

― Заткнись, ― Сола треснула дочь и накрыла дерюгой. ― Только Старца нам сегодня не хватало. Димия, мы разные. Но точно не дураки. Мы по крайней мере понимаем: кто мы, и сами решаем, кем быть. Монстрами или нет.

― Я не решаю, ― всхлипнула Линка, выглядывая из-под дерюги.

― Замолкни! ― в один голос рявкнули Димия и Сола.

Впереди виднелась деревня, где жила ведьма, а значит, надежда есть. Тяга Лины к человеческой крови была слишком сильной, она часто срывалась. Но ведьма могла всё исправить.

Дорога жизни делает разные повороты, главное ― не быть дураками.

Примечания

  1. Народная песня.

Оцените прочитанное:  12345 (Ещё не оценивался)
Загрузка...